Части 119-й стрелковой дивизии получили от командования 29-й армии приказ о возвращении на левый берег Волги только к исходу дня 29 октября, так как до этого вывести их из боя попросту не было возможности. Согласно дивизионному журналу, «в связи с недостатком переправочных средств в течение ночи 30.10.41 части дивизии, за исключением артиллерии, не успели переправиться через Волгу, и отрыв от противника стрелковых частей приходилось совершать днем, в светлое время, при сильном натиске врага, который… стремился во что бы то ни стало сорвать переправу, неоднократно переходя в ожесточенную атаку. В период отхода к переправе 634 сп было отражено 3 атаки и 421 сп 4 атаки».
Свои воспоминания о переправе через реку 29–30 октября 1941 года оставил старший лейтенант медицинской службы командир санитарного взвода 920-го стрелкового полка В. В. Новиков:
«К вечеру нам сообщили, что в полутора километрах от наших окопов на Волге построена понтонная переправа и нас за ночь должны переправить на левый берег Волги.
Наступил вечер, стемнело, и нам дали команду выходить по окопам направо к Волге и там по берегу к переправе. Соблюдая тишину и светомаскировку, мы вышли на берег и вдоль реки пошли к переправе. Но оказалось, что мы пришли рано, потому что тяжелая артиллерия, обозы и прочее хозяйство еще не прошли мост. И нас, весь полк, вернули назад в окопы. К нашему счастью, немцы не догадались, что окопы пустые, и не заняли их. Велико было разочарование красноармейцев. Мы понимали, что наутро предстоит тяжелый и неравный бой с немцами.
Так и случилось. С рассветом заговорили немецкие пушки и минометы. Огонь в лесу был настолько плотным, а дым от разрывов из лесу не выходил, что мы задыхались в прямом смысле. Но вот на БМП (батальонный медпункт) забегает мой санинструктор Коля Давыдов и кричит на меня: «Товарищ лейтенант, что вы здесь сидите, наши все ушли к берегу Волги по траншее!» Спасибо ему, иначе немцы бы меня схватили.
Мы побежали лесом на берег, а там уже толпами двигались бойцы к переправе. Подойдя к переправе, я увидел сплошную давку, все торопились перейти по понтонному мосту Волгу. У входа на мост стоял наш комдив генерал-майор Березин и шашкой наголо хлопал по спинам и задам переходящих реку. В это время на переправу налетело звено немецких пикирующих бомбардировщиков «Ю-87». Бомбы рвались рядом, и в этом аду мы бежали по мосту. Когда мы с Колей вступили на берег, мост разорвало, и останки его поплыли в разные стороны. На том берегу народу было еще много. Другого выхода не было, как пересечь Волгу вплавь, и сотни бойцов бросились в реку, чтобы ее переплыть. В это время немцы вышли на берег и открыли по переплывающим бойцам плотный пулеметный и автоматный огонь. Много наших ребят погибло, их навсегда приняла в свои объятья матушка Волга. Многие погибшие остались как пропавшие без вести».
Конечно, это описание событий сильно отличается от того, что написано в ЖБД дивизии:
«Части дивизии в полном составе, организованно, с сохранением материальной части успешно форсировали реку и к исходу дня 30.10.41 г. заняли оборону на левом берегу р. Волга, точно в срок выполнив приказ Военного совета».
С другой стороны, по сравнению с многими подобными эпизодами первого года Великой Отечественной войны, отход 119-й стрелковой дивизии с плацдарма можно признать почти образцовым. Особого уважения заслуживает комдив, который, судя по цитируемым воспоминаниям В. В. Новикова, до последнего момента оставался со своими бойцами на правом берегу. Что касается потерь, то они действительно были большими: в боях за плацдарм дивизия лишилась 739 человек убитыми и ранеными, а также 120 пропавшими без вести.
Не легче было и соседней 246-й дивизии. По словам М. Н. Розова, «30 октября дивизия, неся потери в людях, конском составе и вооружении, переправилась на левый берег и сосредоточилась в районе Малое Избрижье, Змеево, Гудково».
3-я танковая группа по итогам дня 30 октября отчиталась о захвате силами 161-й пехотной дивизии двух советских «военных мостов». Этот успех дорого дался немцам: дивизия за 25–28 октября потеряла 222 человека убитыми (из них 12 офицеров), 924 ранеными (включая 32 офицера) и 320 пропавшими без вести (1 офицер).
Советский военнопленный на земляных работах в Калинине, ноябрь 1941 года.
Например, 28 октября ранение получил даже командир дивизии генерал-майор Реке, среди погибших и раненых было традиционно много командиров от взводного до батальонного звеньев. Пик потерь офицерского состава пришелся на 26–27 октября, когда были буквально «выкошены» 3 командира рот и 5 командиров взводов убитыми, а также 8 командиров рот и 8 командиров взводов ранеными.
