[52].
Учёному было 58 лет, когда он ушёл на фронт. Ушёл, по его собственному признанию, после того, как 3 июля по радио прослушал речь Сталина, его обращение к народу: «Братья и сестры…»
Размышляя о феномене стойкости и победы Красной армии под Москвой, я снова и снова прихожу к одной и той же мысли, которая сформировалась уже в стройное и твёрдое убеждение в том, что Московское сражение выиграла не Красная армия, вернее, не совсем Красная армия, а народ, надевший шинели и взявший в руки винтовку. Армии мирного времени очень сильно отличаются от армий воюющих, армий периода войны. Первые существуют по большей части для формирования так называемой военной доктрины, совершенствования вооружения, для государственного престижа, а также для парадов. Последнее подчас оказывается решающим в оценке армии государством и правителями. В Великой Отечественной войне нашего народа против Германии и её союзников воевали две армии. Первая дралась летом на границах по Бугу, Неману и Пруту – Днестру. Она в основном погибла, пытаясь остановить немецкие войска в районе Минска, Киева, Смоленска и Пскова. Из-под Москвы немцев погнала уже другая армия. В окопах возле Латышей, Кирова, на реке Протве, Оке и Наре сидели уже другие бойцы и командиры. Такие как полковник Фёдор Андреевич Волков и старшина Леонид Алексеевич Кулик. Да, именно так. Потому что так же, как и первый владел искусством управления войском, второй умел исполнять приказы непосредственно в окопе. Учёный Кулик был профессиональным солдатом в большей степени, чем любой военнослужащий РККА, отслуживший срочную службу и призванный в качестве резервиста на прежнюю должность. Профессор Кулик был русский солдат, обученный и воспитанный Русской императорской армией. Дело в том, что ещё в 1904 году он успешно окончил Тираспольскую полковую школу. Воевал в Первую мировую войну на германском фронте в чине поручика. Так, старшина сапёрной роты первого батальона 1312-го полка 17-й стрелковой дивизии Кулик службу знал, пожалуй, лучше многих своих непосредственных начальников. Профессор умел обращаться и с винтовкой, и с пулемётом. Знал и минно-взрывное дело. И как среднестатистический солдат, конечно же, по многим параметрам превосходил среднестатистического солдата вермахта. Вот только годков профессору из бывших поручиков было многовато. Ведь фронт – это не партизанский отряд. Фронт – тяжелейшая, каждодневная физическая работа при минимальном времени, отводимом на отдых и сон. Такой ритм по силам только молодому организму.
Л.А. Кулик погиб. Вначале он остался среди раненых в лазарете во Всходах. Работал в качестве санитара и медбрата, являясь уже военнопленным. Всходы и вся Смоленщина в октябре 41-го были оккупированы. Потом, когда Красная армия ударила из-под Москвы и немцы начали отводить свои войска, был переведён в Спас-Деменск. Там началась эпидемия тифа. Заразился и умер. В Приложениях даны уникальные материалы, собранные потомками великого учёного и солдата.
Старшина сапёрной роты, раненный в ногу, описал фрагмент боя (см. Приложения), когда полковые колонны 17-й стрелковой дивизии пошли на прорыв через болотистый брод речки Малая Ворона. Это была ночь с 6 на 7 октября.
Два взвода караульной роты, усиленные несколькими установками счетверённых пулемётов, и два танка прикрывали отход дивизии. Двигались на Городечню и Ключики. Вначале всё шло хорошо. Часть колонны благополучно переправилась через брод. Но вскоре немецкая разведка обнаружила их движение. Начался миномётный и артиллерийский обстрел. Потом переезд атаковала пехота противника. Путь вперёд прокладывали ручными гранатами и штыками.
Через Малую Ворону прорвались с большими потерями.
Утром полковник Козлов отдал последний приказ: разделиться на мелкие, до 100 человек, группы и пробиваться на восток, в район Медыни и Белоусова. Были назначены командиры групп. Самую многочисленную повёл сам полковник Козлов.
Судьба каждой из этих групп, а их были десятки, сотни, судьба одиночек, пробиравшихся к своим по занятой врагом территории, это десятки и сотни сюжетов, подчас захватывающих, трагических, героических. Но кто о них знает? Героев и действующих лиц этих историй почти уже не осталось в живых. О каждой из групп, состоявшей подчас из двух-трёх-пятерых человек, можно написать книгу – повесть страданий и надежд. А говорят, что о войне уже всё написано…
Краевед Игорь Роганов из г. Костерёва собрал вот какую статистику: из Петушинского района (в тот период Московской области) на фронт в ополчение ушло около 3000 призывников, многие из них попали в 17-ю стрелковую дивизию, с фронта вернулось около 200 человек. 90 процентов погибли и были пленены именно в боях под Латышами, Леоновом и на Варшавском шоссе с 3 по 6 октября 1941 года. Список ополченцев из Книги Памяти города Петушки частично публикуется в Приложениях.
