Неожиданным броском танкисты захватили высоты к востоку от Нары.
– Получилось! – шло радостное известие от одного солдата к другому. Через реку был переброшен 59-й стрелковый полк 20-й танковой дивизии, временно подчиненный 19-й танковой дивизии. Все теперь зависело от того, как быстро наступающим удастся достигнуть автомагистрали и преодолеть серьезный заградительный рубеж между Горками и Никольским. Тогда дорога в Кремль будет открыта.
Несмотря на состояние дорог, 98-я пехотная дивизия продвигалась форсированным маршем. У Детчино немцам пришлось пробиваться через хитроумно устроенные оборонительные позиции из линий дотов, выстроенных глубокими эшелонами. Защищали эти позиции монгольские и сибирские дивизии. Эти люди не сдавались в плен, потому что им сказали, что немцы сначала отрежут им уши, а потом пристрелят. Пять дней полыхало ожесточенное сражение. Немецкие батальоны несли тяжелые потери. Численность личного состава 282-го, 289-го и 290-го пехотных полков значительно сократилась; большинство батальонных и ротных командиров погибло или получило ранения. Саперный батальон потерял 100 человек. Но великая цель – Москва – подгоняла людей, хотя они и находились на крайней степени утомления. Кроме всего прочего, зарядили дожди, всех донимали холод и вши. До сих пор не прибыло зимнее обмундирование. И все же сознание того, что они ведут решительный и решающий бой, гнало солдат вперед. Они отдавали последние и самые последние остатки своих сил.
23 октября 290-й пехотный полк перешел Нару в Тарутине, южнее автомагистрали. Дивизии тотчас же повернули к северу, чтобы оказать поддержку 19-й танковой дивизии в деле зачистки Московского шоссе.
1-й и 2-й батальоны (289-го пехотного полка) под командованием подполковника фон Бозе и капитана Штрёляйна штурмовали поросшие густыми зарослями леса высоты поблизости от Горок. Русские немедленно контратаковали и вытеснили 289-й полк с захваченных им позиций. Сражение продолжалось и на следующий день. Каждый сантиметр территории приходилось завоевывать в кровопролитных рукопашных схватках. В итоге наступающим осталось до шоссе всего 200 метров.
Обер-лейтенант Эммерт, исполняющий обязанности командира 1-го батальона 282-го пехотного полка, лично возглавил атаку 1-й роты. Командир ее, лейтенант Бауэр, погиб на месте. Слева и справа падали сраженные пулями и осколками солдаты. С огромным трудом наступающие добрались до зданий Горок и залегли. Русские отступили. Конечно, немцы находились пока только в южной части города, однако на сей раз за спиной у них остался последний рубеж обороны Москвы. До нее от Горок оставалось только 65 километров.
– Шестьдесят пять километров – это как от Нюрнберга до Бамберга, – заметил лейтенант Фрай, командир истребительно-противотанковой части из дивизиона 198-й дивизии. Самому ему, правда, довелось пройти всего три. Его похоронили около Горок, в Кусолеве.
Наступление на Москву являлось, по сути дела, битвой за дороги. Летом они служили жизненно важными для армии артериями, по которым поступали боеприпасы и снабженческие грузы. Но теперь, с наступлением зимней грязи, когда все проселки, не говоря уж о бездорожье, превратились в непролазное месиво, от дорог зависели не только поставки всего необходимого для передовых частей, но и сами действия танкистов и пехоты. Для наступающих непогода становилась серьезной помехой, зато она играла на руку обороняющимся. Обойти прикрывавшие перекрестки доты и дзоты удавалось все реже. Их приходилось брать, атакуя в лоб. Поэтому битва за Москву становилась битвой за каждый перекресток на пути к ней.
Одной из такого рода транспортных развязок являлись Горки на реке Нара…»[50]
Немцы высоко оценили воинские качества подольских курсантов. В утраченном мной письме курсант рассказывал такую историю. Однажды над позициями батальонов появился немецкий самолёт. Это был ближний разведчик, «хеншель», знакомый нам по рассказу генерала Захарова. Фронтовики называли его «костыль». Так вот «костыль» начал выделывать над окопами такие фигуры, что курсанты невольно были изумлены. Наконец зенитный пулемёт прервал безумный полёт «костыля», тот грохнулся на территории, занятой курсантскими батальонами, но не взорвался. И каково же было общее изумление, когда навстречу подбежавшим курсантам из обломков кабины упавшей машины выбрался немецкий лётчик, поправил лётный реглан и направился к ним. Причину его нетвёрдой походки курсанты, разумеется, видели в том, что тот только что пережил. Но как только немец расстегнул реглан и, вынув пачку листовок, заговорил о том, что желает немедленно видеть их командира, все поняли, что он в стельку пьян.
Текст листовки был таков:
«Доблестные красные юнкера!
