7 августа 2014 года. Первомайское у Снежного. Подполковник Ефремов Павел Федорович, он же майор ополчения ДНР Мельников Павел Сергеевич, позывной «Каскадер»
– Ну что, Паша, скажешь по поводу всех этих ужастиков? – с кривой усмешкой спросил меня Шурик Жарков. – Тут тебе и ожившие мертвецы – они же «гости из прошлого» – и явления чудесные, которым более-менее внятных объяснений я дать не могу. Понятно, что мы в первую голову должны сейчас думать о том, как сдержать укропов. Они намерены полностью окружить Донецк и отправить всех нас на гиляку. Будем надеяться, что у них это не получится.
– Для этого им надо взять Иловайск, – покачал я головой. – Как-никак, это узел дорог, ведущих в Харцызск. А оттуда рукой подать до Донецка или Макеевки. А, самое главное, тогда они смогут изолировать нас от России, после чего эти твари-бандеровцы займутся своим любимым делом – убивать всех, кто косо на них посмотрит. «Наша власть должна быть страшной!» – говаривал их фюрер Степан Бандера. И они, как ты видишь, верны его заветам.
– Да, – покачал головой Жарков, – я тут много наслышался у вас о похождениях нацистов с тризубами. Мы с тобой прошли Афган и Чечню, много чего повидали, но такое…
– Так вот, Шурик, а тебе не кажется, что появление наших живых мертвецов как-то связано с тем, что происходит сейчас на Донбассе? Ведь Земля – она живая. Ты только не смейся, но мне кажется, что ее терпению порой приходит конец, и она начинает делать такое, о чем мы с тобой и не подозреваем.
– Я, Паша, об этом думал, и не единожды. Ведь ты помнишь, где я работал. Какой только чертовщиной нам приходилось заниматься в свое время. Естественно – почти все, о чем нам докладывали, было откровенной чепухой. Но ведь были факты, от которых трудно отмахнуться.
– Это ты о чем, Шурик? – с любопытством поинтересовался я. – Ты скажи мне, а мы с тобой над этим подумаем. Когда-то это у нас неплохо получалось.
– Помнишь, Паша, Вадима Окунева? Летёху, который служил с нами в Афгане. Отчаянный был парень, царствие ему небесное.
– Конечно помню, – кивнул я. – Жаль его, погиб совсем молодым, и по-глупому.
– А кто по-умному погибает? – парировал Каскадер. – Только разговор сейчас будет о том, что накануне смерти он взял да и брякнул мне: «Дружище, а ведь завтра меня убьют. Ты, если что, позаботься о моей маме – одна она останется, трудно ей будет».
– Да ну! – удивился я. – Ты мне ничего об этом разговоре не говорил. А зря – я бы тоже посылал деньги его матери. Ведь она так переживала его смерть. И сама она вскорости умерла. Мы еще скидывались на ее похороны.
– Так вот, Паша, скажи, откуда Вадим мог знать о том, что на следующий день шальная пуля перешибет его страховочный трос, и он упадет в пропасть? Я вспоминаю – говорил он тогда о смерти спокойно, словно о какой-то обыденной вещи. И с уверенностью, что так оно и будет.
Я только пожал плечами. О таких случаях я слышал от своих друзей, но всерьез россказни эти не воспринимал – на войне жизнь и смерть ходят в обнимку, и любого запросто может прихватить безносая дама с косой.
– Да и у меня Паша, – задумчиво покручивая в пальцах карандаш, произнес Жарков, – тоже был случай, когда я поверил в вещие сны и прочие чудеса. Помнишь, как я лет пять назад чуть было не сыграл в ящик?
– Было такое дело. Помнится, ты ухитрился где-то подцепить тиф, про который у нас и слыхом не слыхивали.
– Я тогда, Паша, был в командировке в одной жаркой стране, где много верблюдов и фиников. Но зато антисанитария такая, что подцепить там какую-нибудь гадость проще пареной репы. Так вот, недели за две до того, как меня скрутило так, что медики только разводили руками и боялись сказать, выживу я или нет, приснился мне один сон. Я вообще их обычно не запоминаю, но этот буду помнить всю жизнь.
А приснился мне один мой дальний родственник, с которым я виделся последний раз лет десять назад, когда он уже был пожилым и больным стариком. Зато во сне он выглядел так, словно судьба отмотала ему назад лет двадцать. Мы беседовали с ним в зале какого-то аэропорта (хоть убей, не помню, которого). Он совал мне в руки билеты и говорил, что мы с ним должны куда-то срочно лететь. Куда именно и зачем такая срочность, он мне не говорил, сколько я его ни пытал, а повторял лишь одно – лететь надо! Но я все же отказался, сославшись на какие-то личные дела, после чего мой дальний родич куда-то испарился, а я проснулся. Я уже забыл об этом сне, когда меня неожиданно скрутило, и медики, сделав все, что можно было сделать, на самолете отправили меня в Москву. Там-то я и узнал от родственников, что в тот день, когда меня скрутило, приснившийся мне родственничек был срочно госпитализирован и через пару дней умер. Выходит, что он подыскивал себе напарника для путешествия на тот свет?
Я задумчиво почесал свою изрядно облысевшую голову. Да, много, оказывается случаев, когда происходит нечто, что трудно объяснить с точки зрения науки.
– Так ты полагаешь, что появление наших «зомби» в районе Саур-Могилы неслучайно?
