17-я, 53-я, 415-я стрелковые дивизии, 5-я воздушно-десантная и 26-я танковая бригады почти без оперативной паузы начали новую операцию – Медынско-Мятлевскую.
13 января, во вторник, генерал Гальдер сделал в своём дневнике очередную запись: «Группа армий «Центр». Командующий группой армий неоднократно в отчаянии звонил по телефону. В то время как линия фронта в южной части мешка под Сухиничами начинает постепенно стабилизироваться, 4-я армия, по-видимому, не в состоянии сдержать натиск противника, который наносит удар с юга на двух участках в направлении автострады. Автострада перерезана. Как это отразится на снабжении 4-й армии, пока сказать трудно. Бои за Медынь настолько обострились, что фон Клюге просил разрешить ему сдать город. Фюрер согласился вопреки своему желанию. Брешь к северу от Медыни по-прежнему вызывает большие опасения». Днём раньше Гальдер записал реплику Гитлера, брошенную им в адрес фельдмаршала фон Клюге на совещании 11 января 1941 года в Ставке: «Удерживать Медынь и закрыть брешь с севера. Следует сделать попытку закрыть брешь с севера ещё до того, как фронт под Медынью дрогнет. Выдвигать силы из глубины. Брешь у Ржева закрыть путём наступления из полосы 9-й армии. На подготовительные меры при занятии войсками оборонительных позиций нет времени. Если время будет выиграно, то части, прибывающие из глубины, должны использоваться для ликвидации брешей. Прежде всего удерживать Сухиничи. (…) Деблокирующие действия в виде контрудара с юга остаются нашей целью. Наша задача – экстренное подтягивание к фронту людей. Задача фронта – не отдавать ни метра территории, если это не является абсолютно необходимым. Медынь – ранее предложенный рубеж обороны! Отход разрешается только в том случае, если опасность становится совершенно очевидной и других путей её преодоления нет». По итогам совещания Гальдер сделал краткое резюме: «Клюге намерен удерживать Медынь. Рубеж по реке Шаня».
В боевых донесениях начала и середины января 42-го года, в сводках Красной армии и вермахта Медынь, Ржев, Сухиничи, Кондрово и Юхнов упоминаются довольно часто. Главные события в какой-то момент происходили именно здесь.
14 января Гальдер вновь упоминает в своём дневнике маленькую и наполовину сожжённую бомбардировками Медынь. Правда, упоминает в связи с опасностью открывшейся бреши севернее города. Однако именно в этот день части 43-й армии вошли в Медынь и захватили большое количество трофеев, а также, как свидетельствуют документы, пленных. Видимо, начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии в эти дни больше беспокоила Вязьма и осложнение обстановки в районе Ржева. События развивались стремительно, и смертельная угроза нависла над всей группой армий «Центр».
Однако после того, как были захвачены Малоярославец и Боровск, Медынь мгновенно приобрела огромное значение. Для обеих сторон. Для немцев сдача Медыни означала распахнуть ворота к станции Мятлево, наиважнейшему коммуникационному узлу. В Мятлеве сходились две дороги: железнодорожная ветка Калуга – Вязьма и шоссейная – Варшавка. Шоссе соединяло медынско-мятлевскую группировку немцев с юхновской и уходило дальше на запад, в немецкий глубокий тыл. Именно оттуда, со стороны Рославля шёл поток необходимых грузов и резервов на юг, к Кондрову и Полотняному Заводу. На север и запад, по шоссе и железной дорогой немцы отправляли раненых и угоняли пленных. Железная дорога соединяла полотняно-заводскую, кондровскую и калужскую группировки с Вязьмой, откуда шёл второй поток грузов и пополнений для потрёпанных дивизий 4-й полевой армии.
Из описания Медынско-Мятлевской армейской операции офицерами оперативного отдела Генерального штаба Красной армии: «Удержанию Медыни немецкое командование придавало большое значение. Поэтому подступы к ней были сильно укреплены, мосты на Варшавском шоссе были разрушены; сама дорога минирована, просёлочные дороги завалены; опушки лесов оплетены колючей проволокой, населённые пункты превращены в опорные пункты. Командование Западного фронта хорошо осознавало роль Медыни как заслона, прикрывающего отход вражеских войск от Калуги и Кондрова в западном направлении. Устранив его, можно было стать на путях обоих потоков вражеских сил во взаимодействии с войсками левого крыла фронта (ген. Захаркина и ген. Болдина и кавалерийской группы ген. Белова) окружить и уничтожить группировку противника, находившуюся в этом районе. Поэтому после овладения Малоярославца войска ген. Голубева нацеливаются на овладение Медынью»[73].