Вы мужественно сражались, но теперь ваше сопротивление потеряло смысл. Варшавское шоссе наше почти до самой Москвы. Через день-два мы войдём в неё. Вы – настоящие солдаты. Мы уважаем ваш героизм. Переходите на нашу сторону. У нас вы получите дружеский приём, вкусную еду и тёплую одежду. Эта листовка будет служить вам пропуском».
Немцы были, конечно же, благородными воинами. И степень своего благородства по отношению к «доблестным красным юнкерам» проявили неделю назад, в Мятлеве, когда стреляли в раненого «настоящего солдата» с петлицами подольского курсанта, который ковылял на палке за своими обречёнными товарищами, не желая их, слабеющих духом, покидать в последние их минуты…
16 октября две роты автоматчиков при восьми танках атаковали командный пункт подольских курсантов, расположенный в Кудинове. Атаку отбили. Противник, потеряв два танка и до взвода пехоты, отошёл на исходные. Но атаки не прекратились. Немцы буквально навалились на Ильинское. Дело в том, что у курсантов закончились огнеприпасы. Замолчали пушки в дотах и пулемёты в окопах. Танки начали подходить вплотную. Началась зачистка Ильинского сектора. К вечеру курсанты удерживали лишь небольшой участок укрепрайона, где держалась 5-я рота и остатки батальонов, которых как боевых единиц уже не существовало. От 2-го батальона осталось два взвода. В 1-м – 120 человек. Во 2-м – 150. Из числа командиров и преподавателей уцелели единицы.
Упорное сопротивление курсантов бесило противника, доводило его буквально до истерики. Однажды в расположение последних защитников Ильинского рубежа с самолёта был сброшен завязанный мешок. На мешке висела бирка с надписью: «Вот вам председатель колхоза». В мешке было тело человека, неизвестного мужчины. Дело в том, что последним островком обороны, на который курсанты всё ещё не пускали противника, перехватывая Варшавское шоссе, был совхоз «Кудиново», а антибольшевистская и антиколхозная пропаганда, вопреки стараниям немецких агитаторов, на комсомольцев в курсантских гимнастёрках не действовала.
Утром 17 октября генерал Акимов своим распоряжением создал ударную группировку из 53-й стрелковой дивизии и подразделений 108-го запасного стрелкового полка, подчинив её командиру дивизии полковнику Краснорецкому с задачей: восстановить утраченное накануне положение, соединиться с находящимися в окружении остатками курсантских батальонов и закрепиться на рубеже Юрьевское – Подсосино. Это было последнее распоряжение командарма Акимова. В штаб 43-й армии уже прибыл новый командующий – генерал Голубев.
Странное это было распоряжение. Оно было отдано полковнику Краснорецкому, который уже был отстранён от командования дивизией за оставление позиций без приказа. Такая формулировка в те дни была расстрельной. Это понимали и полковник Краснорецкий, и генерал Акимов. Знакомы они были давно, вместе воевали на Финской и даже к орденам за ту незнаменитую войну были представлены в одном приказе.
В заключение этой главы будет приведён документ, который в какой-то мере подытоживает наше представление о том, что было на ильинских рубежах в октябре 41-го. Но надо понимать, в какое время и, главное, для чего был создан этот документ. «Заключение…» написано 30 октября 1941 года, через полмесяца после прорыва немцев в Ильинском. Мы знаем, что от командования 43-й армией был фактически отстранён генерал Акимов, хотя документов о его отстранения от должности в архивах до сих пор не обнаружено. Под суд отдан командир 53-й стрелковой дивизии полковник Краснорецкий. И, не настигни его немецкая пуля под Чернишней, он, возможно, получил бы свою. В те дни под Малоярославцем были расстреляны многие старшие офицеры. Этим суровым мерам требовалось документальное оправдание, хотя бы и задним числом. Вот мы нынче открыли архивную папочку, и – нате вам, пожалуйста: «При более твёрдом управлении части могли бы удерживать занимаемые рубежи…» Но и нижеприводимый документ, и свидетельства участников тех событий говорят о том, что при всём том, что Малоярославецкий участок Можайской линии обороны всё же пал и хорошо организованной, согласованной обороны не получилось, бои у Ильинского, Большой и Малой Шубинки, Подсосенки и Кудинова получили ярко выраженный очаговый характер, когда отдельные батальоны, взводы, гарнизоны дотов и просто группы курсантов численностью до отделения, имея орудие и один-два пулемёта, дрались в полуокружении или в полном окружении просто героически и наносили при этом противнику огромный урон. Жгли танки, уничтожали технику и живую силу. При этом немногие из них выжили и написали донесения о потерях и трофеях.
В начале 90-х архивы рассекретили серию материалов, среди которых оказался и этот. В интересующей нас теме он проливает свет на многое. И на причины того, почему в 43-ю в самый пик боёв на Можайской линии обороны прибыл новый командующий. И почему и за что хотели расстрелять командира 53-й стрелковой дивизии полковника Краснорецкого. И на ход боёв на Малоярославецком участке Можайского УР.
Привожу его с некоторыми сокращениями, так как слишком длинные цитаты раздражают моего издателя и, возможно, читателя.