Подошли к опушке леса. Затаились. Разведка начала наблюдение.
Весь день 8 января прошёл в ожидании и борьбе с холодом. Мороз стоял под 30 градусов. Костров не разведёшь, да и не попрыгаешь – противник в пятидесяти-восьмидесяти шагах. На рассвете 9 января, точно определив огневые точки немцев, батареи провели короткий огневой налёт. Батальон рванулся вперёд. Через несколько минут бойцы были уже в деревне и среди домов, во дворах и в огородах кромсали штыками и сапёрными лопатами разбегавшихся немецких солдат. Внезапность, тщательная разведка, точный огонь артиллеристов и стремительность пехоты принесли успех этой операции. Затем, развивая наступление, ударили немцам в тыл и во фланг. В этот же день и Ильинское, и Башкировка, и Лобково, и другие населённые пункты нынешнего Малоярославецкого и Медынского районов Калужской области были очищены от противника. Тогда это было Подмосковье.
Перед 43-й армией открывалась дорога на Медынь.
Для красноармейца Дятлова этот бой был первым. Взводный, наблюдая за ним на марше, когда сводный батальон двигался по просёлку в немецкий тыл, сказал:
– Вот что, парень, держись Добрушина. А ты, Николай Фомич, его не бросай. Держитесь вместе.
Николай Фомич, почувствовав свою власть над молоденьким бойцом из недавнего пополнения, тут же забрал у него кисет с табаком и сказал:
– Тебе это ни к чему. Молод ещё. – И сунул в руки бумажный кулёк. Дятлов пощупал – сахар.
Но закурить тоже хотелось. В запасном полку он успел пристраститься к куреву. Уже не тошнило. Да и чувствовал себя настоящим бойцом.
– Ты, главное, что… – И дядька Добрушин задумался.
Они сидели на опушке леса, ожидали возвращения разведки и отдыхали. Разрешили закурить. Дятлов сунул в рот небольшой кусок сахару. Сразу стало хорошо и даже тепло.
– Главное – не наделать в штаны. Хотя в первом бою и это не позор. – Дядька Добрушин затянулся. – Позор для солдата – что? Позор товарища в беде бросить. А беда бывает разной…
Дядька Добрушин говорил как-то витиевато, неконкретно, и какие-то чёткие и определённые выводы из его нравоучений сделать было почти невозможно. То, что он говорил, Дятлов и раньше знал. А потому слушал своего наставника вполуха.
– Ладно. Не робей. Смотри на меня. И делай то же самое.
Ну-ну, подумал себе Дятлов, посмотрю я на тебя, храбреца, когда дело начнётся.
А дело уже начиналось. Только не все это поняли. Добрушин как-то сразу сжался и словно бы сбавил в росте. Правее, за лесом, зарокотало. В другой стороне трещали пулемёты, отрывисто, резко бухали винтовки. Только было непонятно, соседи ли там бились, или их разведка на немцев напоролась?
Вернулась разведка. Целая, непобитая. Значит, обошлось. Пришёл ротный и поставил задачу: до рассвета сидим в лесу, а на рассвете по его команде повзводно, тремя волнами атакуем северо-восточную окраину села.
– Там у них пулемёты. Не то два, не то три, – осевшим голосом сказал дядька Добрушин и больше не проронил ни слова до самого рассвета.
На рассвете их взвод вывели в первую цепь. «Сорокапятки» и лёгкие батальонные миномёты ещё долбали постройки и немецкие окопы на окраине села, а они уже поднялись и пошли.
– Господи Исусе Христе, – чужим голосом прошептал дядька Добрушин, перекрестился и перекрестил его, Дятлова.
Тот хотел что-то возразить, но в горле сразу пересохло. Когда пошли, почувствовал, что ноги держат слабо. Дядька же Добрушин двигал лыжами вполне уверенно и обгонял Дятлова на целый корпус.
– Давай, давай, сынок, не отставай. Немец сейчас больше твоего трусится. Вон как его наша артиллерия обработала. Там, должно, и живых-то никого не осталось. Пойдём сейчас сапоги ихние соберём – и дёру.
Сапоги Дятлову были ни к чему. Да и дядьке Добрушину тоже. Обуты они были хорошо, в валенки. Это дядька Добрушин так, для форсу болтал языком, себя успокаивал.
Вжикнула стайка пуль, рассыпалась над головой разноцветным веером. Началась пристрелка. Значит, не все пулемёты подавили доблестные боги войны. Затрепетало пламя на дульном срезе под фундаментом крайнего дома. Именно туда шёл взвод.
– Ложись! – крикнул дядька Добрушин и сбил с ног Дятлова.
Руки совсем онемели. Дятлов никак не мог передёрнуть затвор. К тому же затвор после падения винтовки в снег покрылся коркой льда. Дядька Добрушин быстро вынул малую сапёрную лопату и так же быстро и ловко принялся выбрасывать из-под себя снег. Вскоре он соорудил перед собой нечто вроде бруствера и принялся стрелять из винтовки в сторону крайнего дома.
– А ты чего сомлел, сынок? – крикнул он Дятлову, зло оскалившись.
Надо было что-то делать. Или окапываться, как это сделал дядька Добрушин. Или начинать стрелять в сторону деревни, куда стрелял весь взвод. Но руки не слушались. Винтовка лежала рядом, а у Дятлова даже поднять её не было сил.
