– Вода не кончится. Не забывай, что «Форсмарк» стоит у самого моря.
Марианн постучала, открыла дверь и с улыбкой посмотрела на ведро с утонувшим стаканом. Привыкла – Хайнц вечно ставил с Тувой какие-то эксперименты. Прошлым летом показывал, как прививают яблони, и пообещал ей на будущий год три разных сорта яблок. Они проводили в саду дни напролет. Марианн даже приходилось приносить им еду – невозможно было оторвать.
И на этот раз она ничего не сказала, только посмотрела на Хайнца каким-то особенным, долгим, изучающим взглядом уже не в первый раз за последние дни. Она недоумевала, когда, скажем, вместо того чтобы посидеть и обсудить прошедший день, как они делали годами, он извинялся и уходил в спальню. Ссылался на усталость или головную боль.
Марианн за него беспокоилась.
И у нее были на то все основания.
Она вытерла руки о цветастый фартук, купленный в Амстердаме, где они праздновали двадцать лет совместной жизни, и строго произнесла:
– Почему вы здесь сидите? Торт готов!
Они сидели за потертым сосновым столом в кухне: Хайнц, их сын Ганс, его подруга Гизела и маленькая Тува. Марианн сняла фартук, поправила шелковую блузку и поставила на стол торт.
За окном выл ветер. Начиналась метель. Как и обещали синоптики. Марианн на всякий случай зажгла свечи. Обесточка при сильном ветре – обычное явление.
– Боже мой! Какой чудесный торт вы испекли! – Гизела закатила глаза и поцокала языком.
Марианн зарделась – с годами не прошло. От похвалы она краснела, как школьница. Пробормотала что-то, села и погладила по головке Туву.
– Тебе, родная, первый кусок. Выбирай.
– Yes! – воскликнула Тува почему-то по-английски. Наверняка подражала какому-то персонажу из мультфильма. – А клубнику можно?
– Конечно, можно.
Гизела покрутила болтающийся на тонком запястье браслет со странной надписью: Fuck cancer! и посмотрела на Хайнца.
– А у вас как дела?
Хайнцу Гизела не нравилась. Гансу он, разумеется, об этом не говорил, но с Марианн – постоянно. Он утверждал, что Гизела – поверхностная и малоинтеллектуальная особа. Все, что ей интересно, – мода, обстановка и деньги. Марианн иногда соглашалась, чаще – нет.
Он несколько раз пытался поговорить с Гизелой о важных, по его мнению, вещах – об искусстве, музыке, науке, – но каждый раз наталкивался на стеклянный взгляд и снисходительную улыбку. Так смотрят на выживших из ума стариков.
Он еле сдерживался.
Марианн напоминала, что у Гизелы есть и хорошие стороны, что Ганс уже достаточно взрослый, чтобы самому выбрать подругу жизни, но Хайнцу была невыносима сама мысль, что такая пустышка будет воспитывать его внуков.
Он посмотрел ей в глаза и попытался улыбнуться.
– Мои дела? Как всегда. Хорошо.
Краем глаза заметил, как напряженно смотрит на него Марианн – не сорвался бы. И Ганс какой-то странный… наверное, Марианн поделилась с ним тревогой за отца.
– Вот и замечательно, – кивнула Гизела. – Много работы?
– Как всегда, – Хайнц потянулся за тортом. Ему не хотелось продолжать этот разговор.
– Собаку пока не хотите заводить? – спросила она.
С присущей ей деликатностью.
– Мы еще не смирились с потерей Альберта, – сухо сказал он.
– Вот как? Ну что ж… Хотя, как мне кажется, я знаю одного человека, который прыгал бы от счастья, если бы вы взяли щенка…
– Да, да! – закричала Тува, и взбитые сливки брызнули на скатерть, которую Марианн гладила утром, наверное, не меньше часа.
Хайнц не мог удержаться от улыбки. Раздражение испарилось, будто его и не было. Никаких сомнений – Тува прекрасно понимала, что она опять в центре внимания, и широко улыбнулась, показав прогалины на месте выпавших передних молочных зубов.
Ради Тувы он был даже готов терпеть ее невыносимую, бестактную мамашу.
Внезапно его мобильник на разделочном столе пропел первые такты из Kleine Nachtmusik. Рабочий телефон, для частных разговоров он пользовался другим номером.
«Форсмарк».
Марианн посмотрела на него умоляюще, но не сказала ни слова. Знала, что по пустякам с работы не звонят. Его постоянная занятость – плата за хорошую машину, путешествия и дорогие теплицы Хайнца.
– Прошу прощения, – Хайнц взял телефон и вышел в гостиную.
Посмотрел на маленькие красные сапожки Тувы в лужице растаявшего снега. Закружилась голова. Прислонился к стене, чтобы не потерять равновесие.
– Хайнц. Я слушаю, – собственный голос показался ему сиплым и надтреснутым.
– Слава богу, Хайнц, – с облегчением сказала Соня. – Тебе надо немедленно приехать. С первым реактором что-то серьезное.
