Продовольствия по половинчатой норме могло хватить до июля или августа. Было более 1 000 раненых и сотни больных; боковые туннели заполнялись людьми, а некоторые больные лежали на открытом воздухе.
Через два дня после падения Батаана дружественные филиппинцы из Манилы привезли ночью хинин и лекарства на сумму около 650 долларов, которые они собрали в аптеках города. Но это была капля в море. Половина 1–го батальона 4–го полка морской пехоты уже переболела острым гастроэнтеритом; 114 случаев были тяжелыми. Большинство из приписанного персонала с Батаана и многие морские пехотинцы болели малярией; наблюдалась легкая вспышка тонзиллита; все прошли вакцинацию от холеры; было также много случаев заболевания желтухой.
Связь со временем становилась еще хуже, и командные пункты в туннеле Малинты час за часом теряли ее с целыми участками береговой обороны. Одни минные тральщики военно – морских сил, суда местной обороны, морские суда и катера были потоплены; другие держались близко у Рока, напрасно ожидая защиты от смертоносного огня противника.
Отряды береговой охраны, изолированные от командования и друг от друга, прятали воду, продовольствие и боеприпасы.
Итак, в ожидании конца Коррехидор готовился к разгрому.
С 10 апреля, когда батареи противника в Кабкабене на Батаане начали обстрел, жизнь на Роке стала «подобна жизни в центре мишени». Высоты Батаана теперь попали в руки врага, а отроги Кавите возвышались над Роком и его позициями. Укрепленные острова находились под перекрестным огнем с обоих берегов и почти беспрерывными бомбардировками с воздуха.
К 14 апреля, всего лишь через пять дней после сдачи Батаана, все береговые батареи – 155–мм и трехдюймовые – на северном берегу Коррехидора были разбиты или выведены из строя; японцы запустили два наблюдательных аэростата на Батаане, разместили дополнительное количество орудий и продолжали обстрелы крупнокалиберных орудий и батарей на южном берегу Коррехидора.
На протяжении апреля бомбардировки усиливались. Японские бомбардировщики группами от трех до девяти пролетали над Роком каждые два часа, начиная с 8 утра и до захода солнца. Сначала они летали на высоте 20 000 футов, а когда зенитки открывали огонь, японские наблюдательные пункты засекали их позиции и вражеские пушки на Батаане своим огнем сравнивали их с землей. Постепенно зенитный огонь ослабевал; вскоре самолеты противника стали лениво барражировать над Коррехидором, а пикирующие бомбардировщики со свистом пролетали на высоте всего несколько сотен футов над хребтом Малинты. Противник не избежал потерь; несколько самолетов сбили, но намного меньше, чем сообщалось в коммюнике.
Огонь вражеской артиллерии оказался намного губительнее, чем бомбардировки. Полковник Стивен М. Меллник позже сообщил в «Коаст артиллери джорнал», что «эффект массированного артиллерийского огня был огромным… разрушались целые районы. Обстрел за день приводил к разрушениям, которые были больше, чем от всех, вместе взятых, бомбардировок. Лощина Джеймс, которая была покрыта густыми лесами до войны, выглядела совершенно голой после обстрела» [22].
Батареи «Рок – Пойнт» (две 155–мм), «Сансет» (четыре 155–мм, «Джеймс» (четыре трехдюймовые) и «Гамильтон» (две 155–мм) вышли из строя. 15 зенитных орудий были спасены и перевезены на новое место. Орудия калибром 150 мм, используемые для противобатарейного огня, перемещали на новые позиции после каждых 20 выстрелов. Все мобильные орудия убирали на защищенные позиции.
Но все эти меры лишь отсрочили неизбежное.
Противник обстреливал Рок со всех сторон с батарей, насчитывающих всего от 80 до 150 орудий калибром до 240 мм, и нескончаемый огневой вал разрушал оборонительные устройства быстрее, чем их можно было восстановить, постепенно истощая защитников.
Орудийные позиции были искорежены, взрывались противопехотные мины, небольшие суда военно – морских сил, патрулировавшие прибрежные воды, шли ко дну одно за другим, нарушалась связь, береговые оборонительные сооружения, строившиеся в напряженной работе в течение нескольких недель, смел один сокрушительный огневой удар.
Противобатарейный огонь Коррехидора велся отважно, но с перерывами; батареи Рока стреляли «вслепую», и даже в первой половине апреля на каждые четыре выстрела противника приходился один.
Заканчивались боеприпасы; техники, работавшие без перерыва, модифицировали запалы бронебойных снарядов так, чтобы они взрывались при ударе, однако благодаря их усилиям интенсивность каждого орудия удалось увеличить лишь на 25 выстрелов в день.
Артиллеристы и морские пехотинцы 4–го полка лежали на земле, ели, спали, пережидали в окопах или в неглубоких траншеях, вырытых на склонах гор, с упрямым стоицизмом перенося этот нескончаемый обстрел. Питание было бессистемным; кухни разбиты; пищу приходилось готовить в темноте. В некоторых подразделениях питались раз в день; завтракали все до рассвета, обедали после наступления темноты. Меню оказывалось достаточным для поддержания жизни, но не для утоления чувства голода.
День за днем продолжался нескончаемый обстрел – безжалостный, безличный, нарастающий. Вероятно, от 200 до 600 орудий на Батаане и другие на Кавите играли в свою музыку в губительном оркестре день за днем, ночь за ночью.
