– Девушки! Тридцать метров! Нормы нет! Давайте так: ужин вам через пару часов я привезу прямо сюда, поужинаем, отдохнёте часок и – за дело. Надобно ещё хотя бы по пять метров с каждой стороны.
Все молчали. Посматривали на заходящее солнце. Там летали птицы. Самолёт в этот раз не прилетал.
Ночью, когда лопата из рук Кати буквально вываливалась, а сознание начал опутывать морок непреодолимого сна, кто-то незнакомо тронул её за плечо и взял из рук лопату. Она подняла глаза и увидела лицо лейтенанта.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Катей.
– А меня Иваном. Ваней. – Видимо, он улыбнулся. Она не разглядела в темноте. – Если хочешь, поспи. А я за тебя поработаю.
Он расстелил на дне рва свою шинель. Катя послушно легла в его тепло, поджала ноги, укрыла их сырыми от росы полами шинели и тут же уснула.
В полночь бригады закончили работу и разошлись по деревням на ночлег. Про Катю забыли.
Лейтенант, радуясь, что девушка осталась с ним одна, работал всю ночь. Он рубил песчаную стену рва, выбрасывал землю на среднее плечо, потом поднимался туда на лестнице и снова перебрасывал тот же грунт наверх. Ещё не рассветало, когда, сменившись на посту, к нему пришёл пожилой боец Порфирий Фомич и тоже взялся за лопату. Свою шинель он тоже снял и укрыл ею спящую девушку.
Когда пришли бригады, они успели отрыть примерно около полутора метров рва. Оставалось около десяти метров.
Бригады в этот день сократились ещё на треть.
На западе в стороне Десны в это утро загрохотало по всему горизонту. Иногда вспыхивало и подолгу трепетало над лесом зарево.
Лейтенант и Порфирий Фомич ушли. Старый боец забрал свою шинель, а лейтенант будить Катю не стал.
Девушки издали наблюдали за ним и завидовали Кате.
Дядя Игнат пробежал со своим «костылём» вдоль перемычки, отмеченной двумя рядами белых колышков, и сказал:
– Похоже, что началось.
Женщины вначале не поняли его, ожидая, что он скажет, сколько метров осталось им копать.
– Слышите? – Дядя Игнат указал пальцем на запад, где непрерывно гудела канонада, и палец его дрожал. – Бьются. Германец на прорыв пошёл. Спешить нам надобно, девоньки мои милые. Давайте, давайте. – И сам взялся за лопату.
Его родная деревня Трусовка была за рвом. Сестра жила в соседнем Воронцове. Воронцово в километре за небольшим перелеском и полем. Тоже за рвом. За речкой Десёнкой от Воронцова в деревне Полянке жил сын со снохой и тремя детьми, внуками Игната. Сын ещё в июле ушёл на фронт. Теперь тоже где-то воевал. Может, там, под Рославлем, и лежит сейчас в окопе, подумал дядя Игнат. Он налегал на лопату, твёрдо веря в то, что, если он со своими женскими бригадами успеет перекопать перемычку, то германец в их деревни точно не пройдёт.
Вскоре на дороге запылили грузовики. Один за другим они подъезжали к складу и тут же, быстро загрузившись, уезжали в сторону деревни Суборово.
К полудню верхами на взмыленных лошадях прибыли двое военных с интендантскими петлицами и приказали срочно сворачивать работы и уходить. Дядя Игнат потребовал у военных документы. Документы оказались в порядке.
– Давайте, товарищи женщины, быстро эвакуируйтесь. На станции вас уже ждёт состав. А здесь сегодня, возможно, будет бой.
– Что, – спросил дядя Игнат, – на Десне не удержались?
Дорогу приказано было оставить для проезда автотранспорта в сторону Кирова и станции Занозная.
«Значит, бегут наши, – подумал дядя Игнат, – вот и понадобилась им теперь эта дорога».
Бригады быстро очистили ров, и через несколько минут белые косынки уже мелькали в березняке в сторону Воронцова, Трусовки и Полянки, где квартировали калужанки. Катя Лукина с подругами осталась.
– Дядя Игнат, наша комсомольская группа приняла решение остаться и продолжать работы, несмотря…
Дядя Игнат замахал руками:
– Уходите, девоньки, бегите, пока можно.
– Но ведь ров не закончен, – попыталась было возразить Катя.
– Командование вон приказало дорогу оставить. – И дядя Игнат кивнул на верховых, которые поехали в сторону артиллерийского склада. – Вроде оборона тут будет. Бой. Так что уходите.
На правом берегу речки Десёнки от Семирёва на Киров параллельно этому шёл другой большак. Там они ещё на прошлой неделе выкопали траншеи и окопы. Тоже приезжали лейтенанты с инженерными петлицами, сделали трассировку, расставили колышки и уехали.
Только уехали верховые, на дороге от Суборова показались две запряжки с артиллерийскими передками и небольшими приземистыми пушчонками со скошенными щитами. С передка соскочил чернявый младший лейтенант и распорядился: туда ставить первое орудие, туда второе.
Дядя Игнат, наблюдая за суетой артиллерийских расчётов, покачал головой: и этими пукалками они хотят остановить германские танки?…
– Вы руководитель работ? – подскочил чернявый.
