Сонни к этому времени уже узнал поближе марафонца Израельссона, эксперта из Института оборонной стратегии, и привык к его манере выражаться. Но сейчас, несмотря на пророческие интонации, в голосе звучала нешуточная тревога. Он посмотрел на Челля – тот вел машину с каменной физиономией.
– Такими делами занимается Аль-Каида, – пробормотал Челль, почти не разжимая губ, и добавил громко: – Значит, существует риск заражения питьевой воды?
– Такой риск невелик. Слишком высока степень разведения. Но, разумеется, я запросил анализы с очистных сооружений в Хенриксдале.
– Правильно и своевременно, – сказал Челль. – Что-то еще?
Он свернул направо. В тусклом, лишенном акцентов свете зимнего дня здание СЭПО выглядело еще более стерильно и безлично, чем всегда. Наверное, таков и был замысел архитектора.
– Да.
– Рассказывайте.
Израельссон помедлил. Челль нажал кнопку на маленьком пульте. Шлагбаум подземного гаража откинулся, будто подброшенный пружиной, и укоризненно закачался – могли бы и не беспокоить.
– Мы получили ответ из Atomic Warfare Unit.
– Слушаю со всевозрастающим вниманием, – сказал Челль, заруливая синий «сааб» на свободную ячейку.
– Препарат из России, никаких сомнений. Скорее всего, из уральской лаборатории, которую закрыл еще Ельцин. В MI6 считают, что его вытащили из мешка с нафталином в начале двухтысячных.
– The smoking gun, – присвистнул начальник отдела контршпионажа.
Это выражение было у всех на устах лет двадцать назад. Его настолько заездили, что Сонни удивился – с чего этот шеф вспомнил про «дымящийся пистолет»? Сонни вспомнил черно-белые кадры хроники, и во рту появился неприятный привкус. Тогда, после убийства премьер-министра Пальме, абсолютно некомпетентный полицейский начальник торжественно показал старый «Смит и Вессон» и важно произнес: «Этот пистолет еще дымится». Потом этот высокопарный болван несколько лет был главным шефом Сонни в СЭПО. Сонни подавил желание сплюнуть.
– Спасибо, Израельссон. Мы как раз вернулись с совещания, где были представители стольких ведомств, что я и не упомню. Сейчас попробуем привести в порядок все, что там говорилось. Привет от Сонни.
Челль нажал кнопку отбоя и вышел.
На другой стороне подземной парковки Сонни заметил своих бывших сотрудников – антитеррористов. Они грузили закрытый микроавтобус «фольксваген» тяжеленным оборудованием. Сонни даже вздрогнул при мысли, что пришлось бы тратить долгие дни, наблюдая за непонятными ему людьми с другим цветом кожи. Русские агенты – другое дело. А парней из пригородов, говорящих на ринкебю-шведском, он не понимает и не поймет никогда.
Пока они поднимались в лифте, Сонни обзвонил коллег из группы. Договорились встретиться через полчаса в кабинете Челля.
Сонни пошел к себе разобраться, какие новости выплыли, пока он сидел на совещании.
Отель «Дипломат» эвакуирован и закрыт. Газеты распухли от бесчисленных интервью с людьми, считающими себя пострадавшими. Жители соседних с отелем домов возмущались. Некий светский лев, обитатель так называемого «дворца на Страндвеген» предъявил русскому правительству иск о возмещении ущерба. А корзина входящих в электронной почте пополнилась несколькими сотнями постов, как бывает при спам-атаках.
Он все же пробежал глазами длиннющий список и наткнулся на «Фейсбук» – «У вас новое сообщение».
Переслать, поделиться, сделать пометку… он пожал плечами, нажал кнопку «Прочитать» и долго вглядывался в текст. Странное чувство, он не испытывал его много лет. Память о Санкт-Петербурге, юношеская страсть, наивная убежденность, что все сложится как нельзя лучше…
Ирина.
Короткое сообщение по-русски. Значит, уверена, что он не забыл язык их любви.
Он несколько раз перечитал, пытаясь понять, что это: вежливое и корректное напоминание или все же любовное послание. Вернее, не любовное, а… как будто ее рукой водил призрак их старой любви. Очень поэтично – это его не удивило. Она когда-то открыла ему глаза на русскую поэзию, научила понимать Пушкина, Пастернака, Мандельштама… и заворожила на всю жизнь.
Жизнь удивительна и причудлива; мы встречаемся, расходимся, надеемся и теряем надежду. Возродить прошлое, дать жизни новый смысл пытались многие.
Звякнул мобильник на столе. Он с трудом оторвался от воспоминаний. Смутная надежда на что-то, что он и сам не мог определить.
– Алло!
Челль. Пора идти.
– О’кей, ребята. Все собрались? Тогда начнем. Сонни изложит, на каком мы свете.
Сонни прокашлялся, пытаясь погасить последние тлеющие в памяти очажки санкт-петербургского пожара. Кроме Челля было еще двое.
– Агент, называющий себя Смирновым, – Сонни показал на пришпиленную к белой доске размытую картинку, – обойдется шведскому королевству в кругленькую сумму на санацию радиоактивности. Я даже не припомню таких расходов.