Он добирался до «Форсмарка» больше часа – снег залеплял стекло, дворники не справлялись, колеса, стоило снизить скорость, тут же начинали буксовать в снежной каше. Новости по радио то и дело прерывались сообщениями о дорожных происшествиях в Средней Швеции. Одно он видел и сам – фура съехала в канаву. Водитель отчаянно махал, просил остановиться, но у Хайнца не было на это времени. Уговорил сам себя, что не заметил несчастного парня, слишком легко одетого для такой погоды.
С первым реактором что-то серьезное.
Эти слова словно отбросили его на восемь лет назад, в тот солнечный июльский день, когда на «Форсмарке» чуть не произошел взрыв. Он заикнулся было, но Соня уверила его, что здесь что-то другое. Проблем с электроснабжением нет, а даже если бы и были, резервные генераторы уже наготове, включатся в ту же секунду. Но приборы показывают что-то невероятное. Тревога за тревогой. Мало того, среагировала система защиты. Реактор частично остановлен, автоматически погружены поглощающие стержни.
Хайнц подъехал к проходной, опустил стекло и показал вахтеру пропуск. В машину тут же ворвался ветер со снегом, и старые парковочные квитанции, лежавшие на панели, разлетелись по всему салону.
Оставил машину на парковке у первого реактора. Собственно, парковка была предназначена только для работников сервиса, но в критических ситуациях цель оправдывает средства.
Так решил Хайнц и побежал к входу.
В зале управления спокойно, хотя напряжение заметно, наверное, даже постороннему. Намного больше персонала, чем обычно. Все операторы у своих пультов – уже по одному этому можно угадать: что-то пошло не так. Соня и начальник смены Роберт склонились над толстой папкой с инструкциями.
Это не первая аварийная ситуация. За годы работы Хайнц усвоил, что такие вещи чаще всего не зависят от каких-то серьезных поломок.
Он неторопливо подошел к Соне. Она выпрямилась и кивнула, не отнимая руки от больного сустава. Седые волосы не расчесаны – видно, тревога и ее застала врасплох.
– Хорошо, что ты приехал.
– Спасибо добрался. Погода – черт знает что.
Соня кивнула – да уж, погода не из лучших.
– Мы уже несколько часов получаем странные показатели, – Роберт не стал комментировать метеорологические условия. Снял очки и протер глаза. Его экзематозные руки, красные, словно обожженные, местами с мацерированной кожей, напомнили Хайнцу руки матери – от постоянной стирки у нее развилась экзема. Хайнцу они казались отвратительными, он сжимался, когда мать к нему прикасалась.
– Прости, мама… – пробормотал он.
– Что? – Роберт удивленно посмотрел и посадил очки на место.
– Ничего, ничего… я только…
– Черт знает что происходит, – продолжил Роберт, не обратив внимания на странный пассаж. – Инструменты показывают одновременно низкое и высокое давление в реакторе, опасно низкий и в то же время опасно высокий уровень воды. Потом получили сигнал утечки в противоаварийной оболочке реактора. И вне ее. Странно до чертиков… Мы провели несколько контрольных замеров, прошли по всем инструкциям, но… ничего подобного нигде не описано. Такое ощущение, что у всей системы крыша поехала.
– А когда произошла частичная остановка? И что вы заметили?
– Давление и уровень воды стабилизировались. Если верить приборам… Но потом начали прыгать показатели на электрическом щите. Опять же, если верить приборам, упало напряжение в шестикиловольтной сети.
– В шестикиловольтной сети? – переспросил Хайнц. – Но вы же наверняка знаете, что это ложная тревога?
– Конечно, ложная, – пожала плечами Соня.
– А остальные?
– Готов заключить пари на миллион, что они все ложные, – Роберт обреченно опустился на вращающееся кресло.
Соня тоже села.
– Но почему? – пробормотала она. – Что за причина?
Хайнц вспомнил, как они с Соней провели восемь часов в симуляторе, построенном Управлением ядерной безопасности. Сейчас такой симулятор есть и на территории станции, а тогда им пришлось ехать в Студсвик под Нючёпингом.
Симулятор представлял собой точную копию зала, где они сейчас находились, – такие же панели с приборами, такие же компьютерные дисплеи, даже стены выкрашены в тот же цвет. Там инсценировались все возможные неполадки, какие могут произойти на атомной станции.
Но ничего подобного там не было.
Мало того, насколько Хайнцу было известно, ничего подобного не происходило никогда и нигде. Но у него были свои догадки. И он прекрасно знал, что простая логика приведет Роберта и Соню к тем же выводам.
Роберт словно прочитал его мысли.
– Что-то с IT-обеспечением. Компьютеры глючат.
Хайнц обреченно кивнул. Проклятая флешка.
– Компьютерщики уже здесь, – Роберт показал в дальний угол зала, где группа людей разного возраста напряженно всматривалась в дисплей.
С одним из них Хайнц был знаком. Некто Штайн, сравнительно молодой парень, ответственный за системы управления.
– И что они говорят? – спросил Хайнц. По спине побежали мурашки.
– Они тоже ни с чем подобным не сталкивались. Хотя… что-то похожее было на станции в Баксли, в Америке. Реактор был остановлен на сорок восемь часов – они никак не могли справиться с проблемой. Причина, как они считают, напоминает саботаж: какие-то хакеры влезли в систему, пока загружали новые программы. Но… наши пока не знают, в чем дело. Связались со службой поддержки, те, в свою очередь, с поставщиками.