Работа, проведенная ремонтными службами 41-го корпуса, впечатляет. Из неполных восьмидесяти танков, имевшихся в распоряжении дивизии Крюгера и огнеметного танкового батальона 13 октября, в их рядах к началу ноября еще сохранилось 57 машин. Правда, при оценке численности танкового парка необходимо помнить, что 1-я танковая дивизия на 28 сентября 1941 г., то есть перед началом операции «Тайфун», насчитывала 111 боеготовых танков.
Немецкие автомобили, уничтоженные, вероятнее всего, в результате бомбардировки Калинина советской авиацией.
Таким образом, те 79 танков (включая огнеметные в составе 101-го батальона), которые были зафиксированы в ЖБД 3-й танковой группы от 13 октября, могли уже в ходе сражения за Калинин дополняться отремонтированными машинами из числа подбитых ранее. Потери в результате неудачного похода на Торжок при этом, естественно, существенно превысили простую арифметическую разницу между количеством танков 13 октября и 4 ноября.
К 15 ноября 1-я танковая дивизия (за исключением мотоциклетного батальона) отчиталась о брошенной, поврежденной и не подлежащей восстановлению технике. В список вошли 53 мотоцикла без коляски, 11 – с коляской, 37 легковых и 53 грузовых автомобиля, 11 легких и 2 средних полугусеничных тягача, 7 бронетранспортеров, 1 санитарная машина, 8 специальных машин на базе грузовиков. Часть из них была попросту разобрана на запчасти для восстановления других транспортных средств и боевых машин.
Отчасти данные цифры отражают масштаб боевых потерь соединения, так как сложно поверить, что такое количество техники было попросту списано хозяйственными немцами из-за банальных поломок.
Приказом от 6 ноября в 41-м моторизованном корпусе были инициированы серьезные структурные изменения, заключавшиеся в сведении поредевших частей в более мелкие структурные единицы. Например, 1-й дивизион полка «небельверферов» становился батареей, а 101-й батальон огнеметных танков – ротой в составе 1-й танковой дивизии. Эти меры позволили высвободить определенную часть командного и личного состава, особенно штабов и тыловых служб, а также некоторое количество вооружения и транспортных средств.
Из высвободившихся военнослужащих формировались полевые запасные батальоны (FeldErsatz-Batallion), которые можно было использовать в качестве резерва. Так, например, запасной батальон 900-й учебной бригады состоял из двух рот и имел в своем составе 7 офицеров, 2 служащих, 69 унтер-офицеров и 352 солдата. На вооружении подразделения находились 14 пулеметов и 4 37-мм противотанковые пушки. Бригада по-прежнему оставалась моторизованной, имея в своем составе 54 мотоцикла, 50 легковых и 54 грузовых автомобиля, а также 16 полугусеничных машин.
Еще одним способом использования высвободившихся солдат и офицеров являлось их подчинение местным комендатурам, которые задействовали военнослужащих в ходе организации караульной службы, а также охраны и обороны объектов на территории, занятой частями вермахта.
Однако далеко не во всём немцам удалось навести порядок. Более того, вследствие проблем со снабжением части 41-го моторизованного корпуса столкнулись с целым комплексом бытовых проблем. Так, например, недостаток мыла привел к вшивости личного состава, которая воспринималась командованием корпуса как очень серьезная угроза. Даже элементарная нехватка средств освещения помещений – карбидных и бензиновых фонарей – в условиях раннего наступления темного времени суток создавала массу неудобств.
С наступлением устойчивых холодов все больше проявлялся недостаток мяса и жиров, о постоянном урезании порций которых неоднократно сообщалось в документах 41-го корпуса.
Еще одним вопросом военного быта, на который обращало внимание командование 3-й танковой группы, являлась доставка в войска полевой почты. В протоколе совещания командного состава группы от 11 ноября отмечалось, что «нынешнее положение в области доставки полевой почты неприемлемо, так как оно наносит существенный ущерб боевому духу войск». В качестве решения проблемы предлагалось перевозить почту в виде дополнительного груза на санитарных самолетах, для чего, правда, требовалось создать силами танковой группы полевой почтамт на смоленском аэродроме.
Целой эпопеей стало возвращение в рейх 101-й батальона огнеметных танков, личный состав которого к 8 ноября насчитывал 17 офицеров, 158 унтер-офицеров, 596 солдат и 2 служащих. Одной из причин вывода из района боевых действий послужила высокая степень износа двигателей танков, прошедших около 8000 километров. Это обстоятельство сводило на нет перспективы использования не то что батальона в полном составе, но даже в качестве отдельной роты.
Возникшая проблема с передислокацией батальона заключалась в том, что практически все транспортные средства этого подразделения были к тому моменту задействованы частями 1-й танковой дивизии для перевозок предметов снабжения и других целей. На запрет их использования дивизионное командование ответило наверх, что 18 грузовиков 101-го батальона уже находились в 73-м артиллерийском полку, который таким образом частично покрыл потерю 67 грузовиков в «русской кампании». Другая часть машин находилась на марше в Сычевку с целью вывоза оттуда предметов снабжения. Таким образом, дивизия фактически отказалась вернуть «позаимствованные» машины.
