– Винсент? – встревоженно спросила Регина, пока я вскипала. Последняя лампа, еще не переставшая светить, отчаянно мигала.
Винсент вздохнул. Он подошел ко мне. Я отступила на шаг. Мы уставились друг на друга. От напряжения в комнате все задрожало.
– Оставь меня в покое, – прошептала я, задыхаясь.
Трещины в полу становились глубже. Я вышла из-под контроля.
Те же тени, что бушевали в моей душе, мерцали и в глазах Винсента. За исключением того, что он прожил с этим намного дольше.
Он кивнул и медленно удалился.
– Дадим ей еще немного времени. Она скорбит.
Я почувствовала на себе взгляд Изольды. Почти физически чувствовала ее беспокойство, ее усталость, ее страх. Я знала, что она хочет поговорить со мной, позаботиться обо мне и в то же время утешить меня. Я знала, что она оплакивает Джексона, но также знала, что сейчас я ничего этого не могу. Пока что.
Казалось, она тоже это заметила, потому что я почувствовала, как она нежно прикоснулась к моему плечу.
– Он очень сильно любил тебя, – все, что она сказала. Ей не нужно было говорить, кого она имела в виду.
Она ушла. Регина последовала за ней, бросив последний предупреждающий взгляд в мою сторону. Винсент и я не ответили. Дверной замок со слабым щелчком закрылся.
Он очень сильно любил тебя.
Мои колени подогнулись, и я упала на пол. Я смотрела на дерево, в трещинках которого скопилась вековая пыль. На него упала черная слеза. Потом еще одна. Они нарисовали темные пятна на пыли.
Внутренняя тьма окутала меня, словно на меня надели смирительную рубашку. Она душила меня и в то же время держала, чтобы я не разлетелась на кусочки. Рыдание вырвалось из моего рта. Я вытерла слезы пальцами и написала указательным пальцем то, чего никогда не говорила вслух: «Я тоже тебя люблю».
Письмо расплылось, на мои глаза навернулись слезы, и я рухнула, рыдая.
– Мне очень жаль… так жаль…
Я свернулась клубочком и подумала, исчезнет ли когда-нибудь это невыносимое чувство, будто от тебя что-то оторвали и выбросили. Будет ли лучше? Завтра? Послезавтра? На следующей неделе? Хоть когда-то?
– Мне очень жаль… очень жаль.
Глава 25
Лучше не станет.
Эбони.
Пейсли.
Фейт.
Сол.
Все они погибли в день пожара. Всего сгорело около сотни акров леса, включая Честерфилд и Сент-Беррингтон. Иззи рассказала мне об этом. Слезы текли по ее щекам. Их имена кружили в моей голове, словно стервятники. Всего мы потеряли пять игроков. Честерфилд – Коня и Слона, Сент-Беррингтон – Пешку, Слона и… Короля.
Эбони.
Пейсли.
Фейт.
Сол.
И…
Джек.
Я уронила голову на оконное стекло и, дрожа, закрыла глаза. Я не знала, сколько сейчас времени. Не считала дни, хотя догадывалась, что, должно быть, прошло как минимум пять или шесть дней с того времени, как Изольда приготовила для меня еду.
Я слышала, как она говорила со мной, слышала, как шептала мне, что это не моя вина, и все же мы обе знали, что это так. Я чувствовала, как она убрала мои волосы с лица, побуждая меня попить, а затем вышла из комнаты так же тихо, как вошла в нее.
Я свернулась калачиком и зарыдала в подушку от печали и гнева. Я ничего этого не заслужила. Ни их дружелюбия, ни их понимания. Каждый вздох был похож на бой. Каждый сон превращался в кошмар. Мои внутренности болели и воспалялись, рана широко открылась, и из нее вытекало чистое чувство вины.
В какой-то момент должно же стать лучше, верно?
Глава 26
Ноги у меня замерзли, но я почти не чувствовала этого, глядя в окно. Дождь хлестал по нему и стекал вниз. Я дышала в стекло. Белые полосы запотевали на прозрачной поверхности. Я нарисовала на них завитки, а затем смотрела, как они исчезают. Снова и снова. После я прислонилась к нему лбом, закрыла глаза. Показалось, что я слышу шепот из-за двери своей комнаты.
– Нет, ей не лучше. Я думаю, ты… Винсент? Винсент, что ты делаешь?
Кто-то так сильно толкнул дверь, что она ударилась о стену. Я в шоке развернулась, соскользнула с подоконника и больно ударилась об пол.
– Ой! – Я уставилась вверх, тяжело дыша, и посмотрела в голубые глаза Винсента, которые, мерцая, смотрели на меня.
– От тебя воняет, – отрезал он и наморщил нос.
– Что?
– Когда ты в последний раз принимала душ?
– Эм…
– А это что должно значить? – он указал на холодную еду рядом с моей кроватью.
– Я…
– Ты воняешь и выглядишь как дерьмо. Хватит! Ты достаточно долго купалась в жалости к себе. Еще пара часов – и ты польешься вниз сквозь потолок.
Его глаза смотрели на меня, как на дикого зверя. Вдруг он кивнул, словно принял решение, и оглянулся. Регина и Изольда стояли в дверях и в ужасе смотрели на Винсента, открыв рты.
– Регина, скажи всем игрокам, чтобы они перешли в южное крыло на сегодня, – небрежно приказал Винсент.
