Советские части, отражая воздушные налеты, вели достаточно плотный огонь стрелкового оружия. LG2 за день 18 октября отчиталась сразу о четырех поврежденных Bf-109Е-7 (степень боевых повреждений у одного 20 %, у остальных 25 %), два из которых совершили аварийную посадку.
Атаки частей Красной Армии на укрепленные позиции приводили к тяжелым потерям. Артиллеристы 87-го моторизованного пехотного полка заявили об уничтожении к 14 45 шести советских танков. Десять минут спустя командование «Иммельмана» запросило помощи пехотинцев в связи с атакой частей Красной Армии на аэродром. Х. Гольник бросил на затыкание прорыва роту из 1-го батальона 118-го моторизованного полка из северной части города, взвод противотанковых орудий, а также самоходки из 660-й батареи.
О накале боя свидетельствуют сухие строки ЖБД 30-й армии:
«5 сд с приданными частями, перейдя в атаку, в течение дня вела ожесточенные бои. Овладела Б. Перемерки, М. Перемерки, Кольцово. Противник неоднократно переходил в контратаку. Б. Перемерки переходили из рук в руки два раза, Кольцово – три раза».
Немецкие части зафиксировали затухание советских атак в 15:50. Артиллерия 36-го моторизованного артиллерийского полка и частей корпусного подчинения (включая «Небельверферы») претендовала на восемь уничтоженных танков, авиация – еще на один, якобы подбитый бомбами с Hs-123. 36-я дивизия потеряла три автомашины, одну 105-мм гаубицу и четыре шестиствольных миномета. В ЖБД 36-й моторизованной дивизии привычно пожаловались на неэффективность 37-мм противотанковых орудий в борьбе с советскими танками (первый раз жалобы появились в документе при описании атаки танков 21-й бригады днем ранее, когда «тридцатьчетверки» раздавили три ПТО), а также посетовали на потерю 87-м моторизованным полком 33 % своих транспортных средств. Вдобавок ко всем бедам одному из батальонов в ходе отражения танковой атаки «прилетело» от своих же пикировщиков.
Между тем, уже в 19:30 немцам снова пришлось отбивать атаки советских бойцов, на сей раз достигшие позиций дивизионной артиллерии. В бой была брошена еще одна рота мотопехотинцев из состава 118-го полка, а также подразделения саперов. Как отмечалось в журнале боевых действий советской 30-й армии, источником немецких бед на этот раз снова выступил тандем 5-й стрелковой дивизии и 21-й танковой бригады:
«В 18:30 14 танков бригады, поддержав атаку 242 (видимо, 142-го – Прим. автора) сп, смяв оборону в Белавино, ворвались в юж. окраину Калинин, завязали уличный бой, подавляя огневые точки и живую силу. Нанеся потери противнику, танки вернулись».
Немецкий грузовик, застрявший в грязи в период распутицы. Район Калинина, октябрь 1941 года.
Интересно, что в ЖБД 3-й танковой группы присутствует запись о «вражеском танке (52 тонны), снова проехавшем через город и уничтожившем противотанковые пушки, «Небельверферы» и многочисленные транспортные средства». По всей видимости, имелась ввиду одна из «тридцатьчетверок» бригады Б. М. Скворцова, прорвавшихся в город, однако что заставило вполне гармоничную машину «поправиться» до 52-х тонн, остается тайной. Не иначе, над немцами нависла увеличившаяся в размерах тень танка Горобца.
По итогам дня части и соединения 30-й армии потеряли 350 человек убитыми и ранеными, что недвусмысленно свидетельствовало о высокой интенсивности боев. Интересно, что заявка на уничтоженную технику противника в ЖБД армии в целом не сильно расходится с данными о немецких потерях: речь шла о 5 автомашинах, 3-х мотоциклах, 3-х минометных батареях, трех орудиях ПТО и 12 станковых пулеметах. Было взято 7 пленных, из них один офицер.
Таким образом, солдатам и офицерам 36-й дивизии снова удалось отбить советские атаки. При этом, однако, постепенно оголялся северо-восточный «угол» Калинина, где против ее частей сражался пришедший в себя после отступления предыдущего дня 937-й стрелковый полк, не дававший немцам продвинуться в направлении Бежецка. Согласно ЖБД 30-й армии, полк «с боем ворвался в город, закрепившись на сев. вос. окраине, ведет бой».
В бою с советскими частями 18 октября погиб командир 3-го батальона 118-го моторизованного полка майор Роте. Для дивизии это была первая (и единственная) безвозвратная потеря офицера такого ранга в октябре.
Единственной по-настоящему приятной новостью для генерала Х. Гольника было прибытие в Калинин по Волоколамскому шоссе 2-го батальона (3 роты велосипедистов) 428-го пехотного полка 129-й пехотной дивизии, тут же перешедшего в подчинение 36-й моторизованной дивизии. Хотя батальон не имел артиллерии, его появление в городе означало, что постепенно немецкая пехота подтягивалась к эпицентру сражения вслед за моторизованными частями.
