– И как ты бы истолковал этот параллельный след, Сонни? – Челль выжидательно уставился на него.
Сонни начал говорить, еще не зная, куда приведет его нить рассуждений. Сначала факты.
Провел пальцем по усам – вправо, потом влево.
– Скорее всего, Смирнов направился сразу в Арланду. Пока неясно, как – автобус, такси или Арланда-экспресс.
Челль, по-прежнему не сводя с него глаз, поднес к губам кружку с кофе.
– Мы сейчас проверяем списки пассажиров. Если повезет, узнаем, когда Смирнов прибыл в Швецию и когда улетел.
– Это я все понимаю… я же не об этом. Как ты объяснишь отклонение следа? Зачем он поперся в Упсалу?
– Могу дать только одно объяснение: у Смирнова был помощник.
Эти слова вылетели спонтанно, еще секунду назад у него и мысли такой не было. Интуитивное высказывание, основанное на сэповском толковании теории вероятности. Но и не только интуиция.
Опыт.
Впрочем, интуиция – это и есть неосознанный опыт.
Предположение, конечно, диковатое. Ввести в следствие мистического помощника… Он рисковал доверием, которое заслужил за годы работы.
– Значит, мы ищем двух человек? Но послушай… никаких других свидетельств, что Смирнов был не один, у нас нет.
– А свидетельства о том, что он работал только и исключительно в одиночку? Они у нас есть? В «Дипломате» пока ничто не указывает на второго, но было бы странно, если бы такая сложная операция была поручена одному человеку.
– Пойдем по следам упсальского вагона?
Доцент-Андерс нисколько не огорчился, хотя предстоял немалый объем работы. Если уж кто и недоиграл в индейцев, так это он. И это при том, что он координировал многофакторный поиск уже несколько дней.
– Да, – сказал Сонни. – Что нам еще остается?
Пригибаясь под ледяным ветром, Том и Гелас двинулись в сторону Сити. Снегопад кончился, но с севера дул пронзительный ледяной ветер. Они мерзли, но Том понимал: холод этот идет изнутри. От него не спастись, сколько бы одежек ни навертеть.
– Не могу понять, – почти про себя сказала Гелас.
Том промолчал. Кнут умер, и тут Гелас права – представить невозможно. Сам он почти ничего не чувствовал. Пугающий эмоциональный вакуум.
Возможно, так проявляется шок, решил он.
– Ты думаешь, его отравил тот русский, с кем он встречался в «Дипломате»?
– Не знаю, – Том поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, но она резко отвернулась.
– Не сейчас.
Он почувствовал себя дураком. Она, наверное, приняла его жест за эротический намек, хотя он просто хотел ее утешить. Не объяснять же…
Гелас двинулась к узкому мостику, соединяющему два острова, – Шеппсхольмен и Бласьехольмен. Он плелся за ней. Пустые улицы – журналисты давно ушли. Ветер пронес мимо кувыркающийся пластиковый пакет.
– Что будем делать?
– А что мы можем сделать? – ответил он вопросом на вопрос.
Том подумал об Авроре. Пытался несколько раз ей звонить – она не снимала трубку.
– Дать этому сукину сыну уйти безнаказанным?
Она остановилась и посмотрела на сверкающий фасад «Гранд Отеля», опоясанный ожерельем автомобильных фар.
– Это дело полиции, – сказал Том.
Гелас недовольно покосилась на него и тут же отвернулась.
– Ты чересчур просто смотришь на вещи.
– Куда уж проще. Кнута не стало, и мы ничего не можем изменить.
– Это я тоже понимаю.
Откуда эти враждебные интонации?
По мосту проехала машина, ослепив его на секунду. А может, она и права. Наверное, они тоже могут что-то сделать, хотя он и не представлял, что именно. Особенно если учесть, что он и сам на подозрении у СЭПО.
Гелас сунула руки в карманы пуховика, резко повернулась и посмотрела ему в глаза.
– Ты знаешь такого человека – Рогер Сильверклу?
– Сильверклу? Понятия не имею.
– Есть такой… довольно ушлый финансист. Сукин сын, как и все они. С отклонениями – моя подруга имела неосторожность с ним связаться… чего он с ней не вытворял! Привязывал, развязывал… Короче, он работает брокером. Не помню, где. Неважно. После собрания он подошел ко мне и стал рассказывать, что кое-кто сделал огромные деньги на истории со «Свекрафтом». И тут я вспомнила твои слова. Кто-то скупал опционы на продажу.
– А он сказал, кто именно?
Гелас помолчала и медленно кивнула.
– В их кругах болтают довольно много. Ты же знаешь – эти финансовые жучки те еще сплетники. Сильверклу твердо убежден, что у тех, кто скупал опционы, была инсайдерская информация. Спрашивал, не знаю ли я, кто именно сливает секреты компании. Хотел, наверное, и сам попользоваться.
– Кто-то из нас сливает инфу? Это же абсурд! Кто мог знать, что Кнута отравят? Это же невозможно! Даже твой Сильверпиль должен это понимать.
