В самом начале войны (в Пирл-Харборе и в Индийском океане) «политика использования лучших экипажей» оправдала себя, и поэтому с авианосцев для работы в качестве инструкторов было отозвано очень небольшое количество летчиков.
Зато после сражения в Коралловом море резерв опытных летчиков оказался исчерпанным. А пилотам, которыми мы располагали уже после боя в Коралловом море, даже лучшим из них, требовались недели практического обучения только взлету и посадке на авианосцы, да плюс еще недели для изучения боевой техники. Единственной причиной того, что «Дзуйкаку» не принял участия в сражении у о. Мидуэй, и явилась нехватка готовых к боевым действиям летчиков. А если бы нам удалось своевременно отремонтировать «Сёкаку», то он опять-таки смог бы участвовать в операции лишь в том случае, если бы у нас в резерве было достаточное число кадровых летчиков.
Таким образом, в сражении у о. Мидуэй мы могли бы иметь по крайней мере на один авианосец больше (а ведь он мог сыграть и решающую роль), если бы не близорукость наших руководителей, не сумевших понять, что война в воздухе — есть война на истощение и что с ограниченным количеством блестяще подготовленных воздушных асов нельзя одержать верх над противником, обладающим неисчерпаемым резервом летчиков, которые могут управлять самолетом и пользоваться его вооружением.
В области техники Япония также отставала от американцев с самого начала и на протяжении всей войны на Тихом океане. Наиболее ярким и убедительным примером этому явилось отсутствие в японском флоте радиолокационных установок. За два дня до выхода наших сил к о. Мидуэй радиолокационные станции удалось установить на линкорах «Исэ» и «Хюга» — первых японских боевых кораблях из числа тех, которые должны были получить радиолокационную технику. Авторитетные представители военно-морского флота давно уже настаивали на оборудовании радиолокационными станциями всех наших авианосцев, но мы настолько отстали в этой области электроники, что две установки, полученные нами буквально в последнюю минуту, представляли собой всего лишь экспериментальные модели и для авианосцев даже не предназначались. Успешное развитие радиолокационной техники самым положительным образом повлияло бы на исход этого решающего сражения. Радиолокационные установки сумели бы справиться с туманом, который сильно мешал соединению Нагумо во время перехода и на подходах к району боевых действий. И, что еще более важно, радиолокаторы помогли бы вовремя обнаружить разведывательные самолеты противника, и наши истребители уничтожили бы их прежде, чем они сообщили о нашем местонахождении. Радиолокационные установки предупредили бы нас о самолетах, атаковавших авианосцы Нагумо, а если бы они имелись на наших разведывательных самолетах, мы обнаружили бы оперативное соединение противника намного раньше, чем это было сделано визуально.
Невольно вспоминается один случай, относящийся к развитию радиолокации в период второй мировой войны. Одной из важных частей радиолокатора является направленная антенна. Японскому профессору Яги первому удалось усовершенствовать антенну применительно к радиолокатору. Он опубликовал свое открытие еще в 1932 году. Вскоре Яги посетил Соединенные Штаты, где сообщение о его работах было помещено в нескольких научных журналах. Когда японцы вторглись в Шанхай, они испытали чувство мимолетной гордости, узнав, что там на электронных установках использовалась «антенна Яги». Англия и Соединенные Штаты сумели найти применение новому открытию, в то время как Япония не сочла нужным сделать это.
Следует помнить, что японцы по своей природе мало пригодны для работы в условиях массового производства. Они скорее склонны к труду, требующему высокой квалификации, чем к работе на конвейере. То же самое, что было с подготовкой летчиков, с ремонтом или постройкой боевых кораблей и всеми другими мероприятиями по подготовке к войне, случилось и с техническим развитием: с самого начала войны Япония оказалась технически отсталой страной, и чем дальше, тем она отставала все больше и больше. Были, конечно, исключения, как, например, наши парогазовые торпеды с кислородным питанием, превосходившие американские. Наш истребитель типа «О» был гораздо лучше истребителей союзников, которыми они располагали в начале войны на Тихом океане. Но вскоре американцы получили новые истребители, которые по своим боевым качествам превосходили наши. Японские оптические приборы всегда считались лучшими. Очевидно, что прекрасные ночные бинокли, которыми пользовались на наших боевых кораблях, в немалой степени способствовали успеху в ночных боях. Но ночные бинокли не могли заменить радиолокационных станций.
Начиная с маньчжурского инцидента и вплоть до декабря 1941 года, Япония имела дело лишь со слабым противником и одерживала легкие победы. Поэтому она с некоторыми опасениями начинала войну на Тихом океане. Япония, как и все другие страны, была удивлена рядом крупных побед, одержанных в первые месяцы войны, и ее первоначальные опасения скоро рассеялись. Население в тылу и солдаты на фронте упивались успехами, следовавшими один за другим и скоро все стали весьма скептически рассматривать способность противника бороться или сопротивляться. В обстановке всеобщего ликования и развилась самоуверенность. Эту болезнь удачно назвали «недугом победы». Вирус самоуверенности распространился очень широко, и его влияние можно проследить на каждом этапе планирования и проведения операции против о. Мидуэй.