Поисковики, работавшие на раскопках в районе Латышей и Вороновки в середине 90-х годов, показывали мне свои находки. Погибшие в основном лежали в воронках или в своих окопах. При них находили оружие, снаряжение и личные вещи. Стволы винтовок системы Мосина, подсумки с нерасстрелянными обоймами патронов, ремни и много стреляных гильз на дне ячеек. Бутылки с зажигательной смесью или бензином. Гранат мало. Среди личных вещей – домашние полотенца, смена неармейского нижнего белья. Бритвенные и письменные приборы. Некоторые из них свидетельствовали о том, что владельцы их были людьми городскими и до войны занимались умственным трудом. Когда металлоискатель включали вверху, на брустверах ячеек, он звенел непрерывно – брустверы буквально набиты пулями и осколками.
7 октября выпал первый снег. Дорога на восток стала ещё труднее и невыносимей. Накопившаяся усталость и подавленность от поражения, разгрома, пережитого у Латышей и Новоалександровского, давали о себе знать – у некоторых не выдерживали нервы. Вскоре закончились продукты. В деревни заходить опасно. Там стояли немецкие танки. По просёлкам стрекотали немецкие мотоциклы. По Варшавскому шоссе курсировали дежурные танкетки. Кроме того, двигались нескончаемые колонны бронетехники и войск. И это тоже натягивало нервы.
Вот почему большинство пленных в немецких учётных карточках помечены 5, 6, 7-м числами октября 1941 года.
В оперативной сводке за 14 октября сообщается: «…В отделы штарма прибыли отсутствовавшие 9 чел., в том числе начальник артиллерии армии генерал-майор Офросимов, начальник оперотдела армии полковник Сафонов, командир 17 сд полковник Козлов, военком артотдела штарма старший политрук Токарев и группа командиров и сотрудников штаба в количестве 5 человек»[53].
Каким образом в группе 17-й стрелковой дивизии, возглавляемой полковником Козловым, оказалась, по существу, вся оперативная группа 33-й армии, в которую в тот период формально входила дивизия, понять трудно. Можно лишь предположить, что комбриг Онуприенко, перепуганный «танковым десантом», второпях попросту забыл своих офицеров, находившихся в момент бегства значительно ближе к фронту.
Генерал-майор Офросимов был прекрасным артиллеристом, настоящим русским офицером. Судьба его сложилась трагически. Он погибнет в апреле 1942 года вместе со своим непосредственным начальником, командармом 33 генерал-лейтенантом М.Г. Ефремовым во время боя на прорыв из окружения под Вязьмой.
Когда полковник Козлов со штабом вышел из окружения, его вначале отстранили от должности. Офицеры особого отдела вели проверку всех прибывающих. Но чем выше было звание и должность командира, тем больше к нему было вопросов.
Вышедшие из окружения дивизии вновь формировались в Белоусове, Тарутине, Малоярославце, Воробьях, Угодском Заводе. Со стороны Серпухова, Лопасни (ныне г. Чехов Московской области), Подольска прибывали маршевые роты и батальоны, отдельные части усиления. Ставка спешно выскребала по сусекам последнее, чтобы остановить «Тайфун» на рубеже Можайской линии обороны.
Проверка прошла более или менее благополучно, полковника Козлова вновь вернули на прежнюю должность. Но воевать ему оставалось всего лишь несколько дней.
18 октября пополненная 17-я стрелковая дивизия заняла оборону по левому восточному берегу реки Протвы от Белоусова на Варшавском шоссе до Высокиничей. В полосу обороны дивизии входил также райцентр Угодский Завод и деревня Стрелковка – родина нового комфронта генерала армии Г.К. Жукова.
На следующий день, потеснив соседнюю левофланговую 60-ю стрелковую дивизию, немцы ворвались в Высокиничи. К тому времени уже была оставлена Таруса, и дорога от Калуги, где противник накопил довольно сильную группировку, на Серпухов оказалась свободной. Обстановка ухудшалась с каждым часом.
И 17-я, и 60-я дивизии были вытянуты в тонкую нитку по своему фронту (меньше отделения бойцов при одном орудии с боекомплектом пять-семь снарядов на километр фронта), и существенное сопротивление противнику оказать в те дни не могли. Полковники Козлов (17-я сд) и Зашибалов (60-я сд) маневрировали своими скудными силами, как могли, концентрируя подразделения и огневые средства то на одном угрожаемом участке, то на другом.
По сводкам на 20 октября, 17-я дивизия имела 2500 человек и 30 километров фронта на одном из самых опасных направлений. Справа она прикрывала Варшавское шоссе, в центре старый тракт на Серпухов.
21 октября ситуации осложнилась выходом противника со стороны Тарутина в тыл 17-й дивизии.
В этот же день генерал Жуков отдаёт приказ Военному совету 43-й армии: «Заставить 17 и 53 сд упорно драться, и в случае бегства выделенному отряду заграждения расстреливать на месте всех, бросающих поле боя. О сформировании отряда донести. 1) Отходить с занимаемого рубежа до 23.10 ещё раз категорически запрещаю. 2) На 17 дивизию немедленно послать Селезнёва, командира 17 сд немедленно арестовать и перед строем расстрелять. 17 дивизию, 53 дивизию заставить вернуть утром 22.10.41 Тарутино во что бы то ни стало, включительно до самопожертвования».