В итоге, командование 41-го корпуса распоряжением от 13 ноября разрешило оставить колесные машины в составе 1-й танковой дивизии, а танки подразделения должны были отправиться в рейх по железной дороге, предварительно добравшись своим ходом до намеченной станции погрузки. Батальон увозил на родину только те автомашины, которые не могли использоваться на фронте. Остальные транспортные средства требовалось вернуть в распоряжение командования корпуса после достижения железнодорожной станции. 15 ноября батальон покинул Калинин.
В целом же, несмотря на все трудности, потрепанные части вермахта в Калинине постепенно приводились в порядок. Повышение боеспособности немецких подвижных соединений таило в себе прямую угрозу для советских войск, занимавших оборону, особенно на московском направлении. Командование Калининского фронта это, безусловно, понимало. Однако возможности серьезно усилить части, измотанные предыдущими боями, оно практически не имело. Кроме того, «свежие» соединения, включенные в состав 30-й армии во второй половине октября, можно было назвать таковыми лишь при очень большом желании.
Так, например, 107-я мотострелковая дивизия (командир полковник П. Г. Чанчибадзе), занимавшая оборону на 30-километровом фронте южнее Волжского водохранилища, относилась к числу соединений, вышедших из вяземского «котла», и насчитывала 2 тысячи человек, 7 орудий и 20 пулеметов. Танковый парк дивизии составлял 2 Т-34 и КВ, а также 11 легких танков. Еще 20 танков (5 Т-34 и КВ, 15 легких танков) имела в своем составе 21-я танковая бригада, оборонявшаяся вместе с 5-й стрелковой дивизией севернее водохранилища.
Немецкое военное кладбище на площади Революции, известное как «кладбище у церкви». Интересно, что звезды на шпилях Путевого дворца остались нетронутыми.
При этом вышеперечисленные соединения всё же имели опыт боевых действий, обученный и обстрелянный командный и личный состав. Некоторые подвижные части 30-й армии такими достоинствами не располагали. Например, 11 мотоциклетный полк, прибывший в район боевых действий в середине октября, испытывал сложности даже с организацией перемещений вдоль линии фронта. В армейском ЖБД от 29 октября присутствует следующая запись:
«11 мцп – в 9:30 сосредоточился в Тургиново в составе 37 экипажей, остальные вышли из строя вследствие того, что водительский состав не овладел машиной».
Комментарии, как говорится, излишни.
В таких условиях вполне закономерным было внимание высшего руководства Красной Армии к ослабленному стыку обороны Калининского и Западного фронтов. 2 ноября И. С. Коневу была направлена директива Генерального штаба «об укреплении стыка с Западным фронтом». Командованию Калининского фронта предписывалось:
«Стык Калининского и Западного фронтов на важном – клинском направлении обеспечен слабо. В целях его упрочения необходимо срочно части 30 А, занимающие рубеж по р. Лама, усилить саперами и поставить задачу по созданию системы инженерных заграждений».[33]
Впрочем, штаб фронта и без подсказок сверху прекрасно осознавал проблемы обороняющихся войск. Измотанные ежедневными боями части (особенно это касалось 5-й стрелковой дивизии) в первых числах ноября ежедневно отчитывались о проводимых окопных работах. В то же время ими постоянно осуществлялись попытки частных наступательных действий, что приводило к регулярным потерям, сокращавшим и без того не оптимальную численность личного состава. Так, 1 ноября, судя по журналу боевых действий, 30-я армия потеряла 91 человек убитыми и ранеными, 2 ноября – 82 человека, 3 ноября общие потери составили 68, а 4 и 5 ноября – 123 и 43 человека соответственно.
За этот период времени существенных успехов достигнуть не удалось, за одним ярким исключением. Речь идет об активных действиях 21-й танковой бригады на Волоколамском и Тургиновском шоссе в районе Арисково, Каменка, Петрушино, Бурашево. 3–4 ноября подразделения бригады заняли ряд населенных пунктов вдоль дорог, использовавшихся немцами для тыловых перевозок в интересах 36-й моторизованной дивизии. Танкисты отчитались об уничтожении нескольких автомашин огнем из засад.
Немцы, в свою очередь, признали потери среди транспортных колонн и появление серьезного препятствия для снабжения частей 41-го моторизованного корпуса, а также отметили «огонь вражеской артиллерии из района Петрушино». Эти проблемы пришли совсем не вовремя для командования 3-й танковой группы, так как и без того напряженная ситуация со снабжением резко усугубилась нахождением участка одной из ключевых дорог под огнем советской артиллерии и даже пулеметов.
Сведения об этой проблеме дошли даже до командующего группой армий «Центр», который записал в своем дневнике: «Противник нарастил силы на юго-востоке от Калинина, ведет себя активно, даже вызывающе, и чуть ли не ежедневно предпринимает атаки в районе дороги Лотошино – Калинин».