Я весело повиляла хвостом.
– Им стоило хотя бы телевизор тебе поставить, – ответила я.
Она хихикнула.
– Я тоже так считаю. Но, похоже, они считают хлеб с водой куда более интересным развлечением. Сначала и я так подумала, но пяти минут хватило, чтобы переубедиться. – Ее лицо помрачнело. – Я чертовски много думала, заметит ли кто-нибудь мое отсутствие. Но, очевидно, какая-то мелкая Пешка не так важна, чтобы ее искать. – Она замолчала, и я увидела одиночество и боль в ее глазах.
– Они тебя не забыли. Винсент тайком подкинул им девушку, которая превратилась в тебя. Они даже и не знали, что ты исчезла, – дала я ей знать, и в ее взгляде промелькнул проблеск надежды.
– Правда? Это здорово! – Она засияла. Глаза замерцали. – Или нет. Это с какой стороны посмотреть, – призналась она и прикусила нижнюю губу. – Скажи, а ты, случайно, не видела хорька? Такой большой, красно-коричневый и довольно симпатичный? – Она раскинула руки примерно на полметра.
– Ты про Принглса?
– Да! Ты видела его? Он в порядке? А Фокс? Фокс еще жив? Они все еще живы?
Глория чуть не упала с койки от возбуждения. Я посмотрела на нее.
– Принглс чувствовал себя очень хорошо, когда я видела его в последний раз, – успокоила я ее, прежде чем заколебаться. – А ты не помнишь, когда именно тебя похитили?
– В самом начале. Я дежурила вместе с Пейдж, когда она услышала шум. Принглс убежал. Я погналась за ним и попала Белому Королю прямо в руки. Я думала, что мне конец, но, когда очнулась, я оказалась здесь, наедине с крысой Луи. – Она скривилась.
Винсент, этот ублюдок. Той ночью он и правда похитил девушку. Значит, история, которую рассказала мне Глория-Блю, более-менее правдива и Глория не знает, что Пейдж мертва.
Я глубоко вздохнула и начала рассказывать. Все, что она пропустила. Я говорила в основном для того, чтобы заполнить тишину в камере, но, возможно, и чтобы извиниться. Когда я начала рассказывать, что Пейдж, Кейт и другие Пешки, которых я едва знала, уже пали, по ее щекам потекли слезы. Однако она промолчала и лишь кивнула. Когда я закончила, она фыркнула и вытерла нос грязной школьной формой.
– Я выросла на поле, как и все, – пробормотала она. Ее нижняя губа задрожала. – Я знала, что многие из моих друзей не выживут, но Пейдж… – она подавила это слово и снова всхлипнула.
Я осторожно положила лапу ей на ногу.
– Мне очень жаль, – сказала я.
Она улыбнулась сквозь слезы.
– Это игра, даже если практика более жестокая, чем теория. Пейдж была неосторожна. Она должна была быть готова. Он… Не думаю, что есть смысл злиться на кого-то. Мы все жертвы и преступники одновременно, – она тихо фыркнула. – Спасибо, что рассказала мне все это. Но что нам делать с Джексоном? Мы должны его предупредить. Он не должен умереть. – В ее глазах отразился ужас.
Я огляделась. Окна здесь не было. Ничего, что хотя бы отдаленно напоминало путь к свободе. Здесь внизу был только камень, кровать, ведро, которое, должно быть, служило туалетом, и, вероятно, крыса Луи. Конец. Мускул на моем плече беспокойно дернулся.
– Мы что-нибудь придумаем. Думаю, сейчас нам стоит немного отдохнуть, – предложила я.
– В любом случае, находясь здесь, мы больше ничего сделать не сможем, – сухо сказала Глория, откинувшись на койку и ласково похлопав рядом с собой. – Иди сюда. Если хочешь… – она застенчиво посмотрела на меня.
Что бы ни говорил Винсент – я не болонка, а волк, который бы вряд ли поместился на маленькой раскладушке. Я села рядом и свернулась калачиком. Затем почувствовала руки Глории на своей шерсти, и хотя в моей голове роился бесконечный поток мыслей, а здесь было холодно, сыро и неудобно, через очень короткое время мои глаза закрылись.
Глава 21
Пахло кровью. Одновременно медный, соленый и сладкий запах. Крики боли эхом разносились по лесу. Густые клубы дыма поднимались издали. Я почувствовал, как потрескивающий огонь обжигает мне глаза. С неба сыпались хлопья пепла. Резкий ветер порвал мое пальто, когда я напряг мышцы и совершенно бесшумно взобрался на подоконник, рассыпавшийся у меня под ногами.
Треск ружейных выстрелов смешивался с предсмертными криками. Все слуги сошли с ума и разорвали друг друга на части.
Дрожа, я глубоко вздохнул, прежде чем вынуть платок из лацкана, обернуть им кулак и замахнуться. Окно, на которое мой отец потратил чуть ли не половину своего состояния, разбилось, издав неприятный, громкий звук. Я залез, открыл защелку и толкнул окно, чтобы проскользнуть внутрь дома как можно тише. Мои ноги утонули в ковре. Я присел и прислушался. Коридор передо мной был полностью погружен в темноту. Шумы снаружи едва доходили до моих ушей.
Поблизости никого не было. Я медленно полз. Даже если бы на стенах горели масляные лампы, мне не нужен был свет, чтобы ориентироваться. Не могли не остаться незамеченными и следы разрухи. Я прошел через разбитую дверь. Кто-то безжалостно разрушил инкрустации венецианской резьбы, чтобы проникнуть внутрь. За ней я увидел горничную. Она превратилась в камень. Она все еще сжимала простыню в тонких руках.
