Сражение за Берлин. Штурм цитадели Гитлера, 1945 — страница 9 из 41

собой столько гражданского населения, сколько смогли.

Что же ему делать? Какое решение он должен принять? Вейдлинг потирал рукой лоб и медленно шел дальше.

Неожиданно генерал остановился как вкопанный. В свете горящих домов он замечает силуэт танка, который неподвижно замер за группой фруктовых деревьев сада дома престарелых. Генерал невольно схватился за пистолет. Потом он заметил крест на стальном корпусе боевой машины. На той стороне сада от танка отделились несколько фигур и, пригнувшись, прокрадывались в сад. Вейдлинг выхватил пистолет.

– Стой! Кто там?

– Дерьмо проклятое! – донеслось до генерала.

– Кто там? – повторил Вейдлинг.

– Здесь ефрейтор Рамлау из танкового полка дивизии «Мюнхеберг», – доложил голос из темноты.

– Подойдите ближе, ефрейтор!

Через несколько секунд Рамлау уже стоял перед Вейдлингом. Когда берлинец увидел перед собой живого генерала, то действительно лишился дара речи. Он с трудом овладел собой. Хольберг, который последовал за Рамлау, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Генерал Вейдлинг увидел испуганные лица солдат и грозно напустился на них:

– Что вы здесь ищете? Хотели улизнуть, да?

– Нет, герр генерал, – мямлил Рамлау, к которому постепенно возвратилось его привычное самообладание, – мы хотели… мы должны были… мы получили приказ…

– Ну, быстрее, у меня нет времени! В чем дело?

– Мы хотели раздобыть горючее!

– Что? – удивился генерал. – В таком случае вы прибыли не по адресу.

– Да нет же, герр генерал, – возразил ефрейтор, – мы увидели герб, извиняюсь, ваш командирский вымпел, и тогда мы подумали, что, где штаб, там должно быть и горючее. И тогда, и тогда…

– И тогда вы решили украсть его, – закончил фразу Вейдлинг.

– Да нет, – мялся Рамлау, – не украсть, герр генерал, достать, пока иван не захватил его.

– Берлинец, да?

– Так точно! – ухмыльнулся ефрейтор. – Из Берлина, герр генерал! Из Нойкёльна, совсем недалеко отсюда.

Вейдлинг подошел ближе к ефрейтору. Он сурово посмотрел на танкиста. Увидел небритое, осунувшееся лицо, почувствовал запах пота и бензина. Генерал схватил ефрейтора за мундир и, понизив голос, спросил:

– Вы, наверное, собирались смыться, да?

Голос Рамлау прозвучал обиженно:

– Смыться? Если герр генерал так думает, то он ошибается! Наш экипаж вместе с сорок третьего года, и мы останемся вместе до конца. Удрать, герр генерал? Нет, герр генерал, мы не собираемся удирать! Конечно, если бы была возможность заглянуть к моим старикам… но потом сразу назад, к своим ребятам. Мы видели беженцев, которые бредут по дорогам со всеми пожитками, женщин и детей. Нет, герр генерал. Пока они не уйдут достаточно далеко от ивана, пока не будут в безопасности, до тех пор мы будем держать палец на спусковом крючке…

Генерал отпустил пуговицу мундира ефрейтора и обернулся к своему адъютанту:

– Шульц, позаботьтесь о том, чтобы парни получили несколько канистр горючего для своего танка!

Потом он быстро повернулся и, тяжело ступая, ушел. Беженцы, сотни тысяч беженцев, которые в эти часы бежали от наступающих толп красноармейцев! Вейдлинг тяжело вздохнул. Груз ответственности оказывался почти непосильным…

Глава 3Крепость без крепостных стен

Наступило 22 апреля 1945 года. Гитлер приказал политическому и военному руководству рейха явиться в 15.00 в рейхсканцелярию для обсуждения положения на фронте. Ближайшее окружение фюрера собралось в назначенное время в бункере под рейхсканцелярией.

Генерал-полковник Йодль и генерал Кребс, ответственные генералы, начали обсуждение со своих докладов об обстановке. Оба старались завуалировать серьезность положения, чтобы не раздражать Гитлера, который последние дни постоянно находился в состоянии нервного напряжения, и не вызвать у него очередной припадок бешенства. Сам Гитлер не слушал доклады начальника штаба оперативного руководства ОКВ и начальника Генерального штаба сухопутных сил, его мысли витали где-то далеко. Неожиданно он прервал Йодля и закричал на него:

– Прекратите, я не хочу слушать сообщение о всяких пустяках! Доложите, как обстоят дела с Берлином! Где Штайнер со своей армейской группой?

Генерал-полковник остановился и стал беспомощно озираться. Вот он заметил Кейтеля (начальника штаба ОКВ), стоявшего с бесстрастным выражением лица. Рядом с ним был генерал Кребс, от стыда его лицо покраснело. Здесь же присутствовал и Борман, коренастая фигура которого воинственно наклонилась вперед. Он вызывающе смотрел на Йодля.

– Ну, давайте, давайте! Вы скоро? – прервал Гитлер гнетущую тишину.

Наконец, генерал-полковник набрался духу. Он доложил, что обергруппенфюрер СС Штайнер со своей армейской группой вообще не смог выступить на помощь защитникам. Затем генерал-полковник сообщил, что и 12-я армия еще не смогла оторваться от американцев, чтобы направиться к Берлину. Силы 9-й армии раздроблены, она находится где-то южнее Берлина, и, вероятно, Советы уже окружили ее.

