Спят курганы темные — страница 26 из 49

– Так меня зовут. Анджела Нур Кассим. А работаю я стюардессой в «Малайзийских авиалиниях», как я вам уже рассказала. Одета же я была в баджу кебайя – так называется наша национальная одежда, и ее носят стюардессы компании.

– Вот только как вы оказались на Саур-Могиле? – Увидев на моем лице непонимание, она пояснила: – Так называется холм, на котором вас обнаружили.

– Не знаю… Если честно, я летела на рейсе MH17, направлявшемся в Куала-Лумпур из Амстердама, когда случилось… это.

И я, собравшись с духом, рассказала своей собеседнице все, что помнила.

– Понятно… Вот только, опять же, рухнул самолет семнадцатого июля, а нашли вас пятого августа.

– Вы мне не верите? – я готова была разрыдаться, ведь это было чистой правдой. И вчера врач сделала вид, что мне поверила.

– Как раз я вам верю, – кивнула Марина. – В последнее время в тех краях произошло много… непонятного. И кое-что из этого я видела сама.

– Надо бы сообщить моей маме, что я выжила. Вы не знаете, где мой телефон? – Я неожиданно вспомнила, что мой-то телефон сломан, а на втором нет ни одного моего контакта, да и не мой он.

– Узнаю и расскажу вам. Но можете позвонить и по моему, – и она протянула мне старомодный, но вполне функциональный мобильник.

– Я вам заплачу!

– Потом разберемся. Главное, чтобы ваша семья не беспокоилась. – И она протянула мне телефон. Но ответил мне незнакомый женский голос.

– Анджела Нур Кассим? Не звоните сюда больше, мошенница, моя племянница погибла три недели назад. Такие, как вы, довели мою невестку до больницы.

И повесила трубку. Я попробовала позвонить еще два-три раза, но никто не отвечал. Я разрыдалась, и Марина обняла меня.

– Ну что вы, что вы?

– Какая-то незнакомка – судя по всему, папина старшая сестра, я ее никогда не видела, она не одобряла того, что папа женился на маме. Она ответила, обозвала мошенницей. Мол, я погибла, а мама из-за таких, как я, в больнице.

– Никто не поверит, что вы спаслись, – покачала та головой. – Впрочем… с тех пор в мире все только и говорят о гибели самолета. И обвиняют в этом кто донецких, а некоторые и Россию, против которой ввели за это множество санкций.

– Давайте я расскажу кому-нибудь о том, что сама помню…

– Если репортерам, то вам не поверят – тем более они не хотят слышать ничего, что может хоть как-нибудь повредить репутации Украины. Впрочем… если хотите, можете рассказать об этом… профессионалам.

– Спецслужбам?

– Именно так. Но только если хотите. Если нет, я никому о вас не расскажу. Хотя ваше удостоверение, полагаю, успели рассмотреть. Но я могу запретить подобные визиты к вам, я же врач.

– Нет, я хочу поделиться тем, что видела сама. Если не журналисты, то пусть хоть кто-нибудь узнает правду. Если мне, конечно, поверят…


Вечер 7 августа 2014 года. Первомайское у Снежного.

Подполковник Ефремов Павел Федорович, а ныне майор армии ДНР Мельников Павел Сергеевич, позывной «Каскадер»

– Не, я туда не полезу! – поляк, увидев поданный к дверям моего штаба «пепелац», уперся всеми четырьмя конечностями, как кошак, которого принесли к ветеринару для последующей кастрации.

– А куда вы денетесь-то? – довольно грубо ответил ему Шурик Жарков, с любопытством наблюдавший за сценой погрузки наших пленников в изрядно потрепанную полугрузовую «Газель» с надписью «господарськi товари»[46] на тенте. – Если надо, я вас в ассенизаторной бочке повезу.

– Но оттуда так пахнет! – никак не мог успокоиться пан Моравецкий, зажимая нос. Действительно, из кузова «Газели» отчетливо пованивало какими-то удобрениями, краской и прочими товарами, запах которых мало был похож на парфюмерию.

– От покойника пахнет еще хуже, – философски заметил Шурик. Он, кряхтя, потянулся и непроизвольно потер правое плечо.

Я вспомнил, что во время наших похождений в Афгане его зацепила душманская пуля, после чего он пару месяцев провалялся в госпитале. Видимо, старые раны все же давали себя знать.

– А при чем тут покойник?! – взвился поляк. – Вы хотите сказать…

– Что хочу, то и скажу, – перебил его Жарков. – Просто у нас нет выхода. Если возникнет опасность вашего захвата противником, то придется вас ликвидировать. Таковы правила игры, – Шурик картинно развел руками.

При его словах Моравецкий побледнел и чуть было не шлепнулся в обморок. А Михайлюта часточасто задышал, как марафонец в конце дистанции.

– Все, душеспасительная беседа закончена, пан Гжегож, – подвел итог Шурик.

– Миша, – Жарков сделал знак прапорщику Варенчуку, с которым он приехал к нам из Донецка. – Проверь, крепко ли связаны руки у наших гостей, и заклей им рты скотчем. Насморка вроде ни у кого из них нет, так что до Донецка будут дышать носом – это не совсем комфортно, но на войне часто приходится пренебрегать комфортом. А то ведь звуковые сигналы, которые они, не ровен час, вздумают подавать, нам ни к чему. Придется успокаивать их негуманными методами.

