На закате линия беспорядочных стрелковых ячеек по обе стороны пирса простирается на 700 ярдов вдоль берегов «Ред–2» и «Ред–3». Несколько храбрецов проникли вглубь на 100–300 ярдов. К западу, в конце берега «Ред–1» и на западной оконечности Бетио, называемой берегом «Грин», к ночи готовится еще один береговой плацдарм. С наступлением темноты артиллеристы несут по частям на своих спинах 75–мм гаубицы; чтобы достичь острова подкрепления пользуются бревенчатым пирсом.
К полуночи на берегу находятся 5 000 морских пехотинцев, 1 500 из них убиты или ранены. На закате дня «Д» «положение морских пехотинцев <…> стало опасным» [6].
День «Д» плюс 1 – 21 ноября – начинается ужасно, когда последний резерв дивизии, который провел 20 часов в катерах и только сейчас получает приказ высадиться, попадает под обстрел и несет большие потери, пытаясь пробиться к берегу. Ночью японцы вновь пробрались к пирсу, к искореженным десантным гусеничным транспортерам и катерам, к блокшиву старого, затонувшего поблизости корабля, который был очищен от противника накануне. Самолеты и минометы обстреливают старое судно; миномет уничтожает гальюн, приспособленный под пулеметное гнездо; но через пять часов последний резерв дивизии теряет почти столько же своих солдат, сколько потеряли атакующие батальоны в день «Д».
Командный пост полковника Шоупа, находящийся теперь под прикрытием японского бункера, представляет собой яму в песке; в бункере еще остаются десятки живых японцев, и стрелки морских пехотинцев стоят у выходов, чтобы не дать им высунуться.
Капитан Джон Б. Макговерн, офицер, контролирующий действия морских катеров, устраивает командный пост на «Персьюте», собирает 18 десантных гусеничных транспортеров, кричит в рупор и наводит некоторый порядок среди кружащихся катеров, до предела нагруженных солдатами и военным снаряжением, которое они не могут доставить на берег.
Остров Бетио, этот лоскуток кровавого песка в бескрайнем море, покрывается дымом, клубы которого исходят от «беснующихся языков пламени».
Морские пехотинцы обливаются потом; «вспышки жара подобны резкому удару по голове, и от него трескается кожа… Губы трескаются, покрываются коростой и вновь трескаются… носы в волдырях, с них слазит кожа, и они чернеют».
На борту транспортов и вспомогательных кораблей моряки и морские пехотинцы, ожидающие высадки, внезапно и остро осознают цену войны. Возвращаются раненые, их лица бледны от пережитого потрясения, у них течет кровь, они тяжело дышат и стонут от боли.
«Корабельный врач в тапочках и покрытых пятнами крови брюках ухаживает за ними своими нежными руками.
А капелланы хоронят мертвых:
«О, смерть, где твои муки? О, могила, где твоя победа?»
Вокруг обернутых флагами, покрытых саванами тел стоят бойцы; они «обнажены по пояс, небриты, одеты в свои измятые, грязные тропические костюмы; у них спутанные нечесаные волосы, их лица торжественны…
Разрывы сотрясают наши корабли; рядом плывут трупы, а море покрыто плавающим мусором – книги, бланки военных микрофотописем, куски кокосовых пальм, ящики из – под артиллерийских снарядов, бумага.
Тела качаются у борта. От звука трущейся о дерево ткани по телу пробегает дрожь», – вспоминает капитан Эрл Дж. Уилсон.
А солдаты продолжают погибать в смертельной схватке на этой квадратной полумили песка под названием Бетио…
В первые полтора дня сражение за Тараву ведут временные разрозненные группы; в этот период ни одно из подразделений морской пехоты «не достигло берега без потерь».
В это жаркое долгое утро сражение продолжается, а ситуация остается неясной. Полковник Шоуп, «приземистый, краснолицый человек с бычьей шеей» [7], несущий самое тяжелое бремя Таравы», утром дня «Д» плюс 1 все время передает по рации:
«Вы должны доставить боеприпасы, воду, продовольствие, медицинские средства на берег «Ред–2»…»
«Вы должны без промедления доставить все виды боеприпасов всем десантным группировкам…»
«Положение на берегу тяжелое…»
Но на Тараве исход дела решают Шоуп, «волевой офицер морской пехоты в лучших ее традициях», и его характер, который заставляет всегда быть на переднем крае сражения и выигрывать войны, когда уже нет сил.
Лейтенант Хокинс, получивший два ранения – в плечо и в грудь, – покрытый кровью, но продолжающий сражаться, забирается в гусеничную амфибию, как дикая валькирия в боевую колесницу. Затем со своими солдатами он продвигается, штурмуя дот за дотом, и погибает вместе со многими, кого он вел вперед.
«Нечасто можно рассчитывать на то, что лейтенант выиграет сражение, – сказал позже Шоуп, – но Хокинс подошел к этому настолько близко, насколько это возможно. Он был настоящим источником воодушевления» [8].
На берегу «Ред–3» находится рыжеволосый Кроув и тихий, похожий на учителя маленький человек со светлыми волосами и в очках – бывший профессор экономики майор Уильям Чемберлен, не похожий на воина, но настоящий морской пехотинец.
Он обхватывает руками парня, который от ужаса бросил свою винтовку и пустился бежать, и говорит: «Какой же ты морской пехотинец? Иди обратно».