– А Чернобыль в восемьдесят шестом году? Швецию ведь тоже лизнуло? – спросил самый молодой из присутствующих, в прошлом научный работник, но за пару лет работы в СЭПО вполне овладевший навыками полевых, как они называли на сельскохозяйственный манер, работ.
– Да… было такое. Но экономически… пострадал главным образом район Йевле. Грибы много лет были несъедобными. И оленеводы, конечно. Но в целом финансовый урон ограничен. Хотя, разумеется, хорошего мало.
– О’кей, – сказал Челль нетерпеливо. – Продолжай.
Сигнал понятен. Многие очень ценили обстоятельность Сонни, другие считали, что он иногда впадает в занудство. Челль, к примеру.
– В отеле подтвердили, что Смирнов поселился в четыреста тридцать первом номере. Наверное, так и есть, потому что именно там уровень радиации оказался самым высоким. Эксперты восстановили картину преступления. С определенной степенью достоверности, разумеется. Дело было так: Смирнов подготовил препарат в своей комнате, скорее всего, на письменном столе, поскольку там пичок заметно больше, чем в других местах номера. После этого вместе с раствором он спустился в лобби и сел в кресло у камина.
– То самое, где ты легкомысленно припарковал свою задницу, – вставил Челль.
Все засмеялись. Сонни тоже улыбнулся. Так у них принято – подшучивать друг над другом, иногда устраивать розыгрыши. При этом взаимное уважение никто под вопрос не ставит.
– Заказал чай у официанта. Официант считает, что Смирнов заметно нервничал. Попросил зеленый чай и вылил в него препарат. Для интересующихся могу сообщить: чай сорта лапсанг-сушонг. Этот чай отличается сильным смолистым ароматом, на мой вкус больше всего напоминает лыжную мазь. Заметить посторонний привкус очень трудно. Иначе Сведберг мог бы что-то заподозрить. Эксперты считают, что достаточно одного глотка такого чая, чтобы убить человека. Сравнительно небольшая доза, полученная Сведбергом, возможно, влияет на продолжительность болезни, но не на исход.
– Ну и суки, – прошипел еще один участник совещания и с ненавистью посмотрел на фотографию с камеры наблюдения. В «мирное время» он занимался наблюдением за сотрудниками российской Торговой палаты, которые, как и все сотрудники таких организаций, прирабатывали шпионажем.
Челль незаметно посмотрел на Сонни. Все устали, нервы на пределе. Им, по-видимому, предстояла не одна бессонная ночь.
– Сведберг рассказал, что заказал минеральную воду с газом, но ее почему-то долго не несли, и он начал прихлебывать чай, который налил ему Смирнов. Сказал, очевидно, что-нибудь вроде: «You probably know that we russians love tea. Join me if you like»[17].
Сонни заметил, что участники совещания сильно задеты произошедшим. Всем им приходилось и раньше иметь дело с отъявленными злодеями и убийцами. Никто и не сомневался в степени их толстокожести. Но чтобы вот так, как в Средние века, подсыпать яд человеку, с которым делишь стол, – это было выше их понимания.
– Думаю, не надо пояснять, что чашка, из которой пил Сведберг, светится, как солнце в ясный день.
– Перерыв. Размяться, сходить в туалет, выпить кофе.
Все встали, кроме Челля, который по своей привычке вел совещание стоя.
«Что-то у него не в порядке с пузырем, – решил Сонни. – Он бегает писать чаще, чем старая такса его бывшей жены, которую переехал студенческий грузовичок на Свеавеген[18]».
Сонни налил чашку кофе из термоса и присел в уголке. Ирину выкинуть из головы не удастся. После стольких лет молчания… и как раз в тот момент, когда он занят, может быть, самым щекотливым расследованием в его жизни.
Через несколько минут явился шеф. Молодой сотрудник вытянулся на стуле – очевидно, прилагал все усилия, чтобы выглядеть образцово сосредоточенным: не каждый день представляется случай показать себя перед главным борцом со шпионами. Сонни кивнул ему – продолжай.
– Весь общественный транспорт к «Дипломату» и от «Дипломата» проверили на радиацию, – сказал молодой. – А также такси, выполнявшие туда рейсы девятого января.
– И? – Челль посмотрел на него чуть ли не отечески.
– И получили положительный результат в вагоне, ходящем по седьмому маршруту.
– Это что за маршрут?
– Трамвай, – пояснил Сонни. – Ностальгический трамвайчик от Хамнгатан до Юргордена. Очень короткий маршрут. Километра полтора.
– А-а-а… этот аттракцион для туристов… который возит детишек и их затюканных родителей в Скансен и Грёна Лунд?[19]
– Именно. Там обнаружены следы альфа-излучения. Скорее всего от Смирнова, потому что Сведберг взял такси. Вагон снят с маршрута.
– Он же идет до Центрального вокзала…
Центральный вокзал… главная транспортная развязка Стокгольма. Поезда дальнего следования, пригородные поезда, метро, скоростной поезд в аэропорт Арланда.
– Хорошо… с транспортом разобрались, может быть, сумеем проследить маршруты Смирнова. А что с общественностью? Я слышал, что все, кто жил в то время в отеле, подлежат проверке на радиацию? Должны явиться в лабораторию? Это так?