– Гражданин начальник, – Михайлюта с самого начала стал употреблять в отношении меня это обращение, из чего я сделал вывод, что он успел побывать «по ту сторону шлюза», или как минимум ему приходилось иметь дело с уголовниками. – У этого поляка в карманах я видел всякие штучки, которыми торгуют в магазинах для магов и колдунов. И под нос он бормотал слова точно не польские и не украинские. Только, если этот пан такой колдун, то почему он не превратился в птицу или мышь, или не отвел глаза своим охранникам? Нет, на мольфара или характерника[43] он не похож.
«Ну, это мы потом посмотрим, – подумал я, – чем тут занимался пан Моравецкий. Главное, что его занятия были направлены против ополченцев, защищающих свою землю».
– Ладно, на сегодня хватит. Поговорю с твоим поляком, проверю, наврал ты мне или нет. Это зачтется тебе в будущем.
Я вызвал конвойного, велел увести Михайлюту и минут через десять привести поляка. Мне понадобится некоторое время для того, чтобы обдумать сказанное предыдущим фигурантом и набросать план допроса.
Часть III. «Такого ополченья мир не видал с первоначальных дней…»
7 августа 2014 года. Первомайское у Снежного. Бывший комкор Революционной повстанческой армии Украины, а ныне лейтенант отдельной роты бригады «Восток», Каретников Семен Никитич
– Товарищ капитан, – сказал я и добавил, чуть подумав (у нас таких старорежимных привычек не было отродясь): – Разрешите обратиться?
– Обращайся, – усмехнулся тот. Похоже, что и он не привык к таким буржуйским кунштюкам.
– Говорят, что прошла весточка, будто враг захватил вершину Саур-Могилы.
– К сожалению, это так, товарищ комкор.
– Тогда, товарищ капитан, я прошу зачислить меня в состав вашей роты. И не «комкором», а кем угодно – хоть простым солдатом.
– Ну, рядового ты давно перерос, Семен Никитич. Как, впрочем, и мою скромную персону – не каждому довелось командовать корпусом. Во всяком случае, со мной такого не случалось. А вот лейтенантом я тебя сделать могу. Больше – прости, нужна санкция свыше, а где ее сейчас взять-то? В общем, так – зайдешь потом в каптерку, там тебе выдадут все, что надо. Точнее, все, что сможем.
– Товарищ капитан, у меня к вам другое предложение. Главное – не дать этим пасюкам закрепиться на холме. А то, как я успел узнать, они так взяли Славянск – захватили высоту, поставили на нее артиллерию и начали стрелять по всему, что до чего могли добить. Можно, конечно, контратаковать – только так мы только людей положим. А что, если вместо этого сделать их жизнь поганой, как протухшее яйцо? Люди у вас – у нас – такие есть. Тот же Миша Студзинский либо наш тувинец. Позову еще Михаила и Алексея – я с ними из плена вырвался. Они местные, где здесь чего хорошо знают, да и воевать умеют. И, конечно, Фольмера… Знаете, вы тут, наверное, думаете, что он – немец-перец-колбаса, служака, только и думающий, как правильно исполнить приказание. Только вот это не так. Он как хороший игрок в шахматы – батька у нас приветствовал эту забаву, сам научился играть, когда сидел в Бутырках. Да и нас учил, говорил: «Бестолочи, надо не только знать, как шашкой махать, но и головой думать!» Так вот, этот Фольмер – как хороший шахматист – он тебя подловит так, что ты и толком не поймешь, как окажется, что королевы у тебя уже нет, а королю – шах и мат. Скажу честно – командуй у беляков такие, как он, полками и дивизиями, нам с батькой пришлось бы совсем хреново.
– У Фольмера пока что другое задание, но, когда он вернется, я с ним поговорю. Вообще-то твоя ДРГ, – увидев на моем лице недоумение, добавил: – ДРГ – диверсионно-разведывательная группа. Так вот, людей подберешь в нее сам, желательно добровольцев. Оружие мы вам подходящее найдем.
Только ты особо губу-то не раскатывай – у самих с этим делом хреново. Сколько тебе нужно времени для того, чтобы подготовить их к бою?
– С недельку на подготовку неплохо бы… Да только, как я понял, времени этого как раз и нет. Днем переговорим, решим, как и что каждый будет делать. Потом оружие пристреляем, маршрут обдумаем. Сегодня вечером я бы и выступил. Пойдем больше на разведку, но и шумнем там, если что, чуток, чтоб жизнь этим свиньям медом не казалась. Пусть от каждого куста шарахаются.
– Сдюжите? – капитан внимательно посмотрел на меня.
– Должны. Все же с батькой, Нестором Ивановичем, мы немало в этих краях повоевали. Кое-какой опыт у нас есть. Да и у ребят наших, насколько я знаю, тоже. Вот только… Командира лучше бы все-таки другого найти. Вы только не думайте – я не трушу, просто в вашей армии я не служил, и многое для меня непонятно. А надо найти такого, который и оружие знает, и «азовцев» этих поганых, их тактику и привычки.
