Что касается до свойств Арата, то он был благоразумным политиком, имел чувства возвышенные, более радел об общественных делах, нежели о своих собственных, ненависть к тираннам была в нем жестокая, польза общественная была всегда мерой дружбы и вражды его. По этой причине он был не столько верным другом, сколько врагом снисходительным и кротким, переменяя мысли по обстоятельствам. Более всего целью его стараний были единодушие народов, соединение городов, единомыслие Совета с Народным собранием. Он был несмел и робок в открытых сражениях, но украдкой и хитростью произвести что-либо, напасть скрытно на города и на тираннов, он был самый способный и искусный. По этой причине произведши вопреки всем ожиданиям многие дела, в которых употребил смелость, доказал тем, что многие дела возможные оставил неисполненными по излишней осторожности. Как иные звери зорки в темноте, днем бывают слепы, ибо сухость и тонкость влаги в глазах их не терпит соединения со светом; так некоторые люди, одаренные великими способностями и умом, в открытых и смелых делах легко смущаются и робеют, а только в тайных и скрытых бывают бодры и мужественны. Эта неровность в человеке великих качеств происходит от недостатка в учении и философии; они производят добродетель, как плод самородный и дикий, без помощи науки. Но это лучше изъяснять примерами.
Арат, присоединив к ахейцам и себя, и город, служил в походах конным и был любим начальниками за свою покорность, ибо хотя он дал обществу в залог свою собственную славу и силу своего отечества, однако повиновался, как последний ратник, полководцу ахейцев, хотя б он был из Димы или Тритеи, или другого меньшего города. Царь Птолемей прислал ему в подарок двадцать пять талантов, Арат их принял и роздал своим гражданам, которые во многом нуждались, особенно же для выкупа пленных.
Видя, что изгнанники были неутешны, что беспокоили тех, кто владел их именем, и что город был в опасности погибнуть, Арат, не находя никакого спасения, как милости Птолемея, решился отправиться к нему и выпросить денег, дабы посредством их прекратить раздоры. Он отплыл из Мефоны*, что выше Малеи, надеясь переправиться в Египет с поспешностью, но сильный ветер и великие волны, ударяющие с открытого моря, принудили кормчего уклониться от пути. С великими трудами пристали к неприятельскому городу Адрии*. Он был под властью Антигона и имел его охранное войско. Арат успел выйти на берег и удалился от моря на довольное расстояние, имея при себе Тиманфа, одного из своих приятелей. Они скрылись в лесистом месте и провели ночь в беспокойстве. Вскоре после того начальник охранного войска пришел на корабль и искал Арата, но был обманут его служителями, которым было приказано говорить, что Арат убежал и отплыл на Эвбею. Начальник объявил неприятельским груз, корабль и людей и задержал их.
Арат по прошествии немногих дней находился уже в крайнем положении, когда, к счастью его, римский корабль пристал к тому месту, в котором он находился, то скрываясь, то обозревая окрестности. Корабль отправлялся в Сирию; Арат убедил корабельщика принять его и завести в Карию. Он был действительно завезен, претерпев опять на море не меньшие опасности. Из Карии, после долгого времени, переправился в Египет. Он имел свидание с царем, который был к нему благорасположен, ибо Арат приобрел его благосклонность, пересылая к нему из Греции живописные картины. Арат был тонким знатоком этих произведений искусства, он собирал всегда лучшие и изящнейшие и отсылал к Птолемею посредством Памфила и Меланфа.
В то время еще процветала слава сикионской музы и живописного искусства, изящность которого одна оставалась еще неиспорченной. Апеллес сам, уже пользуясь громкой известностью, прибыл в Сикион и вступил в сообщество тамошних живописцев, заплатив талант; он более имел нужды в их славе, нежели в искусстве. По освобождении Сикиона Арат истребил немедленно изображения тираннов, но долго не мог решиться истребить картину, представлявшую тиранна Аристрата, жившего во времена Филиппа. Она была написана всеми учениками Меланфа. И сам Апеллес принял в ней участие, как повествует Полемон, путешественник. Аристрат был представлен стоящим при колеснице, на которой стояла богиня Победы. Работа была удивительная; Арат сначала был смягчен искусством, но после, увлекаемый ненавистью к тираннам, приказывал истребить живопись. Живописец Неалк, друг Арата, умолял его со слезами, но не мог его убедить; наконец он сказал ему: «Арат, должно воевать против тираннов, а не против изображений их. Итак, оставим колесницу и Победу, а я уберу Аристрата». Арат на то согласился; Неалк изгладил Аристрата, а вместо его написал финиковое дерево; более же ничего не осмелился написать. Говорят однако, что ноги Аристрата под колесницей уцелели. Любовью к искусству Арат приобрел благосклонность царя; и познакомившись с ним короче, еще более привлек его любовь к себе и получил от него в дар своему отечеству полтораста талантов. Арат взял с собою сорок и отправился немедленно в Пелопоннес, а остальные были присланы к нему царем в разные времена и малыми количествами.
