— Ваш анальгин, молодой человек! — снова растворилось окошечко. — Что-то ещё?
— Извините, — Даня набрался храбрости и даже сделал маленький шажок ближе к входу. — А здесь сегодня девушка должна была работать... Настя... Где она?
— На больничном. — Теплоты в голосе провизорши не добавилось, вместо неё там бушевали нетерпение и какая-то истеричность. — Простыла, наверное. У вас всё, молодой человек?
— Да, извините, — отступил Даниил и тихо про себя выругался.
Хочешь насмешить бога — расскажи ему о своих планах. Или не бога, а богиню? Впрочем, сейчас это не очень принципиально.
«Никогда не думал, что работники аптеки тоже болеют».
Усмешка получилась горькой, а шутка плоской. Даниилу очень хотелось кому-нибудь выговориться, но у судьбы имелись свои планы. Понятное дело, что Насте он не смог бы рассказать и половины от происходящего, но всё равно ему казалось, что так было бы гораздо лучше, чем одиноко ходить по улицам ночного города.
Даниил чувствовал, что безумно устал держать в себе эту тайну. С одной стороны, осознание какой-то избранности, самого факта, что ты не такой, как все, помогало преодолевать любые трудности и препятствия, так часто возникающие на пути мальчика и подростка.
А с другой... Тридцать лет. Друзей нет, любимую не нашёл, а из семьи лишь Санька да старая бабка...
Самое интересное, что первый раз Данька оказался в чужом сне абсолютно случайно. Причём, что характерно, не чьём-то ещё, а именно в бабкином. Накануне днём он залез в буфет и незаметно для себя съел все шоколадные конфеты, закупленные женщиной к празднику Щедреца. Даниил отчётливо помнил, как всю неделю до этого ходил за бабулей и клянчил хотя бы одну штучку, а заодно удивлялся, почему она называет Новый год абсолютно непроизносимым словом.
— Научись терпеть и ждать, охламон! — грозила ему бабка длинным старческим пальцем. — Во взрослой жизни это умение тебе ой как пригодится. Щедрец придёт, тогда и сладкого поешь. Вон Санька, наверное, тоже хочет, но не канючит же.
Саньке в тот момент едва исполнилось два года, и она вообще не признавала другой еды, кроме молока и овсяного печенья, но старуху подобные мелочи не смущали.
— Бабуля, ну так Новый год же! — продолжал выпрашивать шоколадное лакомство Данька, но этот аргумент и вовсе оказался провальным.
— Тьфу на тебя, малахольный, — выругалась бабка. — Напридумывали всякой ереси, истоки свои хоронить пытаетесь! Боги ушли, но земля помнит все ваши глупости и непременно напомнит их кому следует! Время придёт!
Если бы эту картину увидел кто-то посторонний, то наверняка испугался бы за мальчика, перед которым потрясала сжатыми кулаками абсолютно седая старуха с безумно горящими глазами. Однако сам Даниил даже не собирался пугаться. Он точно знал, что бабушка не желает ему зла и никогда не причинит боли, по крайней мере, просто так.
Потомственная ведьма Мария Васильевна разменяла на этом свете не одну сотню лет, но вряд ли любила сейчас кого-то больше, чем Саньку и Даньку.
— Нет такого праздника Новый год, и никогда не было! — выплеснув злобу, уже гораздо более спокойным тоном продолжала поучать Даньку ведьма. — Всю жизнь честные люди праздновали Щедрец! В этот день соседи ходили друг к другу, дарили угощения и сами собирали подарки. Щедрый вечер! Так говорили, входя в чужой дом или встречая на улице знакомых. Люди славили щедрых хозяев и ругали жадных. Понимаешь, Данька? В празднике смысл был! А Новый год ваш что? Тьфу!
— Ага, — кивал Данька, не понимая, почему нет смысла в смене одного года другим. — Баба, дай конфетку! Ну одну, пожалуйста!
Но сердце бабули не растаяло. Тогда Данька улучил момент и, пододвинув табурет, забрался в буфет самостоятельно. Разноцветные обёртки поразили его воображение, и он с трепетом развернул первую конфету.
Сладкое перепадало детям нечасто. Мария Васильевна была женщиной самых строгих принципов и наотрез отказывалась брать деньги за свои услуги, но с благодарностью принимала молоко, яйца и прочие продукты питания. Пенсию женщине перестали платить, наверное, ещё при Иване Грозном, так что если в старой избе и водилась какая-то наличность, то её с трудом хватало на детские вещи с рынка.
Так что и конфет в кульке было буквально с пару десятков. В первые минуты Даня обалдел от ощущений нереальной сладости и впал в какое-то состояние прострации. Очнулся он только тогда, когда понял, что сжимает в руке последнюю конфету.
Пару минут мальчик терзался в сомнениях, как будет поступить правильнее. Положить на место или всё-таки доесть до конца? Но потом поступил ещё более нелогично. Даня отдал эту конфету сестре.
Девочка пока не разговаривала, но по довольному мурлыканию и так было понятно, что ей понравилось. Даниил сложил обёртки в пакет, положил его на видное место и, отодвинув от буфета табурет, залез на него сам в ожидании наказания. Оно виделось неизбежным, но мальчик понимал, что всё равно не смог бы остановиться. Шоколад, попав в рот, напрочь отключил мозг и рецепторы осторожности в том числе.