И сам ведет солдат вперед, несмотря на то что его китель покрыт пятнами крови.
Есть и другие, настоящие сыны сражения, которые проявляют в нем свои лучшие качества; и есть много «даже хорошо обученных солдат с военным опытом, полученным на Гуадалканале», которые страшатся шквала огня, возрастающего количества убитых в этой бойне и взаимосвязанной системы укреплений японской обороны. В страхе они прячутся за баррикадами на берегу и ногтями роют себе окопы; офицеры и сержанты не могут заставить их идти вперед.
Военный корреспондент Роберт Шеррод вспоминает, как молодой майор жаловался Шоупу: «Полковник, на том берегу тысяча чертовых морских пехотинцев, и ни один из них не хочет идти за мной к взлетной полосе!»
Шоуп говорит устало: «Вам надо сказать, кто пойдет за мной? И если за вами пойдут лишь десять человек, это будет самое лучшее, что вы смогли сделать; но все же это лучше, чем совсем ничего».
Тьма сгущается к рассвету…
Между полуднем и сумерками в этот день волна сражения меняет направление.
Морские пехотинцы по обе стороны пирса пробивают себе дорогу через взлетно – посадочную полосу к южному берегу Бетио. Части резерва 5–го десантного корпуса 6–го полка морской пехоты высаживаются на берегу «Грин» на западной оконечности острова, после того как были уничтожены три 80–мм пушки береговой обороны. Дивизионная артиллерия размещается на соседнем островке Баирики, расположенном рядом с Бетио, и его пушки включаются в какофонию огня эсминцев и воздушных ударов. Теперь изменчивая фортуна улыбается морским пехотинцам. Обычный прилив с опозданием на 36 часов гонит глубокую воду на риф; некоторым катерам удается пройти к берегу; часть морских пехотинцев достигает берега на надувных плотах.
К 16:00 в день «Д» плюс 1 полковник Шоуп, изможденный и бородатый, но непоколебимый, почувствовав импульс перемены, говорит Шерроду: «Итак, я думаю, что мы одерживаем победу, но у этих выродков осталось еще много патронов».
Его сообщение о ситуации на 16:00 заканчивается словами:
«…Много потерь, процент убитых неизвестен, боевые действия ведутся эффективно, мы одерживаем победу. Шоуп».
Он прав. Остров рассечен надвое; береговые плацдармы расширяются; подкрепления продвигаются в боевом порядке; убитых и раненых эвакуируют.
К первым утренним часам дня «Д» плюс 2 – 22 ноября – противник понимает, что это конец. Японское радио на Тараве передает свое последнее сообщение:
«Наше оружие разбито, и с этого момента каждый попытается выполнить свой последний долг… Да будет жить Япония десять тысяч лет».
Но японцы погибают сражаясь, забирая с собой много морских пехотинцев. В течение всего дня «Д» плюс 2 под обжигающими лучами тропического солнца продолжается медленное продвижение, несущее неумолимую смерть. На берег выходят новые танки. Под прикрытием танков и артиллерии уничтожается дот за дотом, одна за другой падают позиции противника; в отверстия бросают тринитротолуоловые шашки, а вслед за ними гранаты; огнеметы обжигают кричащего врага. В сумерках морские пехотинцы достигают восточного края аэродрома.
Остров представляет собой сцену нескончаемого и неописуемого кровопролития; а по песку нелепо бегут, как в детском стишке, «рыжий маленький японский цыпленок, свинка, собачка и серенький котенок». Морской пехотинец останавливается около сгоревшего японского танка и дает котенку драгоценную воду из фляги.
А утенок «Сержант Сивош», талисман гаубичного подразделения, выигранный по лотерее в Новой Зеландии, переваливаясь и встревоженно крякая, спешит мимо пушек и огнеметов.
В темноте 22 ноября генерал Джулиан Смит «совсем не надеется на быструю очистку острова» от противника. Некоторые огневые позиции японцев еще целы, несмотря на непрекращающийся огонь с кораблей и самолетов; «потери среди офицеров велики, и они продолжают расти».
Но в ту ночь животные крики людей, которые должны умереть, эхом раздаются над Бетио. В ту ночь – с опозданием на две ночи – японцы с «ужасным криком» идут в контратаку разрозненными группами с гранатами, мечами и штыками; они прыгают на морских пехотинцев, находящихся в окопах, с криками «банзай!».
«Морской пехотинец, ты умрешь!»
«Японцы пьют кровь морского пехотинца!»
Рота Б 1–го батальона 5–го полка морских пехотинцев, усиленная минометным взводом и частью другой стрелковой роты, несет на себе основную тяжесть атак. Артиллерийский огонь, минометы, пятидюймовые орудия эсминцев, пулеметный и винтовочный огонь уничтожают идущего в атаку врага; но его солдаты все же проходят к позиции морских пехотинцев, чтобы колоть и быть заколотыми в темноте… Винтовочные приклады и штыки, ножи и удары ногой в пах, глухие звуки падающих тел, резкие проклятия и предсмертный крик… Более 300 японцев погибают в фанатичном исступлении. Когда где – то среди развалин раздается крик петуха, утренний свет очерчивает контуры их тел, которые образуют ковер, разостланный от восточной оконечности Бетио до позиции морских пехотинцев.