Такие потери были охарактеризованы в документах как «высокие». Обращает на себя внимание большое количество пропавших без вести: столько пленных советская сторона, безусловно, не заявляла. Возможно, это действительно были те самые «оставленные на поле боя трупы гитлеровцев», которые сотнями фигурировали на страницах боевых документов соединений Красной Армии в случаях, когда поле боя хотя бы ненадолго оставалось за советскими частями. Интересно, что к 31 октября составители журнала боевых действий 3-й танковой группы отчитались уже о 2000 общих потерь 161-й пехотной дивизии, частично отнеся их причины в область «несовпадения между картами и местностью и ошибок младших командиров».
Еще одного активного участника боев с немецкой стороны, 129-ю пехотную дивизию, сражавшуюся, правда, сразу на нескольких направлениях, потери вынудили «преобразовать» полки в батальоны, разведывательный батальон – в эскадрон, противотанковый дивизион – в роту, а артиллерийский полк – в легкий и тяжелый артиллерийские дивизионы по 2 батареи в каждом.
Командарма И. И. Масленникова за бои на плацдарме юго-западнее Калинина уже через несколько лет после войны подвергли достаточно жесткой критике авторы сборника аналитических статей, вышедшего под грифом «секретно». По их мнению, причины неудачного итога борьбы за плацдарм крылись в том, что Масленников поставил своим стрелковым дивизиям ограниченные задачи, не предусматривавшие наступления на Неготино, запланированного командованием фронта.
Это обвинение можно признать справедливым лишь отчасти, так как стрелковые и кавалерийские дивизии 29-й армии не выполнили даже тех ограниченных задач, которые перед ними были поставлены. Даниловское, Опарино и Рябеево так и не были освобождены, хотя советские части при мощной поддержке артиллерии неоднократно врывались на окраины этих населенных пунктов. Можно предположить, что при всем их желании (а обвинять сражавшихся бойцов и командиров в отсутствии мотивации нет никаких оснований) наступление на Неготино было скорее тем «идеалом», к которому, конечно, всегда нужно стремиться, но при понимании, что он недостижим.
Впрочем, создание плацдарма и его удержание в течение нескольких тяжелых дней вполне можно засчитать как попытку, пусть и неудачную, с помощью нетривиального шага добиться перелома в сражении. К сожалению, на других участках борьбы за город действия советских войск оказались намного более предсказуемыми для противника.
Удары с севера и юга. Наступление на Калинин 30-й и 31-й армий
22 октября части 30-й и 31-й армий продолжили в соответствии с приказами командующего фронтом наступление на Калинин с целью окружения и уничтожения немецкой группировки в городе.
Согласно журналу боевых действий 30-й армии, «части армии в 11:00 перешли в атаку, встречая сильное огневое сопротивление. По боевым порядкам действовало 10–15 немецких самолетов, сдерживая наступление наших частей». Относительно 5-й стрелковой дивизии в документе отмечалось: «190 сп с б-ном 937 сп вел упорный бой за Б. Перемерки, встреченный сильным огнем, успеха не имел, остановился на прежнем рубеже. 336 сп с б-ном полка МВО вел бой за элеватор, достигнув элеватора, был остановлен сильным огнем, залег, окопавшись перед элеватором. 142 сп с б-ном курсантов, б-ном 2 МСП вел бой за Греблево, наступление полка было остановлено огнем пр-ка. Полк отошел в исходное положение».
Выдача валенок советским бойцам.
В ходе этих неудачных атак дивизия и приданные ей части потеряли 90 человек убитыми и ранеными. 21-я танковая бригада своими немногочисленными танками помогала пехотинцам подавлять огневые точки у элеватора, потеряв за день 2 танка, 1 человека убитым и 2 ранеными.
Одновременно 256-я стрелковая дивизия пыталась наступать в северной и северо-восточной частях Калинина. По словам Н. Б. Ивушкина, ожесточенные бои шли буквально за каждый дом:
«Первой прорвала оборону противника рота лейтенанта Мальцева. С наблюдательного пункта было видно, как воины то перебежками, то ползком приближались к окраинным зданиям. Двое из них по водосточной трубе поднялись на крышу двухэтажного дома и через чердак проникли внутрь. Несколько позже командир роты доложил, что бойцы Ивицкий и Колосков очистили дом от гитлеровцев. Спускаясь с чердака по внутренней лестнице, они забросали гитлеровцев гранатами… Красноармейцы отбивали дом за домом. Противник срочно подтянул подкрепление. Бои приняли ожесточенный характер, шли с переменным успехом. Сил для более энергичного наступления у нас было явно недостаточно».
Немецкие грузовики у домов в Калинине.
За день части дивизии продвинулись на 400–600 метров, потери составили 14 убитых и 66 раненых.
Немецкие силы в Калинине к 23 октября были расположены в следующем порядке. Передовой отряд 6-й танковой дивизии и мотоциклетный батальон 36 моторизованной дивизии находились в северо-восточной части города, обороняясь против 937-го стрелкового полка. От западного берега реки Тверца и далее на запад заняли оборону еще три батальона 36-й моторизованной дивизии, 1-я танковая дивизия, один батальон 129-й пехотной дивизии и 900-я моторизованная учебная бригада. На южных и юго-восточных окраинах Калинина находились позиции еще четырех батальонов 129-й пехотной дивизии и одного батальона 36-й моторизованной дивизии.