Тем временем орудие, которое артиллеристы тащили на руках вслед за ними, сделало несколько выстрелов, и они оказались точными. Один снаряд ударил в угол фундамента, другой влетел в дом, проломив стену, и разорвался внутри. Дом загорелся. Пулемёт замолчал.
Будто вихрь пронёсся над залёгшим взводом и в один миг поднял его на ноги. Дядька Добрушин схватил своего напарника за маскхалат, рванул на себя. Поднял винтовку, сунул в окоченевшие руки:
– Держись, засранец, а то убьют!
Эти слова заставили Дятлова встрепенуться. Он наконец справился с затвором. Но стрелять было уже поздно. Неровная цепь охватила горящий дом и втянулась в ближний проулок. Впереди замелькали какие-то фигуры. Они низко припадали к сугробам, к натоптанной дороге и тут же исчезали за строениями и кладушками дров. Дятлов не сразу понял, что это немцы, что вот он, враг, совсем рядом.
– Не отставай! – рычал, зло оглядываясь на него, дядька Добрушин.
Куда он тащит меня, ошалело думал Дятлов, туда же нельзя, там могут убить…
Миновали яблоневый сад с поваленным забором. Правее вспыхнул ещё один дом, подожжённый или артиллеристами, или уже стрелковым батальоном. В проулке, куда они забежали, стало совсем светло. Откуда-то из темноты навстречу им выбежал взводный и закричал на пулемётчика, чтобы тот не мешкал. Пулемётчик залёг за кладушкой дров и открыл огонь по ближайшему сараю. Оттуда тоже начали стрелять. Пули зашлёпали по поленьям. Лопнула граната. До сарая она не долетела, зацепила сучья яблонь и упала между поленницей и сараем. Другая взорвалась в проёме. Там заорали нечеловеческими голосами. И тотчас дядька Добрушин толкнул Дятлова вперёд и сам побежал, что-то злобно крича. Винтовку он держал как вилы, штыком распарывая пространство перед собой, словно уже видя цель и стремясь поскорее её настигнуть. Из проёма навстречу им выскочили две тени. Одна кинулась прямо на Дятлова, но он успел выставить винтовку вперёд, так же, как и дядька Добрушин, и тень наткнулась на неё и послушно остановилась.
– Вали, вали его! – рычал дядька Добрушин, орудуя штыком в снегу.
Кто-то судорожно бился у него под ногами, а дядька Добрушин хладнокровно ловил его штыком и никак не мог поймать.
Наконец всё было кончено. Взводы начали собираться в центре села.
Дятлов еле передвигал ноги. Ремень отяжелевшей винтовки давил на плечо.
Подошёл командир роты, что-то говорил, смеялся и хлопал по плечу и дядьку Добрушина, и его, Дятлова.
– А мой-то, мой!.. – взахлёб хвалился дядька Добрушин.
Только немного погодя, когда они вошли в жарко натопленную хату, Дятлов понял, что тот говорил о нём.
Через час они уже шли колонной по расчищенному просёлку в сторону другой деревни. Там их тоже не ждали. Разведка донесла, что в деревне до роты пехоты и два танка. Артиллеристы нахлёстывали лошадей, в лощинках помогали им сами. Пехота тоже впрягалась и выталкивала тяжёлые сани на пригорки. Без артиллерии им бы села не взять.
– Ну что, сынок, согрелся?
Дятлов кивнул. Его мутило. Он снова и снова думал о том немце, который наскочил на его штык, и тошнота подступала к горлу. Он вспомнил, что у него есть сахар. Сунул в рот небольшой кусок. Стало легче. Тошнота прошла. Он был благодарен дядьке Добрушину и за сахар, и за то, что не бросил его в бою, и за то, что похвалил его, рассказал ротному, как храбро он действовал во время атаки.
На Медынь и Мятлево!
«К утру 14 января город был в наших руках»
Впереди – Смоленщина. Группировка 43-й армии. Медынско-Мятлевская наступательная операция. Обеспокоенность Гальдера. Гитлер о положении у Медыни. Десантники майора Старчака. Захват Мятлева. Взрывы на дорогах. Генерал Кюблер: «Медынь блокирована…» Перегруппировка на правый фланг для захвата станции Кошняки. Схватка за Медынь. Как считали трофеи. «Судетские орлы» генерала Грайса. Окружение крупной немецкой группировки в районе Мятлева. Блокировать окружённых или штурмовать Мятлево? Отход немцев от Мятлева. Был ли развязан «оперативный мешок»?
Вдоль Варшавского шоссе на Медынь продвигались части 17-й и 53-й сд. Правее и левее по флангам шли остальные войска армии генерала Голубева.
В Московской наступательной операции начинался новый период. Подмосковье осталось позади. В тылу лежали чёрные от пороховой копоти поля, разбитые деревни, разрушенные города. Там уже налаживалась мирная жизнь. Партийные и хозяйственные органы власти приступили к своей работе. Народ впрягался в тяжёлую работу по восстановлению разрушенного.
А здесь, перед войсками первого эшелона, простирались белые поля Смоленщины, укутанные снегами леса, замёрзшие болота, пространство бездорожья, утыканное противотанковыми и противопехотными минами, опутанное колючей проволокой, густо изрытое окопами.