«Свекрафт»… Он поморгал – не ошибся ли?
Девять процентов.
Их акции упали на девять процентов.
Прошло всего несколько минут после его пессимистической оценки возможностей получить русский газ, и за эти минуты акционеры потеряли восемь миллиардов крон. В чем он ошибся?
Он посмотрел на Гелас. Она наклонила голову и закрыла лицо руками, встретиться с ней глазами не удалось. Наверное, тоже разочарована его выступлением.
Он присмотрелся – она плакала. Слезы капали на полированную поверхность стола.
Гелас под столом положила ему на колени мобильник.
Он медленно поднял его и посмотрел на дисплей.
Кнут скончался 14.33. Аврора.
Горечь воспоминаний давно прошла. Годы, потраченные впустую, годы постоянного страха разоблачения… вряд ли его душевное состояние в те времена способствовало гармоничной семейной жизни.
Но он повернул историю себе на пользу. Во всем есть свои недостатки и преимущества. Если бы не все пережитое, он не стал бы тем, кем стал.
Иногда его посещали воспоминания – Ватерлоо, Кирилл… но странно: никакого страха или раскаяния Леннарт не испытывал. Он вернулся к жизни. Это право каждого человека – жить той жизнью, которая ему предназначена. А не навязанной кем-то со стороны.
Он посмотрел на площадь Сергеля из окна своей конторы на верхнем этаже высокого нового дома на Сенной площади. Скоро лето. Приехала дочь. Поживет у них перед практикой. У отца и его новой самбо Черстин.
Взгляд остановился на самом большом в мире фаллическом символе – стелле-фонтане в центре площади. Забавно – почему-то этот невероятных размеров фаллос наводил его на мысль о собственной сексуальной жизни. В последние годы у него было много женщин. Когда-то казалось, что он никогда не сумеет забыть любовь к красивой и талантливой Валентине. Но теперь он сошелся с дизайнером из «Свенск Тенн» – познакомились, когда она проектировала интерьер его летнего дома в Ставснесе.
Валентина постепенно уходила в себя. Она забросила рояль, увлеклась мистицизмом и говорила в основном о Толстом и Далай-ламе.
В дверь постучали – один из его аналитиков.
– У тебя есть время, Леннарт?
– Смотря для чего.
– Надо пошарить в планах госбанка по процентной ставке. Мои контакты и твои – нечего и сравнивать.
Пошарить… Леннарт вспомнил, как он шарил по квартире Кирилла в Брюсселе – методично обшарил все комнаты. Работа была адская – Кирилл, будучи скорее всего под мухой, рассовал все документы в искусственном беспорядке, в котором наверняка и сам ориентировался с трудом. Всё – кодовые имена, места встреч, явки, пароли – представляло собой огромный пазл, который Леннарту все же удалось составить.
«Листочек», как называл его Кирилл, представлял собой список агентов двух сортов. Постоянно активные, предававшие свою страну, так сказать, на конвейере, вроде Леннарта, и спящие агенты, активировать которых предполагалось в самых крайних случаях.
Иногда он подумывал, не передать ли этот листочек в СЭПО, но каждый раз отказывался от этой мысли. Боялся, что могут выйти и на его след.
– Я посмотрю… – сказал он отсутствующе.
Его вывела из равновесия невольная экскурсия в прошлое, вызванная словечком «пошарить».
– Спасибо. Кстати, на европейском рынке опционов у нас сто миллионов плюс.
– Отлично! – воскликнул Леннарт с преувеличенным энтузиазмом.
Вернувшись из Брюсселя, он устроился главным экономистом в банк. Не из самых крупных. Это дало ему возможность управлять скопленным капиталом – пухлые, почти не облагаемые налогом конверты с зарплатой Еврокомиссии плюс не менее пухлые конверты, которые с возрастающим нежеланием передавал ему Кирилл, превратились во вполне легальные банковские счета.
Очень скоро он понял, что его финансовое чутье намного тоньше, чем у большинства коллег. В начале двухтысячных он уволился и основал фондовую компанию «Фёрст финанс». Кризис 2008 года стал настоящим прорывом. Леннарт сумел разглядеть его признаки за горизонтом, и когда огромное большинство продавало акции за бесценок, чтобы спасти свои предприятия, он их скупал. И для себя, и для своих клиентов. Вновь вставшая на ноги биржа принесла ему нешуточную прибыль. Вскоре после этого он закрыл фирму для массовых акционеров. Занялся управлением своим капиталом и деньгами нескольких очень богатых людей.
– Иду обедать с дочерью, – сказал он секретарше.
Та весело улыбнулась. Лену здесь знали. Она поступила как мать: не пошла по музыкальной линии, а окончила химический факультет университета. Проходила практику в лаборатории в Англии, а позавчера приехала на несколько дней навестить родителей. И Валентина, и он сохранили за ней отдельную комнату.
Самой главной своей заслугой Леннарт считал, что после возвращения из Брюсселя ему удалось восстановить отношения с Леной. Замечательная девочка. Унаследовала от родителей все лучшее. Он молился, чтобы она никогда не узнала его прошлое.
