Когда же все закончится… вот тогда я и продолжу учиться на хирурга.
Ладно, сейчас у меня более насущные заботы, отдохнула пара минут и будя. И я пошла от одного пациента к другому. К счастью, безнадежных я не видела, а всем остальным пыталась сказать хоть что-нибудь ободряющее. И практически последней я пришла к стюардессе «Малайзийских авиалиний» по имени Анджела Нур Кассим – той самой, которая, по рассказам Марины, чудесным образом перенеслась с самолета, сбитого украинской ракетой, в лес на Саур-Могиле и получила травмы, упав там с дерева. Если бы не мои новые друзья, я бы не поверила, что такое возможно, но судьба Таныша, Кашуба или Шваба меня убедила в обратном.
– Здравствуйте, – сказала я по-английски. Эх, надо было его лучше учить в школе. Но кто ж тогда знал, что он мне может скоро понадобиться…
– Здравствуйте, – ответила та.
– Я ваш врач, меня зовут Ариадна Гринько.
– А как там Марина?
– Работает у линии фронта, – я ничуть не удивилась, что Анджела знала, что моя подруга в командировке. – Давайте я вас осмотрю, а потом мы поговорим дальше.
Конечно, выписывать Анджелу было рановато, но она очень быстро шла на поправку, и еще два-три дня – ей можно будет лететь в свою Малайзию, о чем я ей и сказала.
На что она лишь покачала головой:
– Вы знаете, никто не поверит, что я была на том самолете. Либо меня назовут самозванкой, те же, кто меня узнает, решат, что я попросту опоздала на тот рейс и придумываю всякие небылицы. А здесь ко мне приходил человек, обещал помочь.
– Какой человек?
– Его Андрей Фольмер привел. Знаете Андрея? – И она вздохнула, да так, что мне сразу стало ясно – за моим будущим женихом охотится не только Марина, но и эта малайка.
– Знаю, конечно. Он был одним из тех, кто спас меня на Саур-Могиле.
– Да?
– Видите ли, он вновь на фронте. Больше мне ничего не известно.
– Скажете мне, если что-нибудь узнаете?
Я лишь кивнула и отвернулась, чтобы та не видела моих слез. Во-первых, мне было и правда страшно за Андрюшу. А во-вторых… у меня, как оказалось, две соперницы, и обе красивее меня. Ну что ж… вызов принят, а пока мое место – здесь, в больнице. Закончу обход и посплю немного, ведь скоро начнется очередная смена.
– До завтра, мисс Нур, – сказала я дрожащим голосом. – Поправляйтесь побыстрее…
12 августа 2014 года. На подступах к Саур-Могиле. Лещишин Орес, бывший «афганец», а ныне военный пенсионер
– Стоп! – скомандовал Грек. – Сауровка примерно в километре по этой тропинке. Мы с Остапом и Танышем страхуем вас на первой точке. Той, которую я вам показал – найдете?
Вообще-то нашим командиром был Олег Васюра, позывной Остап. Но он был одним из тех, кому ни под каким видом нельзя было являться в логово врага – там у него брат, который его выдаст на раз-два. Именно поэтому он уходит с Игорем. А что решения принимает мой друг, так это сам Остап так решил, мол, ты в этих делах разбираешься лучше, тебе и карты в руки.
– Найдем, – улыбнулся я, а Каретник просто молча кивнул.
И ребята словно растворились в лесу. А мы пошли дальше.
Игорь предложил такую идею: мы якобы уходили в Петровское из-под Мариновки, это село на южном склоне кряжа, за которое после захвата «навозами» Сауровки и верхушки Саур-Могилы идут ожесточенные бои. Наша легенда – нас послали в тыл для пополнения и эвакуации раненых, грузовичок наш подбили из засады, а, когда мы вышли, «супостата» (то есть нас, ополченцев) и след простыл. И двух других раненых убили, остался я один. На всякий случай мы прошли к той дороге и действительно увидели там грузовик, который очень неплохо сочетался с нашей легендой – с двумя трупами, скорчившимися на деревянных сиденьях в кузове, причем обоих, похоже, застрелили в голову свои же, чтобы не заморачиваться с эвакуацией раненых «побратимов».
Хлопцы все время были со мной и ненавязчиво поддерживали меня с боков. Спасибо им за это большое. Хотя я и хорохорился, нога порой болела так, что хотелось выть от нестерпимой боли. Но я хорошо помнил слова нашего покойного командира, Яши Молчанова, который прошел весь Афган, а погиб у себя в Воронеже, забитый насмерть бандой обдолбанных наркоманов. А говорил он так: «Солдат сначала идет сколько может, а потом – сколько надо». Вот и я, коль напросился в боевую операцию, должен помнить, что я – солдат, как и прежде, и мне лапки кверху задирать не след.
Чтобы в голову не лезли разные нехорошие мысли, я думал о том, с кем мне довелось в этот раз рискнуть жизнью.
Ну, в Игоре Князеве я был уверен, как в самом себе. Он еще в Афгане меня дважды спасал от путешествия в Страну вечной охоты. Да и в этот раз он меня приволок чуть живого к своим.