Вплоть до весны 1942 года война для Японии проходила столь успешно, что составители плана операции по захвату о. Мидуэй исходили, по-видимому, исключительно из того, что противник должен предпринять, не учитывая всех его возможностей. Нашей целью было вступить в бой с флотом противника, и самый верный способ достичь ее состоял в том, чтобы нанести удар по наиболее важному объекту противника. Если американцы не бросят свой флот на защиту о. Мидуэй, тем хуже для них — мы захватим этот остров, и он станет еще одним нашим опорным пунктом, так же как алеутские базы на севере. Тем самым наш оборонительный периметр увеличится, и мы сможем осуществить еще один бросок вдоль цепи Гавайских островов. Каждый новый бросок будет служить подготовкой для последующего. В конце концов мы заставим флот противника принять бой. Рассуждая таким образом, мы, однако, не допускали мысли, что противник может действовать не так, как мы предполагаем. В этой близорукости виноват не только штаб Объединенного флота. На совместном совещании, посвященном обсуждению плана операции по захвату о. Мидуэй, представитель морского генерального штаба заявил: «Больше всего в этой операции нас беспокоит то, что противник не захочет встретиться с нашим флотом и не выйдет из своей базы».
Что могло быть хуже такой недооценки противника! Американцы не только не отказывались от боя, но с нетерпением ждали его и были готовы дать отпор. Наше оптимистическое предположение, что противник будет захвачен врасплох, основывалось опять-таки на убеждении, что американцы ничего не подозревают о наших намерениях. Но в действительности это было не так.
Решение рассредоточить силы — еще одно доказательство самоуверенности. Принимая это решение наши руководители не сомневались, что боевые силы можно будет легко объединить, если противник примет бой. Ошибочность принятого оперативного построения сил подтвердилась тем, что наши соединения, находившиеся на большом удалении друг от друга с началом сражения, не смогли соединиться для ведения эффективных боевых действий.
Младшие офицеры, сержантский и рядовой состав были заражены «недугом победы» в неменьшей степени, чем наши командующие. Эта болезнь распространилась здесь не так широко и не имела столь далеко идущих последствий, но симптомы были те же. Когда 4 июня нашим авианосцам был нанесен смертельный удар, большинство потерь было вызвано не взрывами и осколками снарядов, а ожогами. В большинстве случаев этих ожогов можно было бы избежать, если бы матросы были одеты соответствующим образом. Но на них были лишь рубашки с короткими рукавами и трусы. Да и почему бы им не одеться так? Лето в тропиках теплое, а опасаться атак противника нечего. Так зачем же обременять себя тяжелой одеждой, чтобы уберечься от ожогов! Так же небрежно обращались и с бомбами, которые сняли с самолетов, чтобы заменить торпедами. Зачем принимать меры предосторожности и убирать их в защищенные места? Сложим их прямо на палубе! Противник никогда не нанесет удара по нашему кораблю. Но он сделал это.
Заслуживает внимания оперативная игра в период подготовки к операции по захвату о. Мидуэй. При проигрывании сражения согласно установленным правилам было зафиксировано девять попаданий, в результате которых два японских авианосца оказались потопленными. Однако число попаданий и потопленных кораблей произвольно уменьшили: попаданий — три, потопленных авианосцев — один, поврежден — один. Затем и эти потери были пересмотрены, и в результате потопленных авианосцев не оказалось вовсе. Такая же «гибкая» система подсчета применялась и при установлении потерь самолетов — принималось то количество, которое устраивало японскую сторону.
В заключение следует сказать, что главная причина поражения Японии не только в сражении у о. Мидуэй, но и во всей войне заключается в особенностях национального характера японцев. Для нашего народа характерна нелогичность в поступках. Японец часто принимает решение под влиянием порыва, а это приводит к действиям случайным и часто противоречивым. Традиционный провинциализм — вот источник нашей ограниченности и догматизма. Мы неохотно расстаемся с предрассудками и медленно принимаем даже необходимые улучшения, если они несут с собой новые идеи. Из-за своей нерешительности мы легко становимся чванливыми, что в свою очередь порождает в нас презрение к другим народам. Мы соглашатели, но из-за отсутствия смелости и чувства независимости привыкли полагаться на других и раболепно подчиняться старшим начальникам. Отсутствие трезвого подхода к действительности часто приводит к тому, что мы принимаем желаемое за действительное и поэтому действуем без тщательно разработанного плана. Только тогда, когда наши поспешные действия оканчиваются неудачей, мы начинаем анализировать их обычно для того, чтобы оправдать свои неудачи. Короче говоря, нам, как нации, недостает зрелости ума и собранности, благодаря которой мы знали бы, когда и чем жертвовать во имя главной цели.