Михайлюта покорно подставил свою морду под скотч, а поляк попытался было рыпнуться, но, получив удар по почкам, замолчал, и дальнейшая процедура «запечатывания» его скотчем прошла спокойно.

Миша и Фольмер аккуратно погрузили поляка и предателя в «Газель». Наши арестанты были одеты в довольно поношенные рабочие комбинезоны. Камуфляжки с поляка и его товарища по несчастью мы сняли – так легче будет сохранить их инкогнито, если кто-то посторонний случайно увидит их во время транспортировки.

Шурик решил отправить в Донецк в качестве сопровождающих двоих – поручика, тьфу ты, старшего лейтенанта Фольмера и Мишу Варенчука. По дороге могло произойти все что угодно – вплоть до нападения РДГ противника. На сей счет у Варенчука, инструктаж которого провел лично Жарков, были четкие указания – живыми Моравецкого и Михайлюту в руки укропов не отдавать. Все сопровождающие документы были записаны на флешку, и ее скотчем приклеили к корпусу гранаты РГД.

– В случае чего, Миша, – строго произнес Жарков, – гранату взорвешь. Если останешься жив, то устно передашь все, что нам удалось узнать, Александру Васильевичу либо Алексею Ивановичу. Подчеркиваю – лично. Никто другой об этом узнать не должен. Ну, да что тебе объяснять – ты в нашей кухне варишься уже давно и знаешь все, как дважды два.

Фольмеру от меня было и особое поручение. Мне сообщили, что наш «военторг» – так мы в шутку называли тех ребят, кто всеми правдами и неправдами добывал для нас оружие – смог приобрести у вороватых хохло-прапорщиков некоторое количество огнестрела, хранившегося в шахтах Соледара. Только специалистов-оружейников у нас было не так уж много. А уж тем более таких, кто разбирался в оружии начала XX века. Ведь порой нам удавалось раздобывать такие антикварные вещи, как винтовки Мосина, немецкие карабины Маузера и британские «Ли-Энфилд». Да и наши «максимы», частью купленные «военторговцами», частью отбитые у противника, тоже были изрядным старьем. А Фольмер, как я успел убедиться, в оружии своего времени разбирался неплохо, да и с незнакомым оружием за очень короткое время становился на «ты». Так что, помимо функций конвойного, он в Донецке должен будет на какое-то время стать нашим «военпредом» – посмотреть на то, что удалось добыть ополченцам, и выбрать из кучу разномастного и изрядно изношенного оружия что-либо подходящее. Квалификация старшего лейтенанта Фольмера и его чисто немецкая аккуратность должны были помочь ему в этом деле. Андрею явно не хотелось ехать в тыл, но он, как человек военный, не стал со мной препираться и не возражал против командировки, только выразил надежду вернуться на фронт как можно скорее.

А Миша Варенчук, пользуясь моментом, попросил снабдить его и его напарника достаточным количеством боеприпасов.

«Хохол, он и в Африке хохол», – подумал я про себя. Но все же дал команду выдать прапорщику все, что он попросит, добавив к патронам еще и гранаты, а также РПГ с запасными гранатами, в числе которых были осколочные и термобарические.

– Миша, – сказал я Варенчуку, – от себя отрываю. Ты не пуляй без надобности по всему, что движется. Лучше будет, если все обойдется вообще без пальбы и пиротехники. Конечно, это уж как получится. А вообще – удачи тебе! Буду с нетерпением ждать от тебя добрых вестей.

– Все будет в порядке, товарищ майор, – ответил Варенчук. – Павел Сергеевич, вы только не волнуйтесь, я прекрасно все понимаю. И доставлю «живой привет» от вас прямиком в кабинет Алексея Ивановича.

– Ну, тогда с Богом, – сказал я и обнял Мишу.

«Газелька» в облаке пыли скрылась за соседним холмом. А мы с Шуриком Жарковым стали прикидывать, когда и откуда ждать нам незваных гостей. Не знаю почему, но мы были уверены, что они должны вскоре здесь появиться. Только какими силами? И кто это будет – туповатые и быковатые «навозовцы» или спецы, с которыми не так-то просто будет справиться?


Вечер 7 августа 2014 года. Саур-Могила.

Сержант полка «Азов» Васюра Андрий Тарасович, позывной «Савур»

Я расстелил карту и заговорил на мове – конечно, предпочтительнее было бы на гваре, только не все ее поймут.

– Итак, поясняю задачу. Мы выдвигаемся вместе с а… – я чуть было не сказал «американцами». «Надо следить за своим языком», – подумал я сокрушенно и продолжил: – Вместе с нашими коллегами в направлении Первомайского и Снежного. По дороге, вот здесь, – я показал на место на карте, – находится хутор, состоящий из трех домов. В двух из них живут люди – как мне доложила разведка, в тех двух, которые ближе к Савур-Могыле. Насколько нам известно, взрослых мужчин там нет – ушли в ихнее террористическое «ополчение», как они его называют. В первом – родители мужа, жена, трое детей от шести до двенадцати лет. Во втором – жена и двое детей, маленький мальчик и девочка несколько постарше. Наша задача – взять этот хутор, и чтобы никто оттуда не ушел живым. До того можете с ними делать, что хотите. Вопросы есть?