Велика была услуга доставить своим согражданам такое количество денег, ибо другие полководцы и демагоги, получая от царей даже малую толику суммы, обижали, порабощали и продавали свои отечества, но всего важнее то, что этими деньгами произвел он мир и согласие между бедными и богатыми и всему народу доставил спокойствие и безопасность. Умеренность же этого мужа в таком могуществе удивительна. Будучи избран полномочным судьею и примирителем в деле изгнанников, не захотел он быть один, но избрал еще пятнадцать граждан себе в помощники, с которыми после многих трудов и великих беспокойств ему удалось устроить все дела и произвести мир и дружбу между гражданами. За эту услугу не только граждане все вместе оказали ему приличные почести, но и особо изгнанники воздвигли ему медный кумир со следующими элегическими стихами: «Советы и подвиги этого мужа, в Греции произведенные, достигают столпов Геракловых. Мы, Арат, по возвращении нашем в отечество, за твои добродетели и за справедливость твою посвятили кумир твой, как спасителя, спасителям богам, ибо ты отечеству своему возвратил равенство и божественные законы».
По окончании этого дела Арат своими заслугами был уже выше зависти своих сограждан, но это причиняло царю Антигону неудовольствие. Он хотел либо совсем приобрести к себе его дружбу, либо поссорить его с Птолемеем. Он оказывал Арату разные ласки, которые он неохотно принимал. Некогда принося в Коринфе жертву богам, послал часть оной в Сикион к Арату, а за ужином в присутствии многих собеседников сказал: «Я думал, что этот молодой сикионянин от природы только любит свободу и сограждан своих, но он, по-видимому, умеет судить о жизни и поступках царей. Прежде он пренебрегал мною и надежды свои простирал за море; он удивлялся египетскому богатству, слонам и флотам и великолепию двора, а ныне рассмотрел тамошние дела вблизи, понял, что все это есть только представление театральное и декорации, и потому обратился ко мне; я принимаю к себе молодого человека и имею намерение употреблять его во всех случаях, а вас прошу почитать его приятелем». Эти слова подали повод завистливым и злонамеренным людям писать наперебой Птолемею много дурного насчет Арата, так что и Птолемей послал письма Арату и жаловался на него. С такою-то завистью и злобой сопряжена самая страстная дружба владельцев и царей, которую они ищут с такою ревностью и жаром.
Арат, будучи избран ахейцами полководцем в первый раз, разорил лежащие на другом берегу Локриду и Калидонию. Он пошел на помощь беотийцам с десятью тысячами воинов, но опоздал; сражение было уже дано, и беотийцы разбиты были этолийцами при Херонее, где пали беотарх Абеокрит и с ним тысяча человек.
По прошествии одного года, предводительствуя войском, предпринял он овладеть Акрокоринфом, имея целью в этом предприятии пользу не одних сикионян или ахейцев; он хотел изгнать оттуда македонское охранное войско, которое держало в порабощении всю Грецию. Харет, афинский полководец, одержал верх в одном сражении над царскими полководцами, прислал к афинскому народу, что он одержал победу, которую можно назвать Марафонской сестрой. Дело Арата без ошибки можно почитать равным подвигу фиванца Пелопида и афинянина Фрасибула против тираннов их отечества; только деяния Арата тем преимущественнее, что он напал не на греков, а на владычество чужое и иноплеменное.
Известно, что Коринфский перешеек, разделяя одно море от другого, соединяет нашу твердую землю с Пелопоннесом. Акрокоринф есть высокая гора, выходящая из средины Греции. Находящееся в ней охранное войско отрезает сообщение с внутренностью Пелопоннеса за Истмом и препятствует проходу войск, равно и всяким промыслам на море и на твердой земле. Кто занимает эту гору охранным войском, тот – обладатель всей Греции. По этой причине младший Филипп называл Коринф не в шутку, но в самом деле кандалами Греции. Все, особенно же цари и правители, желали владеть этим положением.
Старание Антигона завладеть этим местом не уступало страсти самого неистового любовника; он ни о чем более не думал, как об отнятии его хитростью у занимающих оный, ибо не было никакой надежды что-либо произвести явным нападением. Александр, во власти которого было это место, умер, говорят, будучи отравлен Антигоном. Никея, жена Александра, вступила во владение и стерегла Акрокоринф. Антигон, подсылая к ней Деметрия, своего сына, подавая приятную надежду женщине старой вступить в брак с сыном царя, молодым и прекрасным человеком, уловил ее, употребив на то сына своего, как приманку. Однако ж Никея не предала ему крепости, но стерегла ее с великим тщанием. Антигон притворялся, что не заботится о нем, и торжествовал в Коринфе брак сына своего с нею, давал зрелища, учреждал пиршества ежедневно, как человек, который от радости ни о чем более не думал, как о забавах и наслаждениях. В один день, когда на театре должен был петь Амебей, Антигон провожал туда Никею, которую несли на носилках, великолепно украшенных. Она радовалась оказываемым ей почестям и была весьма далека, чтобы помышлять о том, чему надлежало случиться. Как скоро пришли к тому месту, где дорога обращается к крепости, Антигон велел нести Никею в театр, а сам, простясь и с Амебеем и с брачными торжествами, пошел прямо в Акрокоринф, напрягая свои силы не по летам своим. Он нашел ворота запертыми, стал стучать в них посохом, приказывая отпереть. Воины, внутри бывшие, прийдя в изумление, отворили. Заняв таким