Этого бугаю показалось мало – воспитание только начиналось. Он подошел и с размаху саданул Кроху ботинком в бедро. Ногу пронзила такая боль, что пленница не сдержалась и взвыла, как кошка, которой прищемили хвост. Вопль не остановил Отелло, а лишь раззадорил. Как и любому садисту, крики жертвы доставляли ему особенное удовольствие. Чем громче рев – тем сильнее желание бить еще и еще. Гвардейца затрясло, из оскаленной пасти показалась тягучая капля слюны, а в выпученных зенках вспыхнула звериная ярость.
Опустившись на колени, он принялся лупить девушку куда попало. Бедняга терпела как могла, чтобы не провоцировать мучителя, но у того окончательно снесло крышу. Разума хватало только на то, чтобы не сжимать кулаки, ведь месить труп совсем не весело. Но если так пойдет и дальше, гад зашибет ее и шлепками, просто времени уйдет побольше.
Кроха это прекрасно осознавала и отчаянным рывком кое-как выкатилась из-под шквала лещей и спряталась под стол. Миг спустя тяжеленное дубовое укрытие сдуло, как пушинку, к противоположной стене. Попытавшаяся сбежать добыча пуще прежнего распалила ублюдка. Раньше беглянка считала Ежа сумасшедшим, но исключительно потому, что не встречала настоящих поехавших. Даже облезлый Псина не выглядел настолько безумным.
Казалось, на лице Отелло разгорелась гражданская война. Некогда единое государство распалось, и каждая часть, будь то щеки, нос или подбородок, объявила независимость и зажила по своим законам. Левый глаз моргал морзянкой, зрачок соседа пытался закатиться под веко. То, в свою очередь, отчаянно сопротивлялось, но ему мешала нахмуренная бровь. Другая же тщетно силилась изогнуться вопросом, чему решительно противился играющий на гармошке лоб. Нос морщился, словно учуял дохлятину. Верхняя губа требовала вернуться в исходное положение, пока нижняя тянулась вперед и роняла мутные ручейки. Нервный тик вынуждал дрожать, шевелиться и дергаться то, что обычно сохраняло полный нейтралитет. Например, мочки и гортань.
Одного взгляда на эту рожу хватило бы, чтобы надуть в штаны. Даже если бы эта жуть была на картинке, а не прямо перед девушкой, да еще с занесенными клешнями. Впору было упасть с разрывом сердца, но Арина проскочила меж ладоней Отелло и кинулась к двери.
Садист сухо рассмеялся вслед.
– Закрыто, дура. Никуда ты не денешься.
Но она и не собиралась сбегать. Набегалась за всю жизнь вдоволь. Хватит. Схватила «пэпэшку» с гвоздя и направила на изверга.
– Ой! – ехидно протянул муженек. – Боюсь-боюсь. Знаешь хоть, с какого конца стреляет?
– А ты знаешь хоть, откуда я? – с вызовом прозвучало в ответ.
Психопат закончил кривляться и оцепенел. Страх вернул его из пучины угара, и боец вновь стал похож на человека – к сожалению, только внешне.
– Ты не сможешь… – процедил он и облизнул пересохшие губы.
– Уверен?
Судя по забегавшим глазкам, ни о какой уверенности и речи не шло. Это дозорным и рабочим промывали мозги, а гвардейцы отлично знали, кто такие сталкеры, и чем чревато с ними шутить. Всегда при оружии, какой-никакой броне и мастерски умеют убивать. Вряд ли кто-то догадывался, что Кроху привел Еж. Думали, добралась сама. Пришла из Ада, где кадавры, химеры и реки кислоты. Значит, такая же, как и все «бесы» до нее: опытная, бесстрашная и крайне опасная. И хоть беглянка такой не была от слова вообще, но, как говорят барыги с Безымянки – хороший понт дороже выстрела.
Отелло поднял руки и смущенно пробормотал:
– Ну, чё ты сразу волыной машешь. Давай перетрем нормально… договоримся.
– Давай. Договор простой: ведешь меня к Аманде и остаешься жив.
– Тебя не пустят на базу.
– Значит, спрячусь.
– Как?
Арина кивнула на брезентовый рюкзак в углу.
– Как в сказке про медведя и пирожки. Знаешь такую?
– Не… чё такое медведь?
– А вот читал бы книжки – и не чёкал бы. Я залезу в рюкзак, а ты принесешь меня прямиком к башне. И только попробуй рыпнуться – мне терять нечего.
– А что я скажу?
– Ну… что жена ведет себя странно, нервничает. Молодая еще, замужем в первый раз, перед брачной ночью волнуется. Я и так, и сяк, и об косяк, а она ни в какую. Дайте совет, вразумите, вы же женщина. Усек?
– Угу.
Кроха залезла в рюкзак и стянула тесемку над своей макушкой. Едва верзила накинул лямки, промеж лопаток уперлось холодное дуло.
– Да успокойся ты…
– Иди, не шурши. И не садись на пенек, не ешь пирожок. Пирожок со свинцовым горошком – понял, нет?
– Больная…
– Ты будто здоровый. Конец связи.
Никогда еще она не путешествовала столь необычным способом – сидя в темном шатающемся мешке и сжимая потными пальцами рукоятку пистолета. При этом ни капельки не боялась. Впервые в жизни ее охватил азарт последнего хода, решающего шага, от которого зависел итог игры. То самое «пан или пропал». Все или ничего. Победа или смерть. Ведь если и этот отчаянный гамбит провалится, чувства, переживания и страхи потеряют всякий смысл. Мертвецы не волнуются о близких, мертвецы не строят планов, мертвецам плевать на все – их раз и навсегда выбросили с доски. Трястись можно, когда есть несколько путей на выбор – из боязни ошибиться. А когда вариант всего один, и менять что-либо поздно – делай, что должно, и будь что будет.