Я подавил в себе желание пощупать ее пульс, который давно исчез. Все, что я мог сделать, – это положить конец этому безумию. Неважно, какими средствами… Даже если для этого мне нужно убить собственного брата.
Я полез в карман и молча вынул отцовский пистолет. Порох был уже заряжен, спусковой крючок готов. Одна пуля – один выстрел. Больше у меня нет, но и не нужно. По крайней мере, пока.
Я остановился перед дверью в другом конце коридора и глубоко вздохнул. Я никогда не любил охотиться на вечеринках, которые устраивал мой отец, но в основном я знал, что делать. Это лишь стрельба. Однако мои пальцы дрожали, когда я толкнул дверь и вошел в личную комнату брата.
Все западное крыло на верхнем этаже всегда принадлежало ему. Он уединялся здесь всю свою жизнь, предпочитая читать, пока я возился на улице, ловил рыбу в пруду или катался на природе.
Разные, как черное и белое. Так, улыбаясь, наша мама всегда описывала нас. Ее слова эхом отозвались в моих ушах, когда я тихонько закрыл за собой дверь. В камине горел огонь. Везде были книги. Горы книг, готовые вот-вот опрокинуться.
Я сразу его увидел. Огастус сидел в большом кресле с подголовником, рукава его рубашки были закатаны. Бокал вина в руке и древние шахматы отца стояли перед ним. Я всегда ненавидел эту игру. Я заставил себя оставаться абсолютно спокойным, когда поднял пистолет. Мой указательный палец опустил курок, и, хотя я был уверен, что не издал ни звука, брат поднял глаза.
Он смотрел прямо в дуло пистолета. Огастус не выглядел удивленным, и вместо страха я видел в его глазах только презрительную насмешку. Так он смотрел на меня в детстве. Еще до того, как причинил мне боль. Скрытая ступенька под столом. Удар перстнем о мое плечо. Когда я купался в озере, он погружал меня в воду, пока я не поверил, что утону. Я безропотно переносил все его выходки. Огастус был старшим, наследником Честерфилда. И то, что хотел лорд Честерфилд, он получил. По крайней мере, так было до тех пор, пока в нашу жизнь не вошла Мадлен…
– Зачем тебе эта штука, младший братец? Лучше убери его, пока не выбил скудные мозги из собственной головы, – сказал он. В воздухе витал запах алкоголя. Глаза Огастуса были налиты кровью, но он смотрел на меня, не мигая.
– Где Мадлен? – спросил я, поднимая пистолет чуть выше.
Огастус улыбнулся, будто я рассмешил его.
– Я полагаю, она все еще спит.
– Где?
Он поднял руку. Я вздрогнул и чуть не уронил пистолет, но Огастус только взял со стола графин с вином и налил в свой бокал новую порцию. Кристально чистый предмет наполнился темно-красной жидкостью, в которой отражался огонь.
– И правда, где? Там, где у нее может быть так много времени, чтобы подумать о своем поступке, и где она может должным образом пожалеть об этом, пока у нее медленно заканчивается воздух. Эта ведьма действительно прокляла нас, ты можешь в это поверить? Может, мне все-таки стоит сжечь ее, и тогда все это, вероятно, прекратится, – пробормотал он и тихо засмеялся.
По всему телу пробежала дрожь.
– Где Мадлен? – крикнул я, поднимая руку и бросаясь на брата. Дрожа, я прижал пистолет к его лбу и, тяжело дыша, уставился на него. Не знаю, в каких глазах безумие вспыхнуло ярче – в его или в моих. – Где она? – крикнул я ему. С губ слетела слюна.
Огастус только приподнял бровь и спокойно отпил вина.
– Давай сделаем так, брат: скажи мне, где ты спрятал ублюдка, а я скажу тебе, где эта сука.
– Не думаю, что ты понимаешь правила этой игры, – отрезал я. – Я тот, у кого пистолет. Скажи мне, иначе я выстрелю!
Огастус облизнул губы и медленно поднялся.
– Хорошо, тогда давай поиграем, братишка.
Мои глаза расширились, и я уставилась в темноту, чувствуя вкус крови и пепла во рту. Я сухо сглотнула. Что-то меня разбудило. Шум? Холод, пронзивший мои кости? Головная боль, пульсирующая у меня в висках? Все вместе?
Я огляделась по сторонам и не увидела ничего, кроме камня. Холодный, затхлый запах… темница! Я была в темнице Честерфилда. Я, наверное, спала долго и крепко, потому что кто-то за это время поставил в нашу камеру поднос с едой и две бутылки воды. Слава богу!
Глория все еще крепко спала на кровати надо мной. Она тихо вздохнула. Должно быть, я снова трансформировалась во сне, ведь когда я села, то коснулась пола босыми человеческими ногами.
Замерзшая, грязная и голодная, я подошла к еде. Это был кекс и толстый сэндвич. Рядом с водой стояла банка энергетического напитка с прилепленной к ней запиской.
«Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть.
Я вытащу тебя из камеры позже.
Винсент».
Мое сердце отяжелело, когда я прочла витиеватый почерк. Тем не менее я попыталась подавить свое сострадание и принялась за еду. Затем я до последней капли выпила воду из бутылки. Энергетик оставила. Только я собралась положить в рот последний кусок сэндвича и начала думать, каким образом здесь умыться, как вдруг заметила что-то за решеткой. Я в шоке подавилась и закашлялась. На меня смотрели два глаза.