Бабка вернулась достаточно поздно, но, к удивлению Даниила, дальше всё пошло не по плану. Ни наказания, ни ругательств. Только горький вздох и ещё более горькое восклицание.
— Эх ты… — протянула Мария Васильевна, и мальчику стало стыдно, так стыдно, как не было ещё никогда в жизни. Он бросился к бабушке, начал обнимать её за ноги, просить прощения, но женщина хранила молчание и никак не реагировала на его извинения.
Так они и легли спать. Молчащая бабка и весь в раздёрганных чувствах Даниил. А провалившись в сон, он снова начал извиняться за своё поведение. Он шёл по улице, а бабушка шла впереди. Вот он догнал её, обнял, начал что-то говорить, а она ему не отвечала и здесь! И вот тут оказалось, что не всё так просто…
— Проснись! Даниил! Открой глаза! — С удивлением мальчик понял, что бабушка рядом, на часах ночь, а сам он не посреди улицы, а в одних трусах в кровати под одеялом.
Именно тогда впервые в жизни Даня увидел страх в глазах своей воспитательницы. Ему всегда казалось, что эта женщина создана из железа, но тогда ночью он видел дикий ужас в её глазах.
— Никогда! Слышишь меня, Даня! Никогда и никому не говори про своё умение! — шептала бабка, крепко прижимая его к себе. — Ты вырастешь и проживёшь долгую жизнь! Я обещаю тебе! Но ты никогда не должен ходить в чужие сны!
Он тогда мало что понял из сказанного, но старая ведьма наотрез отказалась делиться подробностями. О развитии способностей дело не шло и вовсе. Если с Санькой Мария Васильевна делилась знаниями о природе оборотней и как лучше использовать способности, то Даниилу в этом плане доставались лишь рассказы о том, как быстро он умрёт в случае нарушения запрета.
Первое время Даниил всё равно попадал в чужие сны, но, осознав это, немедленно просыпался, сбегая в реальность, а потом долго прятал взгляд от бабули, полагая, что она всё поймёт и в очередной раз будет ругаться.
Самое главное, Мария Васильевна так и не объяснила внуку, чем же именно так плохо быть ходящим по снам. Всё, что он понял из её рассказов, так это лишь то, что люди с его способностями долго не живут. Почему? Кто так решил? Неизвестно!
Когда Даньке исполнилось шестнадцать, он сумел добраться до черной книги Марьи Васильевны, но там о его странных способностях вообще не было ни строчки.
«Какого ляда я полез в сон к этому Иванову?» — постоянно думал Даниил, идя по улицам ночного Королёва. Впрочем, с каждой минутой идти становилось всё тяжелее, а спать хотелось всё сильнее.
Огни бензоколонки сквозь полузакрытые глаза показались ему спасительными маяками.
«Кофе! Крепкий кофе вперемешку с энергетиками! И я смогу продержаться! Обязательно смогу!»
Взяв банку из холодильника, Даниил выхлебал половину банки сразу, даже не закрывая дверцу. Затем взял ещё две банки и под удивлёнными взглядами девушек, работающих на заправке, подошёл к кассе.
— А можно мне вот это всё и два черных кофе! И если можно, то в один большой стакан!
— Можно, — протянула девушка, глядя на Даниила с откровенным подозрением. — Минуту подождите, пожалуйста.
«Минута — это шестьдесят секунд, — успокаивающе подумалось Даниилу. — Надо просто досчитать до шестидесяти и выпить кофе. Так, я не сплю с шести утра вчерашнего дня, сейчас два часа ночи. Это получается тридцать шесть плюс семь... Или восемь...»
Журчание колокольчиков заставило встрепенуться, а затем немедленно застонать от досады... Стойка с кассовыми аппаратами и полками шоколадок исчезла, а вокруг… Даня обернулся! Это уже была не бензоколонка, а спортзал, в котором он занимался карате... Его же снесли семь лет назад... Но эти родные крашеные стены. Самодельная макивара. Свисающий с потолка канат. И зубастые твари вновь начинают вокруг свой пугающий танец...
[1] Александр Блок.
Глава 8. Санька
— Представляешь, девочка, всё оказалось именно так, как ты мне и сказала, — всхлипывала женщина лет пятидесяти, сидя на стуле для посетителей. Впрочем, вполне возможно, что на самом деле она была моложе, но годы несчастливого брака состарили несчастную раньше времени. — А я ведь ещё сомневалась, стоит ли тебе довериться… А ты всё верно мне вычислила… Тварь эта…
Наверное, другая женщина в подобной ситуации вела бы себя по-другому. Вернее, скорее бы всего!
Санька, конечно же, не знала, как правильно поступить в случае супружеской измены, но была твёрдо уверена, что тратить время на такую ерунду, как слёзы, из-за нечистого на руку мужика… Нет уж, увольте!
Зачем страдать из-за того, кто банально не оценил тебя как женщину и личность и продолжает заниматься перебором вариантов в поисках лучшего? Щётку в зубы — и вперёд, к новым вершинам и сексуальным победам!
«Впрочем, отпускать обманщика без наказания тоже неправильно!» — Внезапно мысли Саньки сменили направление, и она была вынуждена согласиться сама с собой, что да, весьма неправильно!