— Мы умерли? Мы призраки? Вы это имеете в виду?
— Нет. Здесь всё по-настоящему, — поначалу Лила не была в этом уверена, но сейчас все сомнения исчезли. Знакомство с этим местом, может и, порой, вызывало отвращение, но укрепляло веру в реальность происходящего.
— Сколько вы уже здесь?
— Почти восемь месяцев. Может, дольше. Здесь время движется быстрее. Полагаю, там, откуда ты… пришла, прошло не больше недели, так?
— Пять дней. Кажется, — ответила Линни.
Лила жадно вцепилась в возможность узнать свежие новости, будто долго жила в лесу и, наконец, вышла к людям.
— Расскажи, что происходит в Дулинге?
Линни взглянула на Лилу, затем огляделась вокруг.
— Это, ведь Дулинг? Выглядит похоже, хоть и развалился весь.
— Мы над этим работаем, — сказала Лила. — Расскажи, что происходило перед тем, как ты ушла. Что слышно о Клинте? Что тебе известно о Джареде? — вряд ли она знала, но Лила не могла не спросить.
— Я почти ничего не знаю, — ответила Линни, — потому что последние два дня думала лишь о том, чтобы не уснуть. Я продолжала принимать наркотики братьев Гринер из ящика для улик, но последнее время они почти не действовали. Повсюду творилось чёрте что. Люди приходили, уходили. Кричали. Полицию возглавил какой-то новенький. Кажется, Дейв его зовут.
— Какой ещё Дейв? — Лила делала всё возможное, чтобы Линни перестала трястись.
Линни посмотрела на руки и сосредоточилась, пытаясь вспомнить.
— Не Дейв, — наконец, сказала она. — Фрэнк. Здоровый такой. Он носил форму, только не полицейскую. Но потом переоделся в полицейскую. Фрэнк Герхарт, что ли?
— Может, Фрэнк Гири? Офицер службы надзора за животными?
— Да, — ответила Линни. — Гири, точно. Господи, какой он настырный. Знает, чего хочет.
Лила не знала, как относиться к новости о Гири. Она помнила, что он приходил на собеседование, но должность тогда получил Дэн Трит. Гири производил хорошее впечатление — он быстро соображал и уверенно действовал — но его работа в службе по надзору за животными тревожила Лилу. Он слишком многое себе позволял, на него не единожды жаловались.
— А как же Терри? Он — старший офицер и моё место занять должен был он.
— Пьёт, — коротко ответила Линни и добавила: — Остальные нередко шутят по этому поводу.
— Ты о…
Линни вскинула руку, призывая её к молчанию.
— Незадолго до того, как я уснула, приходили какие-то люди и сказали, что Терри нужно оружие со склада, якобы для защиты женщины в тюрьме. Со мной разговаривал общественный защитник, про которого вы сказали, что он похож на Уилла Гарднера из «Хорошей жены»[114].
— Барри Холден? — Лила пыталась уловить мысль. Женщиной в тюрьме, определенно была Эви Блэк. Именно Барри предложил Лиле посадить Эви в тюрьму, зачем ему тогда…
— Да, он. С ним были другие. Женщина была. Дочь директора Коутс, кажется.
— Быть того не может, — удивилась Лила. — Она же в Вашингтоне.
— Ну, может это был кто-то другой. К тому времени я уже была, как в густом тумане. Помню Дона Питерса, потому что он приставал ко мне на Новый год в «Скрипучем колесе».
— Питерс из тюрьмы? Он был с Барри?
— Нет, Питерс пришел потом. Когда он узнал, что оружие пропало, он разозлился. «Они забрали самое лучшее», — помню, сказал он. С ним был ещё молодой парень, он сказал… сказал, — Линни посмотрела на Лилу широко открытыми глазами. — «Что если они повезут его в тюрьму к Норкроссу? Как мы тогда вытащим из неё эту суку?».
Лиле на ум пришло состязание по перетягиванию каната, где главным призом была Эви, и каждый тащил её к себе.
— Что ещё помнишь? Вспоминай, Линни, это важно! — Но, что она, Лила, станет делать с этими новостями?
— Ничего, — сказала, наконец, Линни. — Потом Питерс и этот молодой убежали, а я уснула. И очнулась уже здесь, — она в сомнении огляделась, будто ещё не веря, где находится. — Лила?
— Ммм?
— У вас есть что-нибудь поесть? Видимо, я, действительно не умерла, потому что жутко голодна.
— Конечно, — Лила помогла ей встать на ноги. — Яичница и тосты. Как тебе?
— Шикарно. Кажется, я сейчас готова съесть штук шесть яиц и целую комнату блинчиков.
Однако случилось так, что Линнетт Марс так никогда и не поела. Собственно говоря, последнее, что она ела сутки назад, это два вишневых пирога, разогретых в микроволновке. Когда они вышли на Сент Джордж стрит, Лила почувствовала, как ладонь Линни исчезла из её собственной. Краем глаза она заметила, как Линни замерла в испуге. В следующее мгновение на её месте осталась лишь стая мотыльков.
Глава 10
«Никогда нельзя сказать, где начнут копать новую шахту», — говаривал Лоуэлл Гринер-старший. «Иногда одной пробы достаточно, чтобы понять — нихера отсюда не добыть» — порой добавлял он. Эти слова слетели с потрескавшихся губ старика, примерно тогда же, когда лучшие шахтеры трех округов маршировали по раздолбанной, сожженной глуши где-то в юго-восточной Азии, гнили заживо в джунглях и накуривались героином. Старший Гринер на ту войну не попал, потому что лишился двух пальцев на правой ноге и одного на левой руке.
