осточного берега Волги. Наблюдатель на тригонометрическом пункте обнаружен и обстрелян. Эти сведения, однако, не смогли воспрепятствовать уходу авиакорпуса с аэродрома, вместе с зенитными подразделениями, которых будет очень не хватать в качестве противотанковых средств в системе обороны города».
Следствием этого перемещения сил люфтваффе стали сразу несколько изменений в положении сил вермахта, участвующих в сражении за город. Во-первых, отказ люфтваффе от использования аэродрома Калинин в качестве передовой авиабазы автоматически увеличил плечо подвоза всех предметов снабжения. Выгрузка горючего, боеприпасов и продовольствия, доставляемых «юнкерсами», стала теперь производиться на аэродроме Старица.
Солдаты и офицеры 252-го пехотного полка 110-й пехотной дивизии вермахта в одной из деревень Калининской области, ноябрь 1941 года.
Это решение внесло свой вклад в развитие кризиса снабжения, в котором на протяжении многих дней находились части и соединения 41-го корпуса. Так, 31 октября в ЖБД 1-й танковой дивизии отмечалось, что «ситуация со снабжением по-прежнему плохая. Продовольствия на вечерний прием пищи и на порции напитков не хватает. Запасов горючего нет вообще. Последние письма с полевой почты были получены 6 недель назад. Из-за перебазирования 8-го авиакорпуса снабжение силами люфтваффе полностью прекратилось».
С другой стороны, именно к этому моменту 161-я пехотная дивизия вермахта окончательно заняла территорию плацдармов, оставленных советскими 246-й и 119-й стрелковыми дивизиями (немцы назвали этот участок местности «Волжской дугой»), освободив пути снабжения калининской группировки на Старицком шоссе. При грамотной организации движения транспортных колонн это давало немцам надежду на относительно быстрое исправление ситуации с обеспечением войск всем необходимым. Так, уже 31 октября 36-я моторизованная дивизия получила 750 выстрелов для легких полевых гаубиц. Кроме того, высвобождение сил 161-й пехотной дивизии позволило уплотнить оборону и постепенно приступить к запланированной ранее смене подвижных соединений.
В данном контексте остается только сожалеть о том, что войска Калининского фронта больше не могли, кроме как заградительным огнем артиллерии, препятствовать подвозу противником припасов в Калинин. Нужно отдать должное командованию фронта во главе с И. С. Коневым, который с самого начала настаивал на переправе как можно большего количества сил 29-й армии через Волгу с целью окружения немецкой группировки. Даже в условиях отсутствия полноценного окружения, само по себе существование советского плацдарма прямо на жизненно важной для немцев дороге ставило под сомнение реализацию планов командования группы армий «Центр» по дальнейшему использованию подвижных соединений 3-й танковой группы.
Еще одним следствием отказа командования 2-го воздушного флота от использования калининского аэродромного узла явилось кратковременное затруднение взаимодействия ударной авиации с сухопутными частями. По этому поводу в ЖБД 36-й моторизованной дивизии появилась запись, отнесенная ко второй половине дня 31 октября:
«Цели для люфтваффе корпусом сообщены. Самолеты, однако, так и не появились».
Впрочем, в условиях относительно стабильной линии фронта и наличия устойчивой связи эта проблема была вполне решаема.
Вынужденное оставление немецкой авиацией калининских аэродромов стало, пожалуй, единственным серьезным успехом советского наступления на город в конце октября 1941 года. Уже к вечеру последнего октябрьского дня части и соединения Калининского фронта получили оборонительные задачи. Так, 30-й армии боевым приказом № 27 от 31 октября предписывалось «прочно закрепиться на занимаемом рубеже, эшелонируя боевые порядки, создавая резервы». При этом не отменялись частные наступательные действия. Например, 256-я дивизия с 1319-м стрелковым полком должны были овладеть Тверецким мостом, а затем – всей северо-восточной частью Калинина. В свою очередь, 5-я стрелковая дивизия нацеливалась на захват немецких опорных пунктов в Греблево и Колесниково. Также предполагалось «смелыми вылазками небольших отрядов истреблять врага, дезорганизуя его тылы и управление». Ограничение масштабов поставленных задач тут же сказалось на уровне потерь – за 31 октября 30-я армия лишилась 28 убитых, что было на порядок меньше жертв предыдущих дней.
К концу месяца штаб Калининского фронта подсчитал потери, которые составили: 4119 убитых, 11793 раненых и обмороженных, 10274 пропавших без вести, 384 заболевших и 6243 по другим причинам, всего – 32813 человек. Грустным лидером среди армий фронта была 29-я (1475 убитых, 4048 раненых, 3624 пропавших без вести, 143 заболевших и 2640 – по другим причинам), одновременно сражавшаяся на двух разнесенных друг от друга направлениях. Наименьшие потери понесла 30-я армия: 463 убитых, 1760 раненых и всего 244 пропавших без вести, не считая 58 заболевших и 16 вышедших из строя по другим причинам. Впрочем, в данном случае цифры не должны вводить в заблуждение – армия понесла значительные потери в оборонительных и наступательных боях 13–17 октября, еще находясь в составе Западного фронта.