– Точно так, товарищ командир. – И дядя Игнат поднёс к козырьку кепки-восьмиклинки дрожащую ладонь, сложенную ковшиком.
– По карте… – Младший лейтенант замялся, глядя по сторонам. – Я имею сведения, что где-то в этом районе должен находиться артиллерийский склад.
– Точно так. Склад имеется. Вон там, между речкой и дорогой в лесочке. Да я вас сейчас провожу.
Они ещё и без зарядов сюда прибыли, подумал старый солдат, ещё в шестнадцатом году дравшийся с немцами под Августовом. Ну да, пожарные всегда на пожар приезжают с пустой бочкой…
И только он это подумал, как за Оболонкой над лесом появились несколько чёрных точек. Точки приближались с каждым мгновением. Послышался рёв моторов. Рёв нарастал, приближался. Точки распластались по одной линии, и у них начали отрастать крылья.
– Воздух! – закричал младший лейтенант и кинулся назад, к орудиям.
Одну пушчонку артиллеристы успели закатить в низину, в заросли орешника. Лошадей отогнали в лес. А другую налёт застал на лугу. Расчёт растерялся, заметался по луговине. Одна из лошадей споткнулась, остальные понесли. Орудие опрокинулось. Испуганные лошади встали. Ездовые то принимались хлестать их кнутьями, то хватались за повода.
Дядя Игнат успел заметить, как в ров успела спрыгнуть стайка девушек, которых он ни в какую не мог спровадить в деревню. Вот не послушались, козиное семя, в сердцах подумал он и сунулся в придорожный кювет.
Самолётов было много, около десяти или больше. Вначале они накинулись на колонну грузовиков, сгрудившихся у места через Оболонку. Потом часть отделилась и ушла в сторону Суборова. Оставшиеся выстроились в круг и кидались то на артиллерийский склад, то на одинокую пушку. Пушку вскоре разнесло вместе с лошадьми и расчётом. Артиллерийский склад тоже накрыло гарью и пылью. Там что-то горело.
После, когда самолёты улетели, выяснилось, что ни одна бомба в штабеля артиллерийских снарядов не попала. Порфирий Фомич возле искорёженной зенитки поджёг несколько автомобильных покрышек, обложив их снопами льна. Резина загорелась, задымила, накрывая непроницаемым чёрным дымом склад. Немецкие лётчики, по всей вероятности, имея точные разведданные о расположении склада, решили, что цель накрыта, и улетели.
Трое бойцов из охраны склада погибли. Погиб и весь артиллерийский расчёт противотанковой пушки вместе с младшим лейтенантом.
Второй расчёт уже ставил станины на передок, когда пришёл лейтенант.
– Вы куда? Какой у вас приказ?
– Взводный убит. Наш наводчик тоже убит, – сказал сержант-артиллерист, командовавший расчётом. – Да и снарядов у нас всего шесть штук, и те осколочные и шрапнель.
– Снаряды есть на складе. За наводчика могу я. Устанавливайте орудие вон там. Отройте окопы. Орудие осадите как можно ниже. Это – приказ. Выполняйте.
Так прошёл день. Наступила ночь. Дядя Игнат и девушки ушли в деревню.
Всю ночь по большаку через Воронцово к фронту шли войска, тянулись обозы гужевого транспорта. На рассвете поток на какое-то время поредел, замер, а потом вдруг пошёл в обратную сторону. Теперь по большаку тянулась бесконечная вереница беженцев.
– Народ пошёл, – предчувствуя худшее, сказал дядя Игнат, глядя на пёстрый поток, наводнявший большак; потом тот двигался в одном направлении, заполняя дорогу от кювета до кювета.
Несколько раз налетали немецкие самолёты, на бреющем стреляли из пулемётов. Мёртвых складывали во рву. Закапывать их времени не было. Вечером убитых закопали батарейцы.
Дядя Игнат по нескольку раз на дню, бросая свои дела, приходил ко рву, обходил его с той и другой стороны, останавливался у перемычки, похожей на земляной мост, и, глядя на запад, думал, хорошо это, что они не успели перекопать дорогу, или плохо. С одной стороны, хорошо: дорогой можно пользоваться, полянский большак за Десёнкой тоже забит; а с другой – вот-вот могут появиться немцы.
Они появились следующим утром, когда дядя Игнат вместе с Катей пришли к своему рву.
Катя осталась в Воронцове, решив подождать ещё сутки. Её подруги ночью ушли на станцию и теперь, должно быть, ехали на поезде в сторону Калуги, домой. Что заставило Катю бросить подруг и остаться в деревне, она и сама толком не понимала. Хотелось подольше побыть рядом с Ваней. Каждую ночь она выходила в поле, зная, что он уже ждёт её там. В поле у дороги между Трусовкой и Воронцовом рос огромный вяз. Вот под тем старым вязом они и проводили все ночи напролёт.
Склад артиллерийских снарядов таял на глазах. Ночью полуторки и ЗиСы вывезли ящики с гаубичными зарядами. Остался штабель 37-мм и 76-мм снарядов.
Утром, чуть только рассвело, в стороне Десны вдруг затихло. Канонада и зарево полыхали всю ночь. А тут вдруг и пожары прекратились.