Оберштурмфюрер СД снова открыл рот:
– Герр генерал, если позволите, я хотел бы сказать…
Муммерт резко повернулся к своему начальнику штаба:
– Выгоните этих субъектов отсюда!
Офицеры из службы безопасности сделали резкий поворот на каблуках кругом, поспешно вскинули правые руки в нацистском приветствии и быстро покинули комнату. Теперь генерал Муммерт повернулся к Рамлау, подойдя к нему вплотную:
– А теперь твоя очередь, сынок! Как ты додумался до того, чтобы просто так сбежать из госпиталя, а?
Рамлау молчал. Вытаращив от удивления глаза, он смотрел на неплотно закрытую дверь, в щели которой мелькнуло знакомое лицо Хартмана. Муммерт заметил его взгляд:
– Вы знаете этого фельдфебеля, ефрейтор?
– Так точно, герр генерал! Герр фельдфебель мой… я имею в виду… я был в экипаже его танка!
– Ах, вот как, тогда поступайте в распоряжение своего непосредственного командира! Кругом – марш!
Рамлау пулей вылетел из комнаты, широко распахнув дверь, и во весь рот улыбнулся Хартману и Райнварту. А генерал Муммерт сделал знак своему ординарцу:
– Свяжите меня немедленно с генералом Вейдлингом! Мне надо поговорить с ним насчет этих типов из СД!
Командующий Берлинским оборонительным районом 28 апреля 1945 года не отходил от телефонного аппарата. Он вынужден был отдавать приказы по телефону, так как не было никакой другой связи с отдельными секторами обороны Берлина. Донесения, которые получал генерал Вейдлинг, звучали удручающе. Советские войска усиливали свои атаки, особенно в районе восточнее Потсдама. Русские направили свой танковый клин в место стыка между 18-й и 20-й моторизованными дивизиями. 20-й моторизованной дивизии приходилось вести тяжелейшие бои. Поэтому генерал Вейдлинг приказал соединить его с командным пунктом этой дивизии. На том конце провода к аппарату подошел начальник штаба.
– Могу я поговорить с генералом Шольце? – спросил Вейдлинг.
– Генерал находится на передовой с войсками, герр генерал! – доложил майор.
– Послушайте, – продолжал Вейдлинг, – вы должны непрерывно докладывать мне о положении дел. Ваша дивизия должна попытаться снова установить связь с 18-й дивизией. Вы понимаете?
В трубке раздался щелчок. Никакого ответа. Положили трубку или связь прервалась? Только полчаса спустя майор позвонил снова. Он был крайне взволнован. Его голос срывался.
– Честь имею доложить, герр генерал: герр генерал-майор Шольце, находясь на переднем крае обороны, только что застрелился! Мы ожидаем дальнейших приказаний.
Генерал Вейдлинг прикусил нижнюю губу. «Теперь еще и Шольце, – подумал он. – Шольце, один из самых добросовестных офицеров, которые у нас были». В начале 1943 года, будучи еще полковником и командиром учебного полка, он получил Рыцарский крест. Образцовый солдат, который три недели назад потерял во время воздушного налета жену и четверых детей и вот теперь не выдержал груза ответственности, сознавая неизбежность поражения…
– Проклятье, – пробурчал генерал. – Неужели эта глупость никогда не закончится? Я хочу поговорить с генералом Кребсом!
Начальник Генерального штаба сухопутных войск ответил уже через несколько минут. Как всегда, его голос звучал тихо и монотонно.
– Послушайте, герр Кребс, – говорил Вейдлинг громче, чем обычно, – я только что узнал, что Потсдам окружен.
Связь с 20-й моторизованной дивизией потеряна. Тем самым мы блокированы и с юго-запада. Я предлагаю немедленно подчинить 20-ю моторизованную дивизию командиру корпуса в Потсдаме. И я хотел бы наконец знать, как все должно развиваться в дальнейшем!
– Нет никаких оснований для беспокойства, герр Вейдлинг, – успокаивал его Кребс. – У нас хорошие новости. Венк пробился к Потсдаму. Уже скоро он выйдет к Ванзе. Поэтому ваши опасения совершенно излишни…
– Прошу не говорить со мной в таком тоне! – взорвался Вейдлинг.
Кребс стал успокаивать его.
– Доложите обо мне фюреру! – крикнул в трубку Вейдлинг. – Я хочу еще раз доложить ему о сложившейся обстановке!
– Хорошо, – отвечал начальник Генерального штаба. – Тогда до вечера.
Вскоре после этого разговора генерал Вейдлинг выехал в рейхсканцелярию с кипой боевых донесений, карт с нанесенными на них условными знаками и списками потерь. Он хотел еще раз объяснить Гитлеру сложившееся положение и убедить его в бессмысленности дальнейшего сопротивления.
В своем докладе в рейхсканцелярии генерал со всей остротой подчеркнул катастрофическое положение, сложившееся со снабжением города. Он докладывал, что с потерей последних аэродромов теперь уже невозможно снабжение Берлина по воздуху и что поэтому, не считая недостаточных запасов боеприпасов, скоро будет израсходовано и продовольствие.
– Население, мой фюрер, – настойчиво заклинал Гитлера генерал, – на грани отчаяния. Оно больше не может и не хочет сопротивляться!