Правда, в ходе движения к Калинину пехотинцам пришлось наблюдать мрачную картину разгрома, устроенного накануне тыловым частям 36-й моторизованной дивизии и другим колоннам снабжения танкистами 21-й танковой бригады. Об этом красноречиво свидетельствует дивизионная хроника, процитированная исследователями А. Н. Заблотским и Р. И. Ларинцевым:
«Между Митенево и Порчино вдоль дороги длиной несколько километров валялись останки колонны тыловых частей 36-й моторизованной дивизии. Грузовые и легковые машины, частично французского производства, были не расстреляны, а таранены советскими танками… Одна возле другой стояли машины ремонтной роты, автоцистерны, огромные «мерседесы», элегантные «шевроле», гусеничные тягачи».[24]
В общем, последствия танкового рейда произвели впечатление даже на тех, кому не довелось его увидеть.
Растянутость коммуникаций вкупе с большими потерями транспортных средств тыловых подразделений и, мягко говоря, неидеальным состоянием дорог вынуждали немцев максимально интенсивно использовать военно-транспортные авиачасти 2-го воздушного флота для доставки горючего и боеприпасов для танковых соединений. Учитывая, что калининские аэродромы находились практически на линии фронта, эта задача была нетривиальной. О сложностях, сопровождавших доставку грузов, свидетельствует хроника транспортной группы KGzbV1:
«Особенно запомнились нам полеты с боезапасом для наших танков в район Калинина. Снаряды были погружены в машины на аэродроме Смоленск, но вылет задерживался. Плотные облака закрыли небо. Звонок из штаба 2-го Воздушного флота требовал командира группы, который находился на взлетном поле и не мог разговаривать. Я, как адъютант группы, взял трубку. Велико же было мое удивление, когда в телефоне раздался голос самого фельдмаршала Кессельринга. Фельдмаршал просил передать командиру, что танковые части в районе Калинина находятся в критическом положении – израсходован боезапас. Он просил поднять самолеты в воздух, невзирая на погодные условия:
«Я знаю, – сказал фельдмаршал, – что означает старт в таких условиях. Но для вас главное только взлететь – район Калинина свободен от облачности».
В это день группа совершила два боевых вылета. В первом противник накрыл нас артиллерийским огнем. Во втором – пулеметным, настолько близко пролегала линия фронта».[25]
Согласно ЖБД 3-й танковой группы, 18 октября для обеспечения боевых действий следующего дня самолетами было доставлено 20 тонн предметов снабжения.
Тем временем немецкие части, оборонявшие плацдарм в Калинине, вынуждены были уделять все большее внимание защите городских мостов через Волгу от налетов советских бомбардировщиков. Первые удары по мостам были осуществлены еще 16 октября, однако лишь через два дня удалось добиться хоть каких-то результатов.
Немецкие легковые и грузовые автомобили на площади Революции, у здания Калининского облисполкома (Путевого дворца).
Согласно записи в ЖБД 3-й танковой группы от 18 октября, «в Калинине подъезд к мосту через Волгу поврежден бомбардировщиком. Одна сторона проезжей части при этом осталась неповрежденной».
Бомбардировка мостов проводилась силами нескольких соединений ВВС Красной Армии. В частности, налеты осуществлялись частями 81-й дальнебомбардировочной авиационной дивизии (420-м и 421-м полками), которая на момент начала битвы за Москву насчитывала 40 исправных самолетов, в том числе 21 Ер-2, 7 ТБ-7 (Пе-8) и 12 Пе-3. Тяжелые Пе-8 наносили удары с больших высот с вполне понятными перспективами. Проблема использования других типов имевшихся самолетов заключалась в том, что бомбардировка производилась обычно 100-килограммовыми фугасными бомбами ФАБ-100, часть из которых пролетала сквозь ажурные пролеты мостов и разрывалась в воде, не причиняя им практически никакого вреда.
Житель Калинина читает приказ оккупационных властей, наклеенный прямо на советские плакаты у входа на стадион «Динамо».
Кроме того, немцы создавали над мостами сплошную стену зенитного огня, а близкое базирование истребителей 52-й эскадры позволяло оперативно перехватывать советские бомбардировщики либо на подходе к целям, либо на обратном пути. Таким образом, воздушные налеты, не достигая своей главной цели, приводили к большим потерям в бомбардировочных полках ВВС Красной Армии.
18 октября вполне ожидаемо завершилась история с попыткой вывода из боя П. А. Ротмистровым 8-й танковой бригады. В штабе И. С. Конева боевое донесения комбрига было однозначно расценено как трусость. Сам Конев направил Ватутину следующее указание:
«Прошу Ротмистрова за невыполнение боевого приказа и самовольный уход с поля боя с бригадой арестовать и предать суду военного трибунала. В командование бригадой вступить нач. штаба или командиру по Вашему выбору».
Интересно, что долгое время в отечественной литературе этот и без того короткий документ зачем-то цитировался с купюрами. В результате изъятия слов «Прошу…» и фразы про предоставление Ватутину выбора кандидатуры нового комбрига тон Конева стал выглядеть почти бесцеремонным (как минимум – раздраженным), чего в реальности все-таки не было. Ватутин, пусть и был ниже по должности, но носил генеральские петлицы всего на один ранг младше командующего Калининским фронтом.