кариец по своей глупости предался некоторой общей человекам страсти. Испорченный, по-видимому, настоящим благополучием и надеясь приобрести что-либо выше своего состояния, он не хотел, чтобы полученные им дары почитались наградою за хорошую весть; он досадовал и кричал, что не другой кто, а он сам умертвил Кира и что несправедливо лишен принадлежащей ему славы. Царь, услыша это, был до того раздражен, что велел отрубить ему голову. Но его мать, которая тут находилась, сказала ему: «Государь! Не поступи так кротко с этим негодным карийцем; он от меня получит награду, достойную за слова, которые осмеливается произносить». Царь ей позволил, и Парисатида велела палачам мучить его десять дней, потом выколоть ему глаза и в уши влить растопленной меди, пока наконец он не умер.
Равным образом погиб вскоре и Митридат по своему безрассудству. Он был приглашен к ужину, где были евнухи как царя, так и матери его; он пришел в той одежде и в том золотом убранстве, которые получил от царя. Когда начали пить, то евнух, который имел большую силу при Парисатиде, сказал ему: «Прекрасную тебе, Митридат, подарил царь одежду, прекрасные ошейники и нарукавники. Какой дорогой меч! Сколь ты блажен и славен в глазах всех!» Митридат, уже будучи пьян, отвечал: «Это все пустяки, Спарамиз! Я заслужил у царя большие и богатейшие дары за оказанную мною в тот день услугу». Спарамиз, улыбнувшись, отвечал: «Я тебе не завидую, Митридат; однако как греки говорят, что истина – в вине, то прошу сказать, какая тут слава сыскать чепрак, свалившийся с лошади, и принести его царю?» Он говорил это не потому, что не знал истины, но желая возбудить честолюбие и обнаружить перед присутствующими мысли этого человека, который от вина сделался говорлив и невоздержан. Митридат сказал с дерзостью: «Вы говорите что хотите о чепраках и тому подобном, а я вам скажу начистоту, что Кир убит этою рукою. Я бросил копье не понапрасну, как Артагерс; я попал и поразил его, хотя не прямо в глаз, но в висок; он упал на землю, он умер от этого удара». Присутствующие, предвидя уже конец и несчастье Митридата, склонили головы. Тот, кто угощал их, сказал: «Митридат! Будем теперь есть и пить, поклоняясь гению, хранящему царя, оставим речи, которые выше нас».
После того евнух пересказал Парисатиде слова Митридата; она донесла о том царю, который вознегодовал, как будто бы через то он был изобличен и терял лучшее и сладчайшее удовольствие от победы. Он хотел, чтобы и персы и греки верили несомненно, что при нападении и в стычке он нанес и получил удар, что был сам ранен, но убил Кира. Итак, он велел предать смерти Митридата, посадив его в корыта. Наказание в корытах состоит в следующем. Берут два корыта, которые сделаны так, что можно приноровить одно к другому; в одном из них кладут навзничь наказываемого, потом накладывают другое корыто таким образом, что голова, руки и ноги его остаются снаружи, а прочее тело закрыто. Ему дают есть, а если он не хочет, то принуждают его, коля ему глаза. Как скоро он поест, то наливают ему в рот мед, смешанный с молоком, и обливают им ему лицо. Потом поворачивают его глазами к солнцу. Множество мух садятся на него и покрывают ему лицо. Следствия пищи и питья производят внутри корыт гнилость и порчу, от которой родятся черви, которые точат тело, впиваясь внутрь его. Когда страдалец умрет, то снимают верхнее корыто и находят тело съеденным, а в утробе целые рои гнездящихся и пожирающих червей. Таким образом Митридат умер, мучимый в продолжение семнадцати дней.
Оставался еще царский евнух, отрубивший голову и руку Кира, по имени Масабат, на которого мстила Парисатида. Он не подавал никакого повода против себя. Парисатида устроила следующую против него хитрость. Эта коварная женщина весьма искусно играла в кости. До войны она играла часто в оные с царем; по окончании войны она с ним примирилась, старалась быть всегда вместе, играла и шутила с ним, знала все его любовные дела, в которых сколько могла ему помогала. Одним словом, она оставляла ему как можно менее времени быть со Статирой, ибо она ненавидела ее до чрезвычайности и хотела иметь над царем силу более всякого другого. Некогда, найдя его без занятия и расположенного к забавами, она предложила ему играть в кости по тысячи дариков. Она дала ему выиграть и заплатила деньги. Притворяясь, что ей то было досадно и что чрезвычайно о том жалела, она предложила ему начать опять игру, назначить вместо денег играть на евнуха. Царь согласился. Она сделал условие, чтобы побежденный уступил победителю одного евнуха, которого победитель себе выберет, за исключением только пяти вернейших ему евнухов. После того стали играть.
Парисатида, занявшись игрой с большим вниманием, при удачном бросании костей выиграла и получила Масабата, ибо он не был в числе выговоренных. Прежде нежели царь мог иметь какое-либо подозрение, она предала его мучителями и велела содрать с него живого кожу; тело его было воткнуто на трех колах, а кожа была особо растянута.
Царь был возмущен и разгневан на Парисатиду за такой поступок; но она со смехом и иронией отвечала ему: «Как ты мил и забавен! Ты сердишься за старого дурного евнуха, а я, проиграв тысячу золотых монет, молчу и должна быть довольна!» Царь раскаялся, познав обман, но пребывал в покое. Статира, которая во всем противилась Парисатиде, досадовала на случившееся, говоря, что Парисатида, мстя за Кира, губила жестоким и беззаконным образом евнухов, верных рабов царских.
