Сражение на Ленинградском шоссе 17–21 октября 1941 года.
У Конева подобное самоуправство по понятным причинам вызвало раздражение, выразившееся в письменном указании командующему 29-й армии:
«Немедленно приостановите движение на Калинин. Ваше преступное неисполнение приказа 0122 срывает намеченную мной операцию. Вам было приказано приказом 0122 и директивой 0121 форсировать р. Волга у Акишево и наступать по правому берегу р. Волга в направлении Рязаново, Даниловское. Причем по Вашим донесениям 246 сд переправилась у Акишево, а теперь получилось, что она двигалась по левому берегу р. Волга на Калинин. Приказываю: форсировать р. Волга Акишево, Избрижье, Путилово, наступать на Рязаново, Даниловское. Левее Вас наступает 31 А своей 119-й сд в р-не Городня. Сзади вас выдвигается 46 и 54 кд для форсирования р. Волга и наступления в направлении Покровское (им приказ дан особо). Донесите чем объяснить невыполнение моего приказа № 0122 и директивы № 0121. Немедленно исправляйте положение».
Впрочем, время уже в любом случае было упущено. При этом немцы весьма чутко отреагировали на передвижения 914-го стрелкового полка на южном берегу Волги:
«Так как противник силами одного полка укрепился на левом берегу Волги у Мотавино и продвинулся в направлении Красново, переправа, через которую до сих пор осуществлялось снабжение, подвергается опасности и должна быть перенесена в Черкассово».[27]
Штаб 1-й танковой дивизии отметил также усиление давления советских частей с северо-запада на линию железнодорожного полотна. Отмечались многочисленные атаки с сильной артиллерийской подготовкой. Немецкое командование пришло к выводу, что прорыв в восточном направлении становился вопросом жизни и смерти боевой группы.
Для реализации задуманного дивизии был подчинен 2-й батальон 428-го пехотного полка 129-й пехотной дивизии, двумя днями ранее прибывший в Калинин. Он был выдвинут южнее Ленинградского шоссе и усилен батареей противотанковых пушек, имея задачу отбить Горбатый мост. По сути, немцы поставили на захват моста всё, посчитав его единственной возможностью спасти свои потрепанные части от полного разгрома. Низкая пропускная способность железнодорожного моста и уязвимость полотна перед советской артиллерией не оставляли иного выбора.
При этом сам факт использования пехотного батальона в роли спасителя боевой группы танковой дивизии выглядел, конечно, весьма своеобразно. В силу плачевного состояния частей группы Хайдебранда прорыв был в очередной раз перенесен, теперь на вторую половину дня 21 октября.
Немецкое зенитное орудие на позиции в Заволжье. Вдали видны Волжский мост и Путевой дворец.
Во второй половине дня 20 октября продолжились ставшие уже привычными атаки частей советской 30-й армии на позиции 36-й моторизованной дивизии. Согласно армейскому ЖБД, «части армии с утра вели подготовку и в 15:00 перешли в наступление. Противник оказывал сильное огневое сопротивление. Части армии успеха не имели… Противник прочно укрепился на ю.в. окраине Б. Перемерки, Греблево, имея сильный опорный пункт сопротивления в Элеваторе, дающий возможность вести фланкирующий огонь по наступающим частям 5 сд. Части дивизии к 18:00 занимали положение – 190 сп с 1/937 сп на вост. окраине М. Перемерки; 336 сп – с б-ном особого полка МВО – в роще юж. элеватор; 142 сп – с б-ном курсантов и б-ном 2 мсп, занял вос. окраину Греблево, но вследствие сильного огня противника отошел в исходное положение (200 метров вост. Греблево) … Потери: убито и ранено 115 ч. (данные уточняются)».
По всей видимости, именно в боях в районе элеватора были потеряны два последних «танкаистребителя» Т-34-57 (№ 609-20 и № 085-96) 21-й танковой бригады. Хотя, согласно ЖБД 30-й армии, бригада «приводила себя в порядок в занимаемом районе», не исключено, что отдельные танки придавались пехоте в качестве средства поддержки. Осенью 1941 года каждый свой танк в глазах советских пехотинцев был буквально «на вес золота».
В северо-восточной части города 256-я стрелковая дивизия атаковала позиции мотоциклетного батальона 36-й моторизованной дивизии, усиленного одним взводом второй роты разведывательного батальона. К 8:10 утра положение батальона, лишенного какой-либо артиллерийской поддержки, оценивалось как «критическое». Советскими частями были заняты две церкви (по всей видимости, Екатерининская и Сергиевская), с которых открывался прекрасный обзор всей северной части города. На запрос помощи со стороны авиации был получен неутешительный ответ о невозможности применения самолетов в силу низкой облачности. Только во второй половине дня в ходе контратаки немцам вновь удалось вернуть контроль над зданиями церквей и прилегающей территорией кладбища. Таким образом, бойцам 937-го стрелкового полка удалось подойти вплотную к восточному берегу Тверцы, однако мост и сам берег по-прежнему оставались в немецких р уках.
В журнале боевых действий 3-й танковой группы по итогам боев 20 октября появилась лаконичная запись:
«Новые атаки противника южнее и севернее Калинина были отбиты».
36-я моторизованная дивизия отчиталась о пяти уничтоженных советских танках.