На Сергельгатан полно народу – офисная публика спешит на ланч. Яркое весеннее солнце ослепило его. Он бросил, как всегда, взгляд на монументальную скульптуру Орфея у Концертного зала и свернул к крытому рынку.
И вздрогнул. Тихий голос за спиной:
– Господин Бугшё?
Русское слово господин…Так к нему обращался только один человек на всей планете. Очень давно. Но не мог же Кирилл воскреснуть! Леннарт был уверен: когда он оставил Кирилла в машине на парковке, тот был мертв. Мертвее не бывает.
Медленно обернулся. Кириллова школа – никогда не реагировать бурно.
Сначала не узнал. Но память услужливо подсказала: он уже видел этого человека. Незадолго до отъезда в Брюссель он подсел к ним с Кириллом за столик в кафе. Кирилл заметно нервничал, а потом сказал – если ты когда-нибудь столкнешься с этим типом, немедленно доложи.
Сбылись худшие его опасения. Прошлое настигло его, и он не мог понять, как.
– Давайте полюбуемся на цветы, господин Бугшё, – приветливо сказал незнакомец.
Они подошли к цветочному развалу у Концертного зала.
Уверенность в себе как ветром сдуло. Еще пять минут назад он был преуспевающим финансистом, а сейчас… как и десять лет назад – покорный, бессловесный Леннарт, готовый выполнить любой приказ начальства.
– Сколько стоит? – спросил незнакомец, чтобы прервать торговца, расхваливающего свой товар. Почти безупречный шведский.
– Сто пятьдесят. Но для вас – сто тридцать.
– Вы знали моего друга Кирилла, – сказал его новый мучитель с гримасой, которую улыбкой можно было назвать только с большой натяжкой.
Леннарт молчал. Точно так же, как он молчал тридцать лет назад в московском отделе милиции. Ждал, что последует за этим грозным вступлением.
И через несколько минут он уже не замечал ни голубого неба, ни теплого весеннего бриза, ни растворенной в воздухе радости пробуждения природы.
Сонни поначалу пытался сопротивляться людскому потоку, выносившему его со станции метро «Западная», но потом отдался на волю стихии. Он чувствовал себя рыбой в косяке, то и дело инстинктивно меняющем направление.
Посмотрел наверх – до конца одного из самых длинных в мире эскалаторов оставалось еще десять-пятнадцать фонарей. А может, и больше.
Кто же отравил Кнута Сведберга?
Вышел на улицу и поежился – пронизывающий холод. В очередной раз послал подальше начальство с их служебными «ауди». Так было уютно на Кунгсхольмене – зачем-то переехали в Сольну, к черту на куличках. Ему надоело каждый раз дрожать от холода, пока доберется на работу, но и сам виноват: он так и не научился одеваться по погоде, а идти еще с километр. Шапок вообще не признавал, а кожаное пальто, джинсовая куртка и водолазка продувались насквозь.
Шеф контршпионажа Челль Бьюрман пришел последним с парой папок в одной руке и кружкой кофе в другой. Хорошо сшитый костюм в кои-то веки. По неписаному правилу начальники отделов должны быть одеты официально. Костюм, галстук, светлая сорочка. Но на Челле костюмы, как правило, сидели мешком.
– Доброе утро, бойцы!
Он обвел взглядом собравшихся, будто и впрямь прикидывал, можно ли идти в бой с таким количеством солдат.
Сел рядом с Сонни.
– Не все еще знают, что мы нашли след полония на одном из самолетов. Детальнее – Андерс.
Сотрудник, пришедший из НИИ и получивший кличку Доцент-Андерс, прокашлялся. Сонни знал, что он скажет, – Андерс звонил ему еще вчера вечером.
– Мы проверили самолеты, летавшие в Россию в означенные дни. На предмет радиоактивности.
Андерс посмотрел на Сонни, потом на Челля – тот ободряюще кивнул: продолжай.
– Наша команда работала под видом бригады уборщиков. Русские ничего не должны были заподозрить.
Одобрительный гул. Мальчишеские мечты не умирают даже в такой организации, как СЭПО. Игры в индейцев и ковбоев. Переодевания. Можно всем этим заниматься и не бояться, что тебя упрекнут в незрелости.
– Один из самолетов «Аэрофлота» сильно контаминирован, причем пик излучения приходится на одно кресло. Этот борт в интересующие нас дни летал и в Москву, и в Санкт-Петербург.
Сонни почувствовал знакомую гордость. Еще неизвестно, что важней – это чувство или те несчастные сорок тысяч в месяц, что он получал от Фирмы.
– Но это не все. Мы только что получили рапорт от нашей команды на Центральном вокзале.
Сонни насторожился – этого он еще не знал.
– Нашли радиацию в пригородном поезде. Скорее всего, продолжение следа из трамвая номер семь.
Арланда-экспресс. Значит, Смирнов добирался в аэропорт на скоростном поезде.
– В пригородном поезде Стокгольм – Упсала.
Вот тебе и на. Как это понять? Смирнов сначала доехал до Упсалы, а потом взял такси и двинулся в обратном направлении? В Арланду?