– Стойте! – прервал Вейдлинга доктор Геббельс. – Что вы тут говорите? Это оскорбление!
– Герр министр, сегодня я целый день провел на улицах Берлина. Я разговаривал с людьми на улицах и в бомбоубежищах, я видел изнасилованных женщин, убитых детей…
– Остановитесь, остановитесь, прекратите! – тихим голосом вмешался Гитлер. – Это не имеет никакого отношения к военному положению. Герр генерал Кребс, продолжайте.
Вейдлинг схватился за голову. Неужели он находится среди глупцов? Никто не хотел слышать правду! Его отпустили! Он отступил в глубину кабинета. Никто не обращал на него внимания. Все молча смотрели на Гитлера, который был очень раздражен. Почти никто не прислушивался к голосу генерала Кребса, который элегантными формулировками пытался смягчить разочарование, вызванное тем, что ни Венк, ни Штайнер не доложили о достигнутых успехах.
В этот момент вопреки всем правилам распахнулась тяжелая дверь. В кабинет ворвался доктор Науман. Он бросился к Гитлеру. Пораженный Кребс прервался на полуслове. Науман начал говорить хриплым срывающимся голосом:
– Мой фюрер! Только что радио Стокгольма сообщило, что рейхсфюрер СС вступил в переговоры с генералом Эйзенхауэром! Союзники пока отклонили предложение о капитуляции!
Гитлер побледнел. Он посмотрел на Геббельса, что-то произнес тихим, едва слышным голосом и со стоном осел в своем кресле. Генерал Кребс продолжал читать доклад. Но никто не слушал его. Все были рады, когда Гитлер наконец отпустил их. В кабинете остались только Геббельс и Кребс.
Генерал Вейдлинг вместе с Борманом, Бургдорфом, Науманом, Аксманом, Хевелом и несколькими адъютантами направились в приемную. Там были накрыты столы. Несмотря на сложную ситуацию, секретарши и адъютанты непринужденно беседовали о незначительных вещах. За столом генерал Вейдлинг сидел между Борманом и Бургдорфом, вскоре оба соседа начали расспрашивать его об истинном положении дел «снаружи». Они все постоянно находились в подвальных помещениях рейхсканцелярии, и кроме телефона у них не было никакой связи с внешним миром. И вот теперь они хотели знать, где находятся русские, когда они смогут добраться до рейхсканцелярии…
И генерал Вейдлинг начал говорить. Он считал, что сможет найти здесь поддержку своего плана, с помощью которого удастся побудить Гитлера отказаться от борьбы: Вейдлинг предлагал осуществить прорыв, пока еще есть время. У него уже был разработан конкретный план действий. Он пытался четко и ясно изложить его. При этом он не щадил прежних властителей и их неудачные распоряжения. Во время разговора генерал настолько вошел в раж, что Борман в конце концов произнес:
– Конечно, битва за Берлин – это полная ерунда!
В этот момент появился Кребс. Теперь внимание всех присутствующих было приковано к начальнику Генерального штаба. Все хотели знать: как себя чувствует фюрер, что он сказал, что он намерен делать. Кажется, что предложение Вейдлинга было забыто. Но генерал снова взял нить разговора в свои руки и изложил Кребсу свое предложение. Генерал Кребс сразу понял, что это шанс, и кивнул:
– Герр Вейдлинг, завтра вечером вы изложите фюреру проработанный во всех деталях план прорыва из столицы рейха!
В первой половине дня 28 апреля 1945 года генерал Вейдлинг вместе со своим начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба разрабатывали план прорыва. Генерал Кребс несколько раз звонил из командного бункера под рейхсканцелярией и интересовался, как продвигается разработка плана. Вейдлинг и оба его штабных офицера работали в эти часы над планом судьбоносного значения. Для них речь шла отнюдь не о том, чтобы спасти Гитлера и его окружение от русских и доставить их в безопасное место. Речь шла о другом: они знали, что смогут сохранить Берлин от полного разрушения, а население Берлина от гибели под бомбами и снарядами только в том случае, если им удастся вывезти Гитлера из города. Гитлер связал свою судьбу с Берлином. Но Берлин не должен разделить судьбу Гитлера. Берлин должен жить, обязан жить дальше. И поэтому Вейдлинг должен в соответствии с этой логикой выпроводить Гитлера из Берлина.
Генерал Вейдлинг приказал всем секторам обороны постоянно докладывать о положении советских войск, а офицеры его штаба наносили на карту самые последние данные о противнике. Вейдлинг потребовал от всех городских учреждений снабжения сообщить данные о запасах продовольствия и на их основе составил заключение об общем состоянии снабжения. Он уговорил генерал-майора медицинской службы, профессора, доктора медицинских наук Зауэрбруха подготовить заключение об ужасном положении в госпиталях и лазаретах.
От полковника Вёлермана он потребовал предоставить полный список наличия артиллерийских боеприпасов в Берлине.
Генерал Вейдлинг собрал всю доступную ему информацию и на ее основе составил всеобъемлющую картину о положении Берлина. А потом мучился над решением. Он знал, что не может спасти Берлин от русских. Но Вейдлинг также знал, что может сделать нечто другое. Он может уберечь Берлин от полного разрушения, он может избавить гражданское население от дальнейших боевых действий – и он может сохранить большую часть войск, которые все еще сражаются в Берлине, и уберечь их от советского плена.