Малинта содрогалась и тряслась от разрывов; в туннелях стоял смрад от порохового дыма и несвежего пота; стонали в горячке раненые. Одна за другой выходили из строя пушки и батареи Коррехидора; склады продовольствия и боеприпасов сгорели; скалы обрушивались в море, траншеи и заграждения из колючей проволоки сровнялись с землей; целиком изменилась топография острова. Росло число жертв; морские пехотинцы в апреле потеряли убитыми и ранеными больше, чем за четыре предыдущих месяца войны.
Склады боеприпасов взрывались фейерверком; к заходу солнца части Рока часто покрывались пылью и дымом, причем завеса была настолько густая, что не было видно берега Батаана и вечернего неба.
В одну из ночей группа людей из Малинты вышла к обложенному мешками с песком выходу туннеля, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха. Ночь в этот момент стояла тихая; легкий бриз с Китайского моря овевал остров прохладой и навевал мысли о доме… 140–мм снаряды японцев легли прямо в середине группы. Несколькими часами позже, когда в госпитальных туннелях была проделана кровавая работа со скальпелем и бинтами, солдат увидел горько плачущую военную медсестру…
Вероятно, никогда раньше на Востоке не было такого обстрела. Дорога на северном берегу острова была сброшена разрывами в море. Батарея «Уэй» и батарея «Гиари» с 12–дюймовыми мортирами – самыми эффективными на Коррехидоре – были обнаружены и сметены артиллерийским огнем противника; на батарее «Гиари» 240–мм снаряды угодили в ящики с боеприпасами; десятитонные мортиры отброшены на сотню ярдов; шеститонный бетонный блок отброшен на 1 000 футов и срезал дерево со стволом диаметром около четырех футов. Майор Франсис Уильямс из корпуса морской пехоты США, имя которого блистало во все эти последние дни катастроф и трагедии как «человека без страха», возглавил спасательную команду, когда была уничтожена батарея «Крокет».
К концу апреля многие солдаты были сломлены; моральный дух упал, а шок от обстрелов усилился. Все это время морские пехотинцы 4–го полка, персонал военно – морских сил и великолепные кадры регулярной армии, которые раньше все вместе составляли нашу целостную военную структуру на Востоке, теперь были «личностями, которые поддерживали моральный дух слабых».
В день рождения императора 29 апреля Рок содрогнулся и дрожал от длившегося целый день обстрела, когда на артиллерийских позициях разорвалось более 10 000 снарядов, которые разбросали в разные стороны сооружения береговой обороны, вгрызались и прореживали попавший в ловушку гарнизон. Когда прозвучала команда «Отбой!», Коррехидор охватил огонь: горели склады боеприпасов и пороха, трава и кусты – все, что могло гореть.
В эту ночь две летающие лодки PBY военно – морских сил (двухмоторные патрульные самолеты) из Австралии приземлились в темноте, доставив лекарства и запалы к зенитным снарядам. Это был последний жест отчаяния. С трудом оторвавшись от воды, они улетели, забрав с собой 50 медсестер и ведущих офицеров штаба Макартура.
До 2 мая 4–й полк морской пехоты потерял около 10 % своего состава – убитыми, ранеными, умершими или пропавшими без вести; еще некоторое количество солдат оказались отрезанными или взятыми в плен на Батаане. У того, кто остался, от недосыпания и шока от обстрелов глаза казались остекленевшими; многие болели дизентерией, малярией и страдали от истощения.
Но они все же были главной оборонительной силой Коррехидора, и отряды полка поддерживали силы форта Хафс и форта Драм на островах Кабалло и Эль – Фраиль. На Роке от Манки – Пойнт до батареи «Сансет» морские пехотинцы прятались в своих окопах и ждали.
Когда артиллерийские батареи были разбиты, артиллеристы береговых батарей стали частью системы береговой обороны, а когда японцы потопили минные тральщики и малые суда военно – морских сил, моряки вышли на берег и тоже присоединились к обороне. Полк морской пехоты представлял теперь собой смешанную силу, какой никогда еще не видели во время войны: береговая охрана, военно – морские силы, морские резервные силы, островные силы, американские сухопутные силы, филиппинская армия, филиппинские скауты и филиппинские полицейские; всех их обучали, всех поддерживал боевой дух морских пехотинцев.
Подводная лодка «Спеарфиш» 3 мая прорвала блокаду и забрала на борт 25 пассажиров, включая 13 женщин. Это был последний контакт с внешним миром. Одному из пассажиров, капитан – лейтенанту Т. Паркеру, генерал – лейтенант Уайнрайт сказал перед отходом «Спеарфиш»: «Они [японцы] должны прийти сюда, чтобы взять нас… Никаким другим способом они это место не получат».
К 5 мая Коррехидор был разбит и взрыт; чудесные горы, раньше покрытые зеленью, стали пустыми и голыми; земля покрылась шрамами, ссадинами и язвами. Все открытые строения и здания были разрушены; в некоторых местах не осталось «ни веточки, ни листочка»; от деревьев, когда – то бывших такими густыми, что закрывали солнце, сохранились лишь обуглившиеся пни; пейзаж замусорили гильзы со сгоревших складов боеприпасов.