В целом, бои на юго-восточных окраинах Калинина начинали приобретать черты почти классического позиционного тупика, когда за продвижение на 100–200 метров приходилось платить сотнями человеческих жизней. Правда, подразделения оборонявшейся немецкой моторизованной дивизии также редели: общие потери с 13 октября составляли 385 человек, включая 80 убитых (из них 4 офицера). В некоторых батальонах оставалось не более чем по 100–200 солдат и офицеров. Удержание занимаемых ими позиций обеспечивалось, прежде всего, шаблонностью советских атак и сохранявшимся превосходством немцев в тактике, особенно в применении артиллерии.
Утром 21 октября одним из первых крупных населенных пунктов Калининской области, освобожденных от противника, стало село Медное. Решение об уходе из этого села было «с тяжелым сердцем» принято командованием 41-го моторизованного корпуса еще в середине дня 20 октября.[28]
Занятие Медного советскими частями было подробно описано в воспоминаниях пулеметчика 185-й стрелковой дивизии В. С. Флерова:
«Настало утро, а команды идти вперед не было… Подошли командир роты, политрук: «Там, впереди, в тумане, село Медное, в нем немцы. Надо узнать, есть ли они на нашей стороне реки, где-то здесь мост через Тверцу…» Надо так надо. Пошло 5–6 бойцов. Спускались как бы вниз, с горы, шли по какой-то промоине или лощинке. И темнота, и туман рассеивались медленно. Показалась какая-то изгородь, мы вышли на дорогу… Пока мы шли вперед, стрельба стала сильней… Появились сараи и домишки, видимость улучшилась. Дорога привела нас к мосту. С одной стороны нас прикрывала насыпь дороги, а с другой могли заметить из-за реки. Последние 100 метров пришлось ползти вдоль канавы. Поочередно заползли наверх, прикрываясь мостовой фермой, залегли. Потом – рывок по мосту на ту сторону. Немцы не успели заминировать мост. Боевое охранение могло спокойно расстрелять нас, но немцы бросились к машине, сразу вильнувшей в проулок под нашими выстрелами. Несколько, видимо, неисправных машин остались на площадке у моста.
Меня послали доложить об успехе. Шинель я оставил ребятам и налегке побежал обратно. В полукилометре встретил наших пулеметчиков, а потом группу всадников, в которой выделялся человек в кавказской бурке. Это был командир нашего 1319-го стрелкового полка майор Д. В. Казак. Он с усмешкой выслушал мой не очень военный, но наполненный пафосом доклад, изрек: «Молодцы, пулеметчики! Двигать всех в Медное!» Я рванул к своим…
Тачанки уже подошли из леса. Погрузили «максимы» и двинулись к мосту. Нас обогнали два или три наших танка, спешившие туда же. Это были боевые машины из прославленной 8-й танковой бригады, которой командовал полковник П. А. Ротмистров, впоследствии Главный маршал бронетанковых войск».
Судя по документам, 185-ю стрелковую дивизию в наступлении поддерживали 13 танков бригады. К этому моменту оба соединения уже входили в состав 31-й армии, по поводу которой в 04:10 21 октября была издана директива Ставки № 004025:
«Ставка Верховного Главнокомандования дополнительно передает в состав Калининского фронта управление 31-й армии для объединения управления войсками, действующими против г. Калинин с севера и северо-запада. Командующим 31-й армией назначить генерал-майора В. А. Юшкевича».
Ранее Юшкевич командовал 22-й армией, кроме того, он имел за плечами огромный опыт военной службы и участия в боевых действиях в двух гражданских войнах – в России и Испании.
Это решение Ставки вызвало резкое неодобрение командующего оперативной группой Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина:
«В самые ответственные дни войска оперативной группы передаются 31-й армии, которая не могла быстро наладить связь с войсками. В последующие дни следуют новые приказы от Калининского фронта для армии, по которым вся группировка войск оперативной группы раздается по армиям и часть дивизий выводится во фронтовой резерв…Таким образом, войск оперативной группы Северо-Западного фронта, как единого организма, не стало. Единственная ударная сила в районе Калинина была рассредоточена по армиям».
Экипаж Ер-2 из состава 421-гo ДБАП (с моторами М-105): командир лейтенант Гайворонский (третий слева), техник Зуев, штурман Кашин, стрелок-радист Елисеев и воздушный стрелок Ларин. 18 октября самолет был сбит, однако экипаж сумел вернуться в расположение части.
Немецкое самоходное 20-мм зенитное орудие на шасси полугусеничного тягача (2cm FlaK auf Fahrgestell Zugkraftwagen1t Sd.Kfz.10/4.) у Волжского моста со стороны Заволжья.
Отчасти слова Ватутина можно признать верными, так как координация действий советских войск при ликвидации немецкого прорыва на Торжок действительно была налажена далеко не идеально. Так, несмотря на все понесенные потери, боевая группа полковника Хайдебранда к 21 октября еще сохраняла боеспособность, располагая 24 боеготовыми танками. Боевой дух ее частей укреплялся благодаря регулярной эвакуации раненых – через Волгу к утру этого дня было переправлено в общей сложности 260 человек, а также доставке необходимых предметов снабжения, пусть и в весьма ограниченном объеме. Правда, отчитываясь впоследствии перед командованием 3-й танковой группы о потерях материальной части, штаб 1-й танковой дивизии признал оставление в Медном 8-и танков (4 из которых получили боевые повреждения, еще 4 были взорваны экипажами) и всех мотоциклов одной из рот мотоциклетного батальона.