Немногие на этой планете несли ещё большую околесицу, чем постаревший Лоуэлл Гринер-старший — они так же верили в НЛО, мстительных лесных духов и принимали за чистую монету обещания угольных компаний. Его называли Большой Лоуэлл Гринер, видимо в честь песни Джеймса Дина про Большого Джона. Большой Лоу, чьи прокуренные легкие были такими же черными, как уголь, что он добывал, уже десять лет как лежал в гробу, в компании бутылки бурбона «Rebel Yell».
Его сын Лоуэлл-младший, известный как Мелкий Лоу, вспомнил слова отца, когда шериф Лила Норкросс вязала его вместе со старшим братом Мейнардом и десятью килограммами кокаина, чистейших спидов и горой стволов. Судя по всему, их удачные деньки подошли к концу, когда шериф со своими бойцами тараном вынесла кухонную дверь в их старом фамильном особняке — покосившемся фермерском доме.
Мелкий Лоу, чей рост, кстати, составлял 180 см, а вес почти 110 килограмм, ни дня не сожалел о содеянном, сожалел он лишь о том, что его счастье продлилось недолго. Всё то время, пока они с братом сидели в тюрьме Каулина, ожидая этапирования, он провёл в воспоминаниях о тех веселых днях: драг-рейсинг на спорткарах, проникновение в дома богатеев, девки и бесчисленное количество козлов, позарившихся на землю братьев Гринер и закончивших свой земной путь в горах. В течение пяти лет они были самыми серьезными игроками по эту сторону Голубого хребта. Горячее было время, но, видимо, настал ледниковый период.
По факту, их поимели во все щели. У копов было их оружие, их наркота, у них была Китти Макдэвид, которую раскручивали на показания по поводу обмена пачек наличности на мешки с коксом и связей с наркокартелями. А ещё она видела, как он пристрелил одного алабамского идиота, пытавшегося впарить ему поддельные векселя. Копы нашли даже схрон с С4, припасенный на День независимости. Они планировали сунуть взрывчатку под силосную башню и посмотреть, как она улетит в небо, как те ракеты с мыса Карнавал[115]. Какими бы приятными ни были эти воспоминания, Лоуэлл не знал, как долго он сможет наслаждаться ими. Постепенно они тускнели и распадались на несвязные эпизоды.
Когда их повязали, Мелкий Лоу решил даже покончить с собой. Смерти он не боялся. Он боялся постепенного угасания, как Большой Лоу, сидя в инвалидном кресле с бутылкой бурбона в одной руке и баллоном с кислородом в другой и задыхаясь от непрекращающегося кашля. Мейнард не слишком отличался умом и сообразительностью, поэтому ему, наверное, понравится провести 20 лет за решеткой. Лоуэллу Гринеру-младшему такой расклад был совсем не по душе. Выходить из игры или играть по чужим правилам он не желал.
И пока они ждали досудебного разбирательства, Фортуна повернулась к ним лицом. «Аврора», благослови её Господи, стала средством их освобождения.
Это освобождение пришло к ним днем в четверг, когда эпидемия «авроры» накрыла Аппалачи. Лоуэлл и Мейнард сидели в зале ожидания суда города Каулин. Обвинитель и адвокат должны были приехать ещё час назад.
— Что за хуйня? — воскликнул придурок из полиции Каулина, приставленный к ним для охраны. — Мне слишком мало платят, чтобы я болтался тут с вами, дятлами. Пойду проверю, что там с судьёй.
Через пуленепробиваемое стекло Лоуэлл видел, как судья Уэйнер, одна из трех судей, занимавшихся их делом, положила голову на руки. Ни братья Гринер, ни коп-полудурок тогда ещё ничего не знали об «авроре».
— Надеюсь, она ему башку оторвёт, если он попытается её разбудить, — заметил Мейнард.
Когда напуганный полицейский сорвал паутину с лица многоуважаемого судьи Регины Альберты Уэйнер, нечто подобное и произошло.
Лоуэлл и Мейнард, прикованные к лавке, видели всё через стекло. Восторгу их не было предела. Невысокая судья встала на ноги и воткнула судье ручку прямо в грудь. Полицейский упал на ковер, судья схватила судейский молоточек, взгромоздилась на полицейского сверху и принялась лупить по голове. Шансов у полицейского заявить протест не было никаких. Покончив с полицейским, судья отбросила окровавленный молоток, села, прислонилась к столу, скрестила руки на груди и уснула.
— Братан, ты видал? — спросил Мейнард.
— Видал.
Мейнард тряхнул головой и взъерошил длинные волосы.
— Офигенно. Будь я проклят.
— Судебное слушание приостановлено, бля, — согласился Лоуэлл.
Мейнард родился первым и был назван в честь дяди, так как родители не были уверены, что малыш доживет до утра. У него были большие тёмные глаза и широкая борода. Даже ломая нос какому-нибудь идиоту, он выглядел, как умственно-отсталый.
— И что теперь делать?
Они принялись дергаться, пока не вырвали лавку. Затем, волоча её за собой, они прошли в зал заседаний. Стараясь не тревожить постепенно покрывающуюся паутиной судью, они сняли с пояса копа ключи и отстегнулись от лавки. Братья, также изъяли у него пистолет, тазер и ключи от пикапа.