Командующий встал со своего кресла, стоявшего у письменного стола. Он стоял, молодцевато выпрямившись во весь свой немалый рост. Генерал крепко зажал монокль, чтобы скрыть нервное подергивание утомленных глаз. Его голос звучал резко и энергично, как в былые годы на плацу в Нойруппине:
– Господа офицеры! Я должен сделать вам важное сообщение о том, что 30 апреля около 15.30 фюрер, после того как накануне он заключил брак с фройляйн Браун, вместе со своей супругой покончил жизнь самоубийством. Согласно оставленному завещанию, его труп был сожжен в саду рейхсканцелярии. Тем самым мы освобождаемся от присяги на верность фюреру!
От волнения генерал Вейдлинг смолк. Не говоря ни слова, он протянул собравшимся офицерам письмо:
– Это письмо я получил незадолго до смерти Гитлера. В нем он запрещает любую капитуляцию, но разрешает прорыв, чтобы установить связь с войсками вне Берлина. Однако где же эти войска?
Генерал Вейдлинг повысил голос. Он раздраженно продолжал свою речь. Вейдлинг еще раз напомнил о своих усилиях по своевременному осуществлению прорыва. Но потом, когда для этого уже не было никакой возможности, он решил капитулировать. Генерал сообщил о своих последних разговорах с Геббельсом и Кребсом, об образовании нового правительства и, наконец, о том, как Кребс ходил на поклон к командующему советской 8-й гвардейской армией, генералу Чуйкову. От волнения присутствующие офицеры потеряли дар речи. Генерал Вейдлинг закончил свое выступление словами:
– Поскольку я был вынужден рассчитывать на то, что переговоры, которые по приказу Геббельса вел Кребс, могли бы привести к положительному результату, я отменил свой приказ об организации прорыва и, чтобы избежать ненужных жертв, запрещаю любую попытку бессмысленного прорыва!
Командующий предложил полковнику фон Дувфингу рассказать о своих впечатлениях от переговоров в штабе советской 8-й гвардейской армии. Полковник еще раз подробно рассказал о драматических часах, которые практически не дали никакого результата. Вейдлинг снова включился в разговор и сказал на этот раз гораздо тише, но все так же твердо:
– После этого я скрепя сердце, но с твердым намерением ни одной лишней минуты не брать на себя ответственность за дальнейшие жертвы и разрушения, принял решение о прекращении борьбы! Мое отделение радиосвязи час тому назад связалось с русским командованием. Герр полковник фон Дувфинг около полуночи отправится через линию фронта.
Генерал сделал судорожное глотательное движение и поспешно сел, потом он оглядел своих офицеров и сквозь плотно сжатые губы почти выкрикнул:
– И эта ужасная драма наконец закончится!
Генерал Вейдлинг замолк в изнеможении. Он положил обе руки перед собой на крышку письменного стола и сцепил пальцы.
Ни один из офицеров не решался нарушить тишину. Они молча стояли перед Вейдлингом. Тогда полковник фон Дувфинг сделал шаг вперед:
– Герр генерал, покорнейше прошу разрешить мне отбыть!
Генерал Вейдлинг медленно привстал со своего кресла, подал начальнику штаба через стол руку и тихо напутствовал:
– С Богом!
Уже через несколько минут единственная немецкая радиостанция, имевшаяся в Бендлерблоке, передавала открытым текстом радиограмму «Всем»:
«Говорит LVI танковый корпус! Говорит LVI танковый корпус!
Просим прекратить огонь!
В 0.50 по берлинскому времени направляем парламентеров на мост Потсдамер-брюкке.
Опознавательный знак: белый флаг перед красным фонарем!
Ждем ответа!»
Русские радиостанции, находящиеся в центре Берлина и на восточной окраине города, приняли эту радиограмму, которая передавалась пять раз подряд. Генерал армии Чуйков приказал немедленно связать его с маршалом Жуковым, который сразу же дал согласие на прием немецких парламентеров. Ровно в полночь на 2 мая полковник фон Дувфинг в третий раз пересек линию фронта. В условленном месте его ожидали советские офицеры. На бронеавтомобиле его доставили по кратчайшему пути на улицу Шуленбургринг.
Генерал армии Чуйков встал из-за своего письменного стола. Он твердо посмотрел в глаза полковнику фон Дувфингу:
– Безоговорочная капитуляция? Да или нет?
Немецкий офицер ответил:
– Да!
Глава 10Плен без возврата
Полковник Вёлерман, капитан Герхард и водитель стояли перед колонной Победы. Стрелки на светящемся циферблате наручных часов показывали первый час нового дня. Огонь советской артиллерии и танков ослабел, почти прекратился. Издалека доносились лишь отдельные пулеметные очереди. Стало слышно потрескивание многочисленных пожарищ. А так кругом царила тишина.
У цоколя колонны Победы стояли несколько групп офицеров и рядовых. Все смотрели на восток, где над домами поднималось огненно-красное зарево пожара. Все удивлялись воцарившейся тишине. И только когда Вёлерман приблизился к группе офицеров, собравшихся у колонны Победы, и сообщил им о событиях последних часов, они узнали причину неестественной тишины.