– Именно так. Я тут почитал некоторых конспирологов и неоязычников. Так вот, оказывается, в районе Саур-Могилы находилась «Ось мира». Потом она якобы переместилась, но следы ее остались. Тут проходили знаменитые Змиевы валы – остатки циклопических оборонительных сооружений, охранявших оседлых земледельцев от кочевых степных народов. Язычники клянутся, что Саур-Могила – не что иное, как могила бога Сварога, олицетворения огня, прародителя всех людей на земле.
– Ну, эвон куда тебя занесло, – вырвалось у меня. – Я знаю, что через эти места прошли многие народы – от киммерийцев до татар. Легенд об этих местах мне пришлось слыхать немало. Но ведь о многих подобных объектах были сложены легенды и мифы. А пока воевать нам приходится не с какими-то гоблинами и троллями, а с бандеровцами и им подобными, которые внешне похожи на обычных людей. Правда, только внешне. А на самом деле это выродки, в которых не осталось ничего человеческого.
Именно в таком духе я и ответил Жаркову. Тот согласно кивнул, немного помолчал и сказал:
– Паша, конечно, ты прав. Надо думать о том, как помножить на ноль всю эту нечисть. Но, как ни крути, помогают нам теперь в этом такие странные люди, как Каретник, Фольмер и тувинец с ковпаковским разведчиком. Так что примем все к сведению и будем готовиться к визиту заморских гостей. А то, что они сюда к нам завалятся – в этом я не сомневаюсь. Надо бы подготовить им самую теплую встречу. А пока что необходимо будет завтра же отправить в Донецк поляка. От греха подальше. – Тут Шурик рассмеялся и стал прощаться, заметив, что время уже позднее, и маленьким детям (то есть нам) пора спать.
Неожиданно вбежал Миша Варенчук:
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться! Только что пришло сообщение от людей Хана – у них кончились боеприпасы, новых не успели подвезти, и им пришлось отступить с вершины Саур-Могилы в лесополосу чуть северо-восточнее.
– Покой нам только снится, Паша? – невесело усмехнулся Шурик.
– Ага, не исключено, что эти твари из «навоза» попытаются сразу же ударить по Снежному. А дорога туда идет через нас.
– В общем так, Паша, – сказал он, чуть подумав. – Надо будет сегодня же – желательно как можно скорее – отправить эту сладкую парочку – Михайлюту и Моравецкого – в Донецк.
Я лишь кивнул – если Шурик говорит, что так надо, значит, надо.
– А ты отправишься с ними?
– Конечно, надо было бы, но я остаюсь. Главное я уже узнал, протоколы допросов отправлю по электронке, а продолжить смогут другие. А я еще здесь пригожусь. Тем более, если кто-нибудь стучит укропам, то мое присутствие наведет их на мысль, что эта польская мразь все еще здесь.
Я лишь кивнул.
– Самое хреновое, что я не смогу дать тебе в качестве сопровождающих более двух человек. У меня каждый человек на счету. Так что давай посидим и подумаем, как нам отправить наших арестантиков к месту назначения, причем так, чтобы они добрались до Донецка целыми и невредимыми. При этом следует учитывать вероятность перехвата транспорта с ними и сопровождающими ДРГ врага.
– Да, Паша, – вздохнул мой приятель. – Час от часу не легче. Но ничего, что-нибудь придумаем. Мы ведь и не из таких переплетов с тобой выбирались. Выберемся и из этого…
7 августа 2014 года. Донецк, больница № 15.
Анджела Нур Кассим, стюардесса
Когда я проснулась, увидела сквозь матерчатые шторы, что солнце уже было довольно-таки высоко. Я сообразила, что проспала вечер, ночь и утро, но чувствовала себя уже намного лучше.
Рядом с кроватью на старинной тумбочке я увидела самый обыкновенный колокольчик. Я с трудом дотянулась до него и позвонила. Через минуту вошла белая медсестра, всплеснула руками, улыбнулась мне и выбежала, а через минуту вернулась, чтобы померить мне температуру и измерить давление. Я попросила:
– Доктор.
Та что-то сказала и вновь вышла – но лишь затем, чтобы принести мне завтрак. Я с вымученной улыбкой покачала головой, а женщина сказала что-то по-матерински недовольным тоном. Я сообразила – мол, ешь – и потянулась за ложкой, решив, что немного овсянки мне не помешает.
А минут через пять пришла та самая евроазиатка и сказала что-то медсестре. Та кивнула и вышла, а врач еще раз осмотрела меня, задала мне пару вопросов и наконец-то сказала:
– Ну что ж, вы идете на поправку. Конечно, до полного выздоровления еще пройдет какое-то время, но вы молоды, и все до свадьбы заживет.
– А я… не собираюсь замуж.
– Так у нас говорят – это означает всего лишь, что ваше здоровье рано или поздно полностью восстановится. Меня, кстати, зовут доктор Марина Балдан, я ваш лечащий врач.
– Что со мной?
– К счастью, ничего страшного. Сотрясение мозга, а, кроме него, если отбросить в сторону врачебный жаргон, разнообразные ушибы. Внутренние органы, к счастью, серьезно не повреждены. Женщина, которая вас нашла, рассказывала, что вы, судя по всему, упали с высокого дерева, но ветки смягчили ваш полет. Иначе было бы все намного хуже. Вот только… вы были весьма странно одеты – похоже на национальную одежду, с бейджиком, где написано было лишь «Анджела».