Сержант Тулуш Кызыл-оол из Тувы, позывной Таныш – таинственно воскресший солдат Великой Отечественной войны – вот кто мог по праву считаться идеальным разведчиком, чувствующим себя в лесу, как у себя дома. У него было просто кошачье зрение – в полной темноте он видел все не хуже, чем ПНВ, которых у нас катастрофически не хватало. Он мог без компаса ориентироваться на местности, безошибочно определяя части света. Наконец, Тулуш, воспользовавшись несколькими днями ничегонеделания, приготовил кое-что, что теперь нам весьма пригодилось. Тувинец сумел сделать настоящий лук, из которого с двадцати шагов попадал в консервную банку. Сам лук он выстругал из ясеня, усилив плечи лука роговыми пластинками. На тетиву он пустил парашютный строп. Выстругал наш «Данила-мастер» и десяток стрел, наконечники для которых сам изготовил из металла. Я и не знал, что наш новый приятель знаком с кузнечным и слесарным ремеслом. Впрочем, сам он остался не очень доволен результатом своего труда.
– Эх, совсем плохой лук получился, – вздыхал Тулуш. – Видел бы его мой дед, отругал бы меня. Да и я совсем плохо стреляю. А дед попадал на лету в птицу. Но ничего, пусть хоть такой будет. Можно ночью часовых убивать.
Как это делается, тувинец показал, когда наш дозор случайно наткнулся на патруль «навозовцев». Они хотели поднять тревогу, но двумя стрелами Тулуш завалил вражеских часовых, да так, что они даже «мяу» сказать не успели. Все было сделано тихо, только тетива щелкнула дважды. Каретник лишь с восхищением покачал головой.
А еще наш «Дерсу Узала» – так Игорь Князев в шутку называл иногда тувинца – сгонял в город, где раздобыл у местных охотников несколько волчьих шкур.
– Я, товарищ командир, – сказал он Остапу, – сошью из них чуни. Если по нашему следу враги пустят собак, то те, почуяв волчий запах, никуда не пойдут. Боятся собачки волков.
– Мне докладывали, что у этих гадов вроде нет собак, которые умеют ходить по следу. – пожал плечами Олег и взглянул на Семена.
Тот кивнул:
– Читал я про добермана Трефа, который еще при царском режиме служил в московской полиции. Говорят, он поймал много разных душегубов.
– Ладно, – усмехнулся Олег. – Давай твои чуни – может, и вправду они помогут нам в случае чего оторваться от погони.
Вот только и Остапа, и Грека с Танышем мы брать с собой в Сауровку не собирались. Таныш слишком уж отличается от моих братьев-украинцев визуально. Можно, конечно, приплести, что он, мол, приехал в Киев учиться, да и застрял там; был же у нас премьер, Юрий Ехануров, наполовину якут. Вот только, во-первых, будь среди добробатов такая колоритная фигура, кто-нибудь о таком азиате наверняка бы слышал. Во-вторых, сибиряки учились на Украине практически только в советское время, а годов нашему Танышу всего-то двадцать с небольшим. Так что эта легенда не проканает.
А Грека мы бы взяли с преогромным удовольствием – он один десятка стоит, здорово воюет и очень неплохо знает здешние места. Но вероятность того, что мы попадем на кого-нибудь из тех «навозов», которые брали его в Марике либо видели в их «библиотеке», хоть была и мала, но имелась – а закон подлости никто не отменял. Именно поэтому они с Танышем будут нас страховать – отходить-то мы будем практически в нашем направлении.
Насчет же тех, кто остался с нами… О Семене Каретнике я только в книгах по истории читал. Дескать, был такой бандитствующий анархист, правая рука самого батьки Махно. Только, похоже, изрядно приврали все эти книжки. Познакомился я с Семеном – молодой парень, внешне ничем не отличающийся от своих сверстников. Только было в нем что-то такое… Ну, то, что делает из человека вожака, заставляет других в него верить и идти за ним на смерть. Да и башка у него варила неплохо. Думаю, что он здешних бандеровцев будет крошить, как когда-то рубал их предшественников – петлюровцев.
Был, вдобавок к Танышу, еще один из тех, которых я называл про себя «не от мира сего». Это был – представьте себе – разведчик-ковпаковец, погибший во время Карпатского рейда и воскресший здесь. Он своими глазами видел то, что вытворяли нынешние «герои Нэзалэжной». Эх, мало их Сидор Артемьич поубивал. Помню, как у нас на Станиславщине старики рассказывали о том, что вытворяли эти самые «герои». Волосы вставали от ужаса дыбом, кровь стыла в жилах. Бандеровцы ведь не только русских и поляков убивали, но и своих же гуцулов и лемков. Казалось, за такое не может быть прощения. Но нет, Никишка-Кукурузник амнистировал всю эту сволочь. И многие из них вернулись назад, в свои хаты. Старлей Студзинский мне поначалу не поверил, когда я рассказал ему о том, что недобитые бандеровцы нынче считаются уважаемыми людьми и получают пенсию от государства.
– В этот раз я пленных брать не буду, – с горечью сказал Кашуб – именно такой позывной взял Миша. – Пусть меня судят, но жить эти сволочи будут лишь столько, сколько им понадобится дойти до стенки, у которой их и расстреляют.
Старлей служил в разведке у самого Петра Петровича Вершигоры. Что и говорить – школа хорошая. И сегодня, после того как нас оставил Грек, Миша шел в авангарде, умело находя почти в полной темноте лесные тропинки и ухитряясь не задевать при этом ни веточки, не споткнуться, не хрустнуть сухим сучком. Конечно, старшему лейтенанту Студзинскому было в ремесле следопыта все же далековато до Таныша, но за неимением гербовой пишем на простой…