Отелло добрел до ворот и снял трубку.
– Это Костик. Мне к Бабушке, срочно.
Костик. Как мило.
Спорить с гвардейцем никто не отважился, и створку тут же открыли. Кроха вновь обратилась в слух, пытаясь понять, куда именно ее несут. У входа садист чуть развернулся и пошел прямо. Постучался, дверь со скрипом отворилась. Еще два шага – и рюкзак бережно опустили на пол.
Девушка выглянула из горловины и оцепенела. Время словно остановилось, дав во всех подробностях разглядеть, как у сидящих за столом бойцов отпадают челюсти и распахиваются глаза. Выпавшая из пальцев пешка гулко стукнула о клетку и пошатнула короля. Затем потянувшаяся к оружию рука смела на пол все фигуры, и они попадали. Черно-белый лоснящийся поток перемешался, и уже не понять было, где свои, а где чужие. Нет правых и виноватых, хороших и плохих, добра и зла. Есть только люди и их интересы.
Как же сильно ты ошибался…
Ублюдок принес пленницу не к старухе, а в сторожку у ворот, где обычно скучали за шахматами двое дозорных. И теперь они в панике похватали «Кедры», как будто из мешка высунулся свирепый мутант. У девушки была фора в несколько секунд, и за это время предстояло сделать самый важный выбор: погибнуть или убить. Для человека, не сумевшего заколоть свинью, это был переломный момент. Кульминация. Ответ на краеугольный вопрос всего приключения: кто я? Кого я вижу в зеркальном щите?
Пистолет-пулемет чихнул, из груди лохматого мужичка прыснул алый фонтанчик. Напарник уже вскидывал оружие, но внезапная дыра в черепе отправила его отдыхать в уголок. Отелло кинулся к двери, но пуля свистнула перед самым носом. Изверг упал на колени, поднял руки и запричитал:
– Пощади, бесовка. Умоляю, не губи!
– Пять минут назад ты не был таким душкой, – усмехнулась Арина.
Бугай сглотнул и часто задышал.
– Не бойся, – ствол нежно ткнул его в затылок. – Ты еще не закончил обещанное. Веди к бабке, или…
– Понял-понял! Все сделаю, только не стреляй.
– Вот и делай.
Под дулом «Кедра», из которого только что, ничтоже сумняшеся, завалили соратников, права не покачаешь и силу не выпятишь. Гвардеец со сцепленными на затылке пальцами добрался до башни и вызвал Аманду. Из трубки донеслось тихое: «сейчас спущусь», и связь оборвалась.
– Спасибо за помощь.
Мозги садиста расплескались по ржавой облезлой стене – ну, точно половник перловки швырнули. Мертвое тело грохнулось под ноги девушки, и та спокойно его перешагнула, как бревно или мешок картошки. И если парней из сторожки было немного жаль, то Отелло заслуживал смерти, как никто иной. Впрочем, был еще один достойный кандидат в покойники, шарканье которого уже доносилось изнутри.
Заскрипел ворот, люк открылся. Увидев, кто к ней вышел, Арина опустила ствол и тряхнула головой. На пороге стоял отец, а за его спиной маячил Егор.
– Наконец-то, – сказал Спас. – Поздравляю.
– С чем? – тревожно выдохнула дочь и отступила на шаг, все еще не веря глазам.
– Ты справилась! – Еж облокотился на плечо Влада и оттопырил большой палец. – Прошла испытание. Хотела же выбраться из метро и доказать всем, что не лыком шита? Вот и доказала. Правда, нам с папашей пришлось тебя немного подтолкнуть… Создать, так сказать, благоприятные условия. Вернее, неблагоприятные. Порой, чтобы выкурить мышку из норки, туда надо плеснуть водички. Понимаешь?
– Нет… Ничего не понимаю.
Еж вздохнул и посмотрел в потолок.
– Не удивлен. Тогда идем. Пора выкладывать карты.
Девушка вздрогнула и вцепилась в оружие.
– Спокойствие, только спокойствие, – отец поднял ладони и тепло улыбнулся. – Знаю, ты удивлена и напугана, но самое страшное уже позади.
– Позади? Позади?! Я… я только что…
– Девочка, расслабься. Все в порядке.
За спиной скрипнула дверь. Дозорные вышли во двор и помахали «убийце». Оба держали выпачканные полотенца, которыми оттирали бутафорскую кровь с маскхалатов. Тут и Отелло медленно выпрямился, смахнул пальцем свои же мозги со стены и сунул в рот.
– Извини, – сказал он и шагнул в тень. – Но так надо.
– Да что тут происходит?! – Крохе становилось все труднее держать себя в руках.
– Идем, – Спас указал на лестницу. – Лучше сама посмотришь. На словах это трудно объяснить.
Они поднялись в святая святых этой жуткой общины – в шар на вершине пирамидки. Изнутри он был полностью прозрачным, и с высоты открывался чудесный вид на деревню, поле и рощу. Посередине стоял пластиковый саркофаг, в котором под белой простыней лежало чье-то тело.
«В той норе во тьме печальной гроб качается хрустальный».
На голове блестел обруч с пятью длинными спицами. Из четырех вились проводки и соединялись с громадной конструкцией под сводом. Больше всего она напоминала сеть, сплетенную из тонкой серебристой проволоки, по которой непрерывно носились ослепительно-яркие искорки. Вспыхивали над обручем и устремлялись в ком блестящей паутины. Внутри него, сокрытый переплетениями нитей, мерно пульсировал светящийся шар того же цвета, что и сам Купол.