Тиссаферн, обманув вероломным образом Клеарха и других полководцев и нарушив клятву, поймал их и отослал к царю в оковах. Клеарх просил Ктесия, как тот уверяет, достать ему гребень. Он исполнил его желание; Клеарх причесал себе голову и, будучи доволен услугой, подарил ему свой перстень, дабы он служил знаком дружбы его друзьям и родственникам в Лакедемоне; на печати были вырезаны пляшущие кариатиды*. Притом Ктесий говорит, что посылаемые Клеарху кушанья отнимали и съедали скованные с ним вместе воины, которые давали ему самую малую часть; что он тому помог, заставив посылать Клеарху большее количество, а воинам давать особо другое кушанье; что все это делал в угодность и по желанию Парисатиды; что ежедневно посылал к Клеарху с другими кушаньями четверть барана; что Клеарх просил его скрыть в мясе малый нож, послать его к нему и не допустить его ожидать конца жизни от жестокости царя, что он из страха не исполнил это; что царь обещал клятвенно своей матери, которая просила за Клеарха, не убивать его, но что будучи убежден потом Статирой, он велел умертвить всех, кроме Менона*; что после этого Парисатида злоумышляла против Статиры и уготовила ей отраву. Но это повествование Ктесия неправдоподобно, и причины, которые он тому приводит, вовсе безрассудны, ибо возможно ли, чтобы Парисатида за Клеарха решилась на столь ужасное дело и дерзнула бы умертвить законную царя супругу, с которой он прижил детей, назначенных ему наследниками? Нет сомнения, что Ктесий сделал это трагическое описание, дабы более почтить память Клеарха. Он говорит также, что тела других умерщвленных полководцев растерзаны псами и птицами; но что на тело Клеарха вихрь нанес большую кучу песка, засыпал его и закрыл; что тут были посеяны финики и в короткое время выросла прекрасная финиковая роща, которая осенила сие место, так что и царь раскаялся, что умертвил Клеарха, почитая его как мужа, угодного богам.
Парисатида, ненавидя Статиру и будучи исполнена зависти, ибо сила ее над царем происходила из почтения, но сила Статиры была велика и твердо основана на любви и доверии царя к ней, покусилась на ее жизнь. К этому злодеянию подала повод следующая, по ее мнению, важная причина. При ней была служительница верная, которая имела великую над ней силу; имя ее Гигия. Динон утверждает, что она содействовала ей в составлении яда, а Ктесий, что она только знала о том против воли своей. Принесшего к ней яд Ктесий называет Белитаром, а Динон – Меланфом.
После бывших между ними подозрений и неудовольствий обе женщины начали опять встречаться и вместе ужинать; однако боясь и остерегаясь друг друга, они ели одно кушанье и с одних тарелок. В Персии есть малая птичка, из которой ничего не выбрасывается во время еды, ибо она вся состоит внутри из жиру: по этой причине думают, что питается воздухом и росой. Она называется ринтак. Ктесий говорит, что Парисатида разрезала птичку малым ножом, которого одна сторона была намазана ядом, вытерла его об одну часть птички, чистую и не отравленную часть положила в рот и ела сама, а другую подала Статире. Динон говорит, что Меланф, а не Парисатида, разрезав птицу, подал кушанье с ядом Статире. Эта царица, умирая в страшных муках и судорогах, чувствовала сама, от чего, и внушила царю подозрение к матери своей, ибо ему известна была свирепая и зверская душа ее. Итак, он немедленно приступил к отысканию виновников, поймал и предал пытке служителей и стольников своей матери. Гигию долго держала у себя Парисатида и не выдавала царю, который не переставал ее требовать. После некоторого времени царь, узнав, что Гигия выпросила позволенье у Парисатиды пойти ночью в свой дом, велел поставить засаду; она была поймана и приговорена к смерти. Отравители по законам персидским наказываются следующим образом. Голова виновного кладется на широкий камень, потом бьют ее и давят другим камнем, пока не сокрушат ее. Так-то умерщвлена была и Гигия. Впрочем, Артаксеркс не сделал и не сказал ничего неприятного Парисатиде; по желанию ее он послал ее в Вавилон, сказав, что пока она будет жива, то никогда сам не увидит Вавилона. В таком-то состоянии находился дом Артаксеркса.
Этот государь употребил столько стараний на то, чтобы захватить соратовавших Киру греков, сколько и на то, чтобы преодолеть Кира и удержаться в царстве; однако не имел в том успеха. Греки, потеряв Кира, своего предводителя, и лишившись полководцев своих, вырвались, так сказать, из самой столицы царя и возвратились в свою землю доказать свету, что великость персов и царя их состояла в золоте, в неге, в женщинах, а все прочее было надменность и пустая пышность. Греция оживилась бодростью и презрела варваров. Лакедемонянам показалось уже непозволительным не избавить от рабства населяющих Азию греков и не прекратить унижения, ими претерпеваемого. Сперва они послали в Азию Фиброна, потом Деркиллида*; оба вели войну, но не произвели ничего важного. Итак, лакедемоняне поручили войско царю Агесилаю, который, переправившись в Азию, начал немедленно действовать и приобрел великую славу. Он разбил Тиссаферна в открытом сражении и отнял у него разные города. Между тем как это происходило, Артаксеркс понял, каким образом надлежало вести войну. Он послал в Грецию родосца Тимократа с великим количеством золота и с приказанием подкупать в греческих городах людей, которые имели более силы, и тем возбудить к войне греков против лакедемонян. Тимократ это исполнил: сильнейшие города составили союз против лакедемонян; Пелопоннес был в волнении; правители лакедемонские вызывают обратно из Азии Агесилая, который отправляясь назад, говорят, что из Азии изгоняется тридцатью тысячами стрельцов царских. На персидской монете выбит был стрелец.