– Стойте, прекратите! – в ярости закричал Гитлер. – Я не хочу ничего больше слышать! – Потом он немного успокоился и почти просящим тоном обратился к своему окружению.

Все, кроме Бормана, Бургдорфа, Кейтеля, Йодля и Кребса, должны были покинуть помещение. В кабинете остались шестеро мужчин и два стенографиста. Никто из них не решался посмотреть друг на друга, они молча смотрели на потолок или в пол. Гитлер снова сел за свой стол. Внезапно он вскочил. Он начал кричать, громко, безудержно. Никто из присутствующих не решался прервать поток слов фюрера, так как никто полностью не понимал, что же именно говорит Гитлер. Они снова и снова слышали лишь слова «ложь, предательство, трусы». Так же внезапно, как началась, речь Гитлера прервалась. Лишенное энергии тело фюрера бессильно осело. Его лицо стало белым как полотно. Йодль и Борман пододвинули фюреру стул.

Все молчали. Потом Гитлер снова начал говорить. На этот раз его голос звучал устало, безразлично, запинаясь:

– Я проиграл. Мою идею предали. Я не отправлюсь на юг. Я останусь в Берлине и покончу с собой, как только русские окажутся здесь. Все кончено, кончено!

Последние слова он снова выкрикнул. Тело Гитлера сотрясала дрожь, он уже не в силах был справиться с ней. За последние недели фюрер превратился в настоящую развалину. Прошло пять мучительных минут. Борман первым из присутствующих преодолел свое замешательство. Он уговаривал Гитлера, умолял его, заклинал, обещал спасение, хотел пробудить в нем надежду, строил планы. К нему присоединился Йодль, затем их примеру последовали Кейтель, Бургдорф и Кребс. В этот момент все они пытались приободрить Гитлера, призывали к стойкости, к продолжению борьбы.

Гитлер устало отмахивался от них. Он им больше не верил.

– Я остаюсь, – повторил он тихо, но твердо. – Я остаюсь в Берлине и умру вместе с Берлином. Сообщите берлинцам, что я связываю свою судьбу с их судьбой. Я не покину Берлин и буду бороться до последнего вздоха и погибну вместе с «крепостью Берлин».

Это решение окончательно решило судьбу Берлина. Людям из ближайшего окружения Гитлера, фельдмаршалу, генералам и министрам, оставалось только разрабатывать приказы для этой последней битвы и отдавать их, пока советские войска оставляли им время на это. В этот же день генерал-полковник Йодль приказал развернуть немецкий фронт, сражавшийся против западных союзников, на 180 градусов и бросить все силы против русских. Верховное главнокомандование вооруженных сил (ОКВ) взяло на себя руководство всеми этими операциями. После обеда фельдмаршал Кейтель отправился в 12-ю армию Венка, чтобы прямо на месте отдать необходимые приказы. Штаб 9-й армии получил приказ, обеспечив прикрытие с тыла и с флангов, немедленно установить связь с 12-й армией. Дословно приказ звучал так:


«Положение 9-й армии имеет решающее значение для того, чтобы отрезать вражеские силы, прорвавшие кольцо обороны города Берлина, и снова деблокировать столицу рейха, в которой находится фюрер, доверяющий своим солдатам».


В этот же день штабы Верховного главнокомандования вооруженных сил (ОКВ) и главного командования сухопутных войск (ОКХ) передислоцировали свои штаб-квартиры. Штаб ОКВ разделился, штаб оперативного руководства переехал в Крампниц, а центральное управление отправилось в Южную Германию. Штаб ОКХ передислоцировался в казармы Эйхе под Потсдамом. И только Кребс, начальник Генерального штаба сухопутных войск, остался в рейхсканцелярии, чтобы, находясь в непосредственной близости от Гитлера, передавать дальше приказы, касающиеся обороны Берлина.

К вечеру 22 апреля положение еще больше обострилось. Советские танковые клинья с юга вышли к каналу Тельтов у города Клайнмахнов, а с северо-востока они ворвались в городские районы Берлина Вайсензе и Панков. Другие советские соединения пересекли на западе, севернее Шпандау, реку Хафель. В этой ситуации Гитлер взял на себя командование всеми немецкими войсками, находившимися в Берлине. Группа армий «Висла» отстранялась от командования. Гитлер хотел сам быть комендантом крепости Берлин в последней решающей битве.

Столица Германского рейха стала районом военных действий в тот момент, когда война была уже проиграна. До конца января 1945 года в столице рейха не предпринималось никаких действий по организации обороны города. И хотя известные меры по обеспечению безопасности в случае внутренних беспорядков были приняты военной комендатурой, однако они не предусматривали оборону от нападения извне.

1 февраля 1945 года в приказе ОКВ прозвучало ключевое слово «Гнейзенау» (генерал-фельдмаршал прусской армии, участник битвы с Наполеоном под Ватерлоо. – Пер.). Это кодовое слово положило начало первым подготовительным работам по организации обороны города, которые коснулись всех военных и гражданских инстанций. Рейхскомиссары обороны Берлина и Бранденбурга призвали гражданское население принять участие в земляных работах, чтобы возвести противотанковые рвы и заграждения сначала восточнее столицы, а затем и вокруг города. Большая часть берлинского населения, которое за годы постоянных воздушных налетов привыкло к опасности, в этот момент еще не понимало всей серьезности положения. Берлинский оптимизм пока еще не отступал перед опасностями, которые угрожали городу.