– Проклятье! Этого не может быть! Не верьте ни одному слову этого типа! Это предатель! – закричал молоденький лейтенант и с пистолетом в руке бросился к полковнику.
Капитан Герхард успел вовремя вмешаться. С помощью майора-артиллериста, командный пункт которого находился у цоколя колонны Победы, ему удалось обезоружить юного офицера. Остальные офицеры окружили полковника Вёлермана и просили рассказать подробности. Полковник спокойным тоном сообщил им, что, возможно, уже через несколько часов в силу вступит капитуляция.
Майор извинился перед полковником:
– Простите за то, что мой адъютант набросился на вас. У нас у всех нервы на взводе!
Вёлерман и его спутники последовали дальше. Поскольку сейчас огонь полностью прекратился, они могли идти по проспекту ось Восток-Запад, выпрямившись во весь рост. Правда, далеко пройти им не удалось. На широком проспекте началось движение. Мимо пробегали отдельные группы солдат. Их становилось все больше. Все спешили на запад. Вдруг раздался топот копыт. Тяжелые орудия. Вёлерман и Герхард выскочили на проезжую часть. Первые передки орудий остановились.
– В чем дело? – раздался грубый голос из окна передней легковушки.
– Куда вы собрались? – крикнул в ответ Вёлерман.
– Это не твое собачье дело! – прозвучало в ответ. Потом крикун, очевидно, заметил, что он говорит с полковником. Он выскочил из машины. – Капитан Бергер из дивизии «Мюнхеберг»!
– Что вы здесь делаете? – раздраженно спросил Вёлерман.
– Приказ командира дивизии: мы должны прорываться в сторону Шпандау!
– А теперь послушайте меня хорошенько, – начал Вёлерман и повысил голос, заметив, что к ним подошли несколько офицеров и солдат. Он вкратце рассказал о самоубийстве Гитлера и о предстоящей капитуляции Берлина.
– Это чушь! – заявил капитан. – Мы в этом не участвуем!
– Так точно! – подхватил какой-то лейтенант.
– Предатели! – крикнул другой юный офицер.
Какой-то вахмистр выхватил из кобуры свой пистолет. Однако на этот раз Вёлерман и Герхард среагировали быстрее. И у них в руках оказались пистолеты.
– Герр капитан, – крикнул Вёлерман командиру батальона, – я приказываю вам, как ваш начальник артиллерии…
– Начальник артиллерии? – недоверчиво спросил капитан. – Нашего начальника артиллерии зовут Платхов, а вы им не являетесь!
– Не являюсь, – согласился Вёлерман и попытался громким голосом убедить собравшихся в истинном положении дел.
Наконец, капитан подчинился. Он обратился к своим людям и приказал им занять места в транспортных средствах.
Полковник Вёлерман испытал огромное облегчение, когда батарея съехала на обочину и остановилась. На лбу полковника выступили крупные капли пота. Черная форма танкиста, которую он не снимал уже несколько дней, буквально приклеилась к его телу.
Час спустя он уже поднимался, тяжело дыша, по ступенькам лестницы в зенитную башню управления огнем, находящуюся на территории зоопарка. Он не позволял себе сделать ни одной передышки. Полковник приказал собрать всех офицеров и унтер-офицеров, которых удастся оповестить, на своем командном пункте. Он не говорил лишних слов. Вёлерман сообщил о том, что два часа тому назад услышал от генерала Вейдлинга. Присутствующие бойцы молчали точно также, как и их командиры. Не было слышно ни одного возражения.
– Герр подполковник Фрике, – обратился полковник Вёлерман к командиру батальона связи, – вы должны попытаться установить радиосвязь с командным пунктом русской воинской части, занимающей позиции напротив нас. Запросите противника об указании места встречи, куда бы мы смогли послать парламентера. Спасибо!
Всем разрешалось вернуться в свои подразделения. Полковник попросил задержаться командира артиллерийского полка, подполковника Якоби.
– Герр Якоби, выберите, пожалуйста, двух офицеров, на которых вы можете полностью положиться. Я назначаю вас парламентером!
Когда подполковник ушел, дверь командного пункта открылась еще раз. Вошел полковник-артиллерист. Вёлерман еще никогда не встречал этого офицера.
Седовласый офицер представился. Портупея на нем была застегнута, на груди поблескивали ордена, полученные во время обеих мировых войн. Он поднес ладонь к козырьку фуражки:
– Честь имею доложить: с 30 апреля 1945 года я уволен в отставку Верховным главнокомандующим. Я надеялся закончить свою жизнь, находясь на заслуженной пенсии. Но сейчас я прошу лишь о том, чтобы мне позволили умереть как солдату!
Прежде чем Вёлерман успел что-либо ответить, старый полковник сделал четкий поворот кругом и вышел из комнаты. Несколько минут спустя полковник Вёлерман узнал, что старый артиллерист вместе со своей женой застрелились в одном из укромных уголков на четвертом этаже зенитной башни.
Однако на соболезнования уже не было времени. Зенитная башня управления была похожа на осиное гнездо. Вверх и вниз по лестницам возбужденно сновали перепуганные мужчины и женщины. Офицеры бранились, девушки плакали, старые и молодые солдаты проклинали всех и вся или же апатично покорились своей судь