Халилов задумался, затем кивнул:
– Есть у меня такой человек. Воевал во Вторую Чеченскую в спецназе, – так у нас называется род войск, который и занимается такого рода вещами – потом вернулся на Украину. Вот только… Брат у него по ту сторону окопов – и, как мне сказали, якобы в «Азове».
– И вы ему доверяете? Он к брату не сбежит?
– Доверяю. Этот не предаст. И вы с ним, есть у меня такое впечатление, споетесь. – Он выглянул из палатки и крикнул кому-то:
– Найди Остапа. Пусть срочно бежит к командиру!
7 августа 2014 года. Первомайское у Снежного. Подполковник ФСБ Жарков Александр Павлович
Пан Моравецкий вел себя так, как должен вести в плену настоящий шляхтич. Он пыжился, стараясь продемонстрировать свою «гоноровость», хотя при этом страшно трусил и вздрагивал, когда я повышал на него голос.
Не успев войти, он снова затянул старую песню из своего репертуара о том, что за насилие над представителем «цивилизованного человечества» нас всех ждут страшные кары. Каким образом они нас настигнут, пан Моравецкий не разъяснил. В качестве пряника он пообещал нам деньги, и немалые, если мы возьмем его хорошего под белы рученьки и отправим для начала в Киев.
Послушав в течение минут пяти «арию польского гостя», я довольно невежливо прервал ее, сообщив пану Моравецкому, что на «цивилизованное человечество» я плевать хотел, а возвращение гордого ляха под отчий кров будет во многом зависеть от той информации, которую он сообщит мне здесь и сейчас. Причем в случае обмана шансы на встречу с милой Польшей у него резко упадут, как курсы акций на Нью-Йоркской бирже.
Поляк побледнел, замолчал и стал лихорадочно понукать свои извилины, пытаясь найти выход из того незавидного положения, куда он угодил по собственной дурости и самоуверенности.
– Пан официер, – наконец произнес он, – я думаю, что мы, как умные люди, сумеем договориться и найти приемлемый выход из создавшейся ситуации. Вы, наверное, догадываетесь, кто я и чьи интересы представляю. Да, я работаю в AW[44] и направлен в район Саур-Могилы моим руководством с весьма важным заданием. Вы, наверное, слыхали о том, что в здешних местах стали происходить непонятные явления и события…
– Чего уж тут непонятного, – перебил я его. – Самая обычная война, причем необъявленная. Для меня же из всего происходящего непонятно лишь одно – как поляки могут помогать бандеровцам, потомкам тех, кто резал глотки их соотечественникам на Волыни. И почему поляки так легко и просто забыли о десятках тысяч убитых во время резни летом 1943 года, но не могут простить и забыть о сотнях польских офицеров, якобы расстрелянных НКВД в Катыни. Тем более что причастность советских спецслужб к убийству поляков доподлинно не доказана, а вот свидетелей зверств людоедов из УПА пруд пруди.
Моравецкий злобно уставился на меня, но, вспомнив, в качестве кого он сейчас сидит передо мной, промолчал.
– Давайте вернемся к нашим баранам, – сказал я. – Вы говорили о каких-то непонятных явлениях, зафиксированных вашими людьми в здешних местах. Что это за явления, чем они необычны?
– В структуре AW существует отдел, который занимается фиксацией и документацией всего того, что не может быть объяснено современной наукой.
Я работаю в этом отделе. Мне дали задание – найти очевидцев необычных явлений, опросить их и с помощью фото- и видеосъемки зафиксировать следы и прочие материальные предметы, подтверждающие рассказы очевидцев.
– Что вам удалось узнать? И в каком бюро вы служите? – спросил я.
– Наш отдел не входит ни в одно из десяти бюро. Он и названия-то не имеет. А узнать мне удалось очень и очень мало, – вздохнул пан Моравецкий. – Фактически я только-только начал сбор информации, как невесть откуда налетели ваши лайдаки, связали меня и уволокли в темницу.
«Знал бы ты, что среди этих „лайдаков“ были люди, о которых ты намеревался собрать сведения, – усмехнулся про себя я, – и за общение с которыми такой, как ты, отдал бы полжизни». Впрочем, насчет последнего – вряд ли. Пан Моравецкий из тех людей, которые трепетно относятся к своей жизни и своему материальному благополучию. Хотя…
– Я полагаю, что поиск НЛО, зеленых человечков и прочей дребедени – это одно из ваших заданий. Помимо них, вас интересовали сведения, представляющие интерес для наступающих на Саур-Могилу украинских националистов. Ну и прочая военно-политическая информация, которая от вас уходила не только в Варшаву, но и в Форт-Мид, тот, что в штате Мэриленд[45].
Пан Моравецкий вздрогнул и с испугом посмотрел на меня. Видимо, он поначалу принял меня за обычного полевого командира, который из чистого любопытства расспрашивает своего пленника. А теперь, поняв, что с ним работает представитель спецслужбы ДНР (а, может быть, и России), он будет держаться настороже и следить за каждым своим словом. Ну что ж, подумал я, пусть пока посидит чуток в одиночке, помаринуется – даже до него дойдет, что сотрудничать надо.
Вызвав конвоира, я отправил пана Моравецкого в камеру, а сам позвал к себе Пашу Ефремова. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.