В Медыни и в её окрестностях закрепилась на заранее подготовленных позициях 98-я Судетская пехотная дивизия. К тому времени это была изрядно потрёпанная ещё в осенних боях дивизия. В октябре 41-го, во время первого этапа операции «Тайфун», она наступала на Детчино и там встретилась с батальонами курсантов Подольского пехотно-пулемётного училища. После жестоких боёв остатки трёх её полков были сведены в два. Несмотря на понесённые потери, дивизия была боевая, костяк её составляли ветераны, прошедшие Французскую кампанию. В России дивизия действовала с июля 41-го. В сентябре брошена в наступление в районе Киева и за 11 дней боёв потеряла 2400 человек. Солдаты 98-й дивизии имели прозвище «судетские орлы». Командовал судетскими немцами, франконцами и нижнесаксонцами генерал пехоты Мартин Грайс. Впоследствии он стал историком своей славной дивизии. Что оставалось генералу, проигравшему самые главные свои сражения? Штаб генерала Грайса какое-то время квартировал в Медыни, затем из-за постоянной опасности авианалётов советской авиации перенесён глубже в тыл.
Вот что написал бывший командир 98-й пехотной дивизии о боях в Медыни. Напомним, что 98-я отступала из Малоярославца по Варшавскому шоссе. Итак: «Как только Медынь занята, начинаются бои. Как и в Малоярославце, дело едва не дошло до полного разгрома. Три дивизионные роты (бывшие три полка) оккупируют северо-восток города, в их числе: группа Хайма, 282-й пехотный полк, с ней остатки истребительно-противотанкового батальона, приданные бывшей 14-й пехотной роте, ныне усиленные на два полувзвода и теперь брошенные в бой. 398-й пехотный полк бьется на севере, в глубоком снегу на окраине леса южнее Мансурова. Полк близок к постижению «восточного боевого опыта» и оплачивает этот опыт слишком дорогой ценой. С северо-запада до запада опорные пункты в деревнях удерживают: группа Гайгера, 289-го пехотного полка, батальон Виммера и в дополнение к ним группа Кляйна 290-го пехотного полка с подчиненным ему полицейским батальоном Метцнера (Metzner). На восточной окраине города, в непосредственном примыкании – как в Малоярославце, – сражается 34-я пехотная дивизия. Для нее овладение городом и «автострадой» жизни подобно. Свобода или конец.
С тремя четвертями боеспособных сил 198-й артиллерийский полк вступает в оборонительный бой.
В 14 часов большевики с востока, севера и северо-запада, пропахивая снег, как кроты землю, атакуют в полной решимости одним махом занять Медынь»[74].
В некоторых трофейных источниках и послевоенных исследованиях западных историков встречаются, невнятно повторяя друг друга, упоминания о том, что Медынь немцами оставлена, войска выведены, техника и вооружение эвакуированы.
Но правда оказалась иной.
Ещё в начале января, когда дивизии 43-й армии дрались под Малоярославцем и Балабановом, в штабе Западного фронта созрел замысел дерзкой десантной операции в тылу противника: выбросить в районе аэродрома Большое Фотьяново два батальона воздушно-десантного корпуса и стрелковый полк, оседлать шоссе западнее Медыни, одновременно блокировав город и его гарнизон, а затем захватить железнодорожную станцию Мятлево и узел дорог. Задача десантников и стрелкового полка – продержаться до подхода передовых частей 43-й армии.
Операцию начали 28 декабря. С самого начала всё пошло не так, как было задумано. Первая группа десантников была обнаружена и уничтожена во время высадки.
Следующая группа, более многочисленная, была высажена в ночь на 4 января с задачей захватить аэродром Большое Фотьяново близ станции Мятлево юго-западнее Медыни, обеспечить посадку транспортных самолётов, выгрузку отдельного стрелкового полка, вооружения и боеприпасов. Во время десантирования одна из групп замешкалась и приземлилась не там, где было намечено. Аэродромная охрана открыла огонь. Но фактор внезапности и напор десантников сыграли свою решающую роль. Аэродром был очищен от противника. Хотя время прибытия транспортов со стрелковым полком оказалось просроченным. Полк не прибыл, потому что назначенное время на аэродроме отправки не была получена радиограмма из Фотьянова, подтверждающая, что всё в порядке, аэродром готов принять основные силы десанта. Высадку полка отменили, а десантникам радировали: «Действуйте по своему усмотрению».
Позже выяснилось, что самолёты срочно перебрасывались на другое, более важное задание. Операция по захвату аэродрома с целью последующего действия в сторону Мятлева и Варшавского шоссе усекалась. Десантные группы должны были действовать самостоятельно как диверсионные отряды.
С этого момента ближний тыл немецкой обороны в районе Мятлева и Медыни стал настоящим полем боя. Десантники захватили станцию Мятлево. Правда, долго удерживать её не смогли, так как немцы перебросили сюда дополнительные силы. Но успели вывести из строя железнодорожное оборудование, уничтожили бронетехнику, находившуюся на платформах только что прибывшего состава. С этого дня взрывы мин, заложенных под опоры мостов, под рельсы и на дороги, слышались везде.
Командовал группами диверсантов майор Старчак, тот самый, который в октябре 41-го руководил здесь, на Медынском направлении, сводным отрядом десантников и курсантов подольских училищ.
По рации с «большой земли» сообщили: 12–13 января, в крайнем случае 14-го, в район действий их групп выйдет отдельный батальон майора Шевцова. Силы удваивались. Старчак понимал, что с приходом батальона из центра поступит новый приказ. Возможно, прибудет и стрелковый полк, а с ним продовольствие, боеприпасы, медикаменты. Появится возможность эвакуировать раненых.