Тыловая повозка 252-го пехотного полка 110-й пехотной дивизии вермахта в деревне Мухино-Городище Калининского района, осень 1941 года.
Обращает на себя внимание соотношение убитых и пропавших без вести. Ко второй категории в реальности обычно относились попавшие в плен. Их количество довольно велико, особенно с учетом отсутствия в сражении за Калинин ярко выраженных котлов, обычно являвшихся главными «поставщиками» пленных.
Действительно, немцы в своих документах регулярно указывали численность взятых в плен и, как это ни печально, перебежчиков с советской стороны (в том числе – командиров), часто передававших противнику ценные сведения. 29 октября в ЖБД 1-й танковой дивизии появилась запись о противнике следующего содержания:
«Растущие цифры пленных и перебежчиков показывают ослабление морального духа».
Впрочем, эта фраза мирно соседствовала с утверждением о твердом намерении русских снова занять Калинин. 31 октября дивизионный журнал 36-й мд зафиксировал переход на сторону немцев 31 человека, к которым предварительно обратился перебежчик, перешедший линию фронта ранее.
Возможно, рост числа перебежчиков был связан с деморализацией части личного и командного состава советских войск. Она, в свою очередь, могла стать следствием высоких потерь в многочисленных кровопролитных атаках на укрепленные позиции противника, не приводивших к каким-либо осязаемым результатам. Как впоследствии отмечал в своих воспоминаниях начальник штаба 31-й армии генерал-майор М. И. Щедрин, «огневой бой вокруг Калинина не прекращался ни днем, ни ночью, но для проведения успешных наступательных боев нужна была серьезная подготовка. Поспешно же предпринимаемые наступательные бои, хотя и наносили потери врагу, держали его войска в постоянном напряжении, но приносили большой урон и нам, и не столько в личном составе и материальной части, сколько в моральном отношении. Подрывалась вера в наши силы и в организационные способности наших штабов и командиров».
Впрочем, и немцам, также понесшим немалые потери в ходе отражения этих атак, приходилось, мягко говоря, несладко.
Обманчивое спокойствие. Бои первой половины ноября
В первых числах ноября 1941 года линия фронта в районе Калинина стабилизировалась. Советское наступление выдохлось, не достигнув своих главных целей – освобождения города и уничтожения калининской группировки вермахта. С другой стороны, немцы также не смогли использовать преимущества своих подвижных соединений в битве за Москву, надолго завязнув в кровопролитных боях за город.
Теперь пришло время обеим воюющим сторонам «зализывать раны». И те, и другие использовали временную стабилизацию фронта для приведения измотанных войск в порядок, их пополнения и снабжения.
Н. Б. Ивушкин вспоминал:
«Полк пополнился новыми людьми. Большинство прибывших еще не участвовали в боях. В товарищеских беседах бывалые люди, ветераны полка, делились опытом боев. Они умели и пошутить, и подбодрить новичков, наслушавшихся в пути следования всяких страхов. Нервы успокаивались. Все становилось на свое место. В середине ноября стало известно, что в тылы дивизии завозят зимнее обмундирование… Бойцы получили шапки-ушанки, стеганые ватные штаны, телогрейки под шинели, теплое белье, рукавицы или перчатки, валенки. Процентов сорок личного состава одели в полушубки. Офицеры сменили свое выгоревшее на солнце и просоленное потом хлопчатобумажное обмундирование на зимнее, суконное, а также надели шерстяные свитера».
Мемуары политработника довольно точны не только в описании боев, но и в характеристике многих деталей фронтового быта:
«В окопах было сыро, холодно. И вот тогда в тылах полка начали изготовлять железные печки. Делали их из старых листов железа, водосточных труб, ведер. Вскоре они появились в блиндажах. Топили их ночью. Можно было просушить портянки, погреть руки. Налаживался окопный быт. Командир полка стал по очереди выводить подразделения в тыл части, на отдых. Многие бойцы впервые за время войны помылись, посмотрели кинокартины».
Аналогичные задачи решались и по другую сторону линии фронта. Так, 1-я танковая дивизия фронта проводила перегруппировку подразделений, подсчитывала материальную часть и принимала пополнение. На наиболее опасном участке обороны в районе Горбатого моста ее части еще 31 октября были заменены на пехоту 161-й дивизии.
В дивизионном журнале присутствует запись, датированная 4 ноября:
«От группы армий Центр прибыли в качестве пополнения 26 офицеров и 330 солдат из состава 81-го запасного батальона».
К этому моменту в 1-м танковом полку насчитывалось 43 боеготовых танка: 15 Pz.Kpfw. II, 22 Pz.Kpfw.III, 4 Pz.Kpfw.IV и 2 командирских танка. 101-й батальон огнеметных танков, оперативно подчиненный дивизии, имел в распоряжении 5 «двоек», 7 огнеметных «Фламинго» и две «тройки».