– Сильверклу, – спокойно поправила Гелас. – Он совершенно уверен… речь идет о таких деньгах, что только дурак может поверить, будто это случайность. Если наши акции упадут на пятьдесят процентов, владелец опциона на продажу положит в карман ни больше, ни меньше как два миллиарда крон… Два миллиона – случайность. Два миллиарда – продуманный план. Такова логика финансистов.
Тому стало не по себе. Вдруг представилось, что все происходящее – всего лишь дурной сон. Завтра проснется, пойдет на работу, а вечером они завалятся в «Бернс» – Ребекка, Аврора, Кнут и он. Будут пить вино, смеяться над каким-нибудь дурацким происшествием на работе и ругать русскую бюрократию.
– Два миллиарда… кто-то заработает два миллиарда на смерти Кнута…ты хочешь сказать, что этот кто-то… знал?
Гелас кивнула.
Его затошнило. Кто-то заработал на смерти Кнута… мысль омерзительная, даже если это и случайное совпадение. Хотя… наверняка случайность.
– Все это можно было бы проверить, – сказал он. – Беда в том, что торги опционами анонимны, к тому же проходят через кучу каких-то странных компаний. Игроки не хотят, чтобы про их планы узнали посторонние. Вряд ли возможно вычислить конечного покупателя.
– Не знаю… но хочу попробовать, – сказала Гелас.
И ее замерзшие губы сжались в тонкую сиреневую полоску.
Сонни медленно шел по пустой улице – хотел подышать свежим морозным воздухом после почти суток в конторе. Ветер стих. Габаритные огни автобуса исчезли за углом. Поздно, но кое-где в окнах еще горит свет. Какая-то женщина посмотрела на него из окна кухни.
Ирина.
Прошло уже несколько дней, как он получил от нее ответ. Была бы какая-нибудь приятельница, посоветовала бы, что и как ей написать, – женщины лучше понимают в таких вещах. Но близкой приятельницы у него не было, поэтому придется выкручиваться самому.
Как сложилась ее жизнь? Вышла ли замуж, есть ли дети? А может быть, вдова. Или развелась с мужем. Сам-то он встретил Кингу почти сразу после возвращения из Санкт-Петербурга. Успел написать Ирине два, самое большее три письма, а потом начался роман с Кингой, и все ушло в песок.
Наступило многолетнее молчание.
Вот и его кукольный домик. Белую обшивку из вагонки давно пора красить. Три яблони и куст сирени в саду. Надо обрезать, и тоже давным-давно. Все это замечательно делала Кинга. Но странно – после развода Сонни, никогда не занимавшийся садом, очень его полюбил. И дом свой любил – родительский красный домик в Даларне был еще меньше.
Открыл почтовый ящик – замерзший номер журнала «Мы и дом» с ухоженной загорелой дамой средних лет на обложке. Довольно улыбается в своей теплице. Ирина тоже когда-то говорила, как ей нравится выращивать свои овощи. Сонни представил ее в своем саду и сконфуженно улыбнулся.
Одиночество давало свободу, но мысль о совместной жизни с женщиной, которая ему нравится, приятно щекотала нервы.
Мобильник в кармане завибрировал, и грохнул Фатум – роковые четыре ноты из Пятой Бетховена. Та-ра-та-таммм!
– Хельквист.
Доцент-Андерс.
– Минуточку, Андерс, я вожусь с ключами.
Воздух в доме скверный – уходя, забыл выкинуть пакет с мусором.
– Вот теперь слушаю.
– Это насчет твоей теории о сообщнике.
– Так, слушаю… – в груди появился знакомый зуд вдохновения.
– Мы нашли еще один радиоактивный след. Тоже в пригородном поезде, но не стокгольмском. Упландский поезд.
– Вот так-то, – Сонни не мог скрыть возбуждения и гордости. По коже побежали мурашки.
Он, если быть честным, и сам не понимал, как из него выскочило это предположение. Единственное правильное слово – вдохновение. Нет… вдохновение – не совсем то. Интуиция? Вдохновение интуиции. Или лучше так: интуиция вдохновения. В моменты вдохновения интуиция обостряется.
– Именно так. Вагон в поезде по маршруту Упсала – Тьерп – Йевле.
– Значит, гипотеза насчет того, что Смирнов запутывал след, отменяется. Он не ездил в Упсалу, чтобы потом огородами добираться до аэропорта.
– Мы тоже так считаем.
– Тогда другой вопрос: а что делать сообщнику в Упсале?
– Кто его знает… может, он там живет.
– Такая возможность тоже есть. А может, решил залечь на дно на какое-то время.
– И еще одно. Я просмотрел списки пассажиров «Аэрофлота». Двадцать два Смирновых, но ни один не соответствует копии паспорта, снятой в «Дипломате».
– Ты удивлен? Я – ничуть.
Во время разговора Сонни удалось выбраться из пальто, снять башмаки и устроиться поудобнее на диване.
Интересно, что подумала бы о его жилище Ирина, если бы в эту минуту позвонила в дверь? Они встречались главным образом в гостинице, но несколько раз бывали у ее бабушки в деревне. Типичный русский осевший и перекосившийся деревенский дом с иконами в углу.
– Ты, конечно, сверил все имена в списке пассажиров с базами данных? «Агент», «Возможный агент»… ты сам знаешь наши рубрики.
– Конечно. И со всеми фальшивыми именами и кличками.