– Что? Почему? Мы должны…
Винсент оборвал ее взмахом руки, что она прокомментировала ядовитым взглядом. Винсент, напротив, уставился на меня. На его лице не было ни единой эмоции, и его голос был таким же сухим и холодным, как и выражение его лица.
– У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы разобраться с собой, Элис. Все это время ты можешь делать что хочешь: вопить, ломаться, плакать, но после этого ты примешь душ, съешь что-нибудь, оденешься и спустишься к нам Черным Королем. Внизу тебя ждут игроки. Твои игроки. Те, что от тебя зависят, поскольку пока ты здесь убиваешься, всем остальным становится хуже. У нас есть максимум неделя, может быть, две, прежде чем часть игроков начнет слышать голоса, которых нет. Уже заметны первые симптомы. Это как долбаная реабилитация. Мы все не в себе и плохо спим, и если мы не начнем постепенно разрабатывать план того, как все пойдет, в конечном итоге ты останешься единственной, кто не сошел с ума. Ты должна быть сильной, а не слабой. Итак, ты сейчас встанешь и поведешь их, пока мы все вместе не победим Проклятие или не умрем.
Я смотрела на Белого Короля. Все мое тело охватила дрожь.
– Но как? Что мы можем сделать?
– Мы все еще можем найти Холлистера и попытаться снять проклятие.
Я покачала головой, прежде чем Винсент закончил.
– Это не сработает.
– Почему нет?
– Возродить мертвых можно только тогда, когда они действительно мертвы. Проклятие не мертво. По крайней мере, не совсем.
– Кто это сказал?
– Карс. Когда я была в темнице. Он вытащил меня, и я хотела вас предупредить, но было уже слишком поздно. Один из туннелей обрушился. Я не успела выбраться.
Улыбка Винсента была холодной, как Антарктида, а глаза яркими, как битые льдины.
– Тебе следует перестать верить лжецам.
– Ты самый большой лжец из всех.
– Совершенно верно, поэтому я знаю, о чем говорю. Все на свете можно победить. Если не некромантией, то чем-нибудь другим. Нам просто нужно выяснить, как это сделать. Если понадобится, продадим твою душу, ты же сама этим Проклятие запугивала.
Я знала, что он шутит. Но я не засмеялась. Печальным был тот факт, что я бы с радостью продала душу. Я просто не имела понятия, как это сделать.
– Мы найдем решение. Как я уже сказал, у тебя есть двадцать четыре часа, чтобы твоя душа настрадалась, но после этого ты – Король, который нам нужен. Идет? – Винсент протянул руку.
Я глянула на нее. Он не опустил ее ниже.
– Двадцать четыре часа? – спросила я.
– Все это время делай что хочешь. Я не стану тебя останавливать, но и не оставлю тебя в покое, это единственное условие. Я буду с тобой, чтобы защитить игроков на случай, если ты потеряешь контроль.
– А что, если я хочу убить тебя? – Я уставилась на него из-под влажных ресниц.
Его рука оставалась поднятой.
– Можешь попробовать. Но уверяю, у тебя не получится.
Он улыбнулся, и я услышала, как Регина прошипела: «Винсент!»
– Идет. – Я взяла Винсента за руку и сжала. Изо всех сил. Тьма внутри меня тоже схватила его руку и обернула наши пальцы, заставляя его кости легонько трескаться.
Винсент не вздрогнул. Он привык к боли.
– Отлично, – сказал он коротко.
Королевы колебались.
Мы с Винсентом все еще смотрели друг на друга. Наши руки переплелись. Его – холодная, моя – горячая.
– Что ты теперь будешь делать, Элис Солт? – спросил он. Белый локон упал ему на лоб.
Комната наполнилась гудением, которое, как я теперь знала, исходило от его силы. Между нами начала подниматься чернота и, как смола, капать на землю. Тени удлинялись и неестественно растягивались. Вся мебель, вся комната стонала, а последний луч света в комнате с грохотом разбился вдребезги. Осколки дождем обрушились на нас.
Я склонила голову.
– Скажи мне одну вещь, Винсент Честерфилд: ты действительно хотел застрелиться или я убила Джексона ради лжеца?
Мускул на его подбородке дернулся, когда он спокойно ответил:
– Ты убила Джексона за лжеца.
Я убрала руку, но он только крепче схватил меня и притянул к своей груди. Его дыхание коснулось моего лица.
– Но если бы ты не остановила меня, эта пуля застряла бы сейчас в моем сердце, и я, наконец, обрел бы покой. Так что я не знаю, ненавидеть или любить тебя за то, что до сих пор ни о каком покое я и думать не могу.
– Я люблю Джексона, – прошептала я в ответ.
– Я знаю, – так же тихо ответил он, наклонившись вперед и поцеловав меня.
Я замерла, и пару секунд я совсем ничего не чувствовала. Даже сердцебиения. Стояла тишина, будто Винсент остановил время. Его губы были мягкими, почти знакомыми, но никто из нас не закрыл глаза. Мы смотрели друг на друга, целуясь, и я увидела в Винсенте себя. Сломанная, разбитая, бесчеловечная.
В следующий момент я так сильно оттолкнула его от себя, что он перелетел через всю комнату и со всей силы врезался в комод. Его тело ударилось о стену, из-за чего поднялась цементная пыль.
– Что это, черт возьми, было? – Тьма сочилась из каждой поры и оставила горький привкус на моем языке. Вся комната застонала, оконное стекло треснуло.