Любимые
Мы все от них отрезаны лесами,
Водой, болотами, нас прикрывает мгла…
— «Забудь и не пиши — дождаться не могла», —
Одни из них сюда напишут сами.
Другим изменят здесь — всесильна и смела
Довлеющая похоть и над нами.
Но знаю: ждет меня — по-прежнему мила —
Любимая с зелеными глазами.
Ключом сонета заключу ответ,
Я дам себе торжественный обет,
Мне об измене и помыслить гадко.
И верен я обету своему,
Параграф внутреннего распорядка
Невольно соблюдая потому.
Я. Широнин
«Я изведал радостный опыт…»
Я изведал радостный опыт,
Ощутил движенье времен,
Пулеметов карающий ропот,
Торжествующий шелест знамен.
И, взвиваясь на гребнях массы,
Слышал я сквозь уколы ран, —
Как крушились классы о классы,
Как трещали границы стран…
Конь летит, беспощадно топчет
Полевые цветы и рожь…
Хорошо пулеметы ропщут
На земную подлость и ложь!
А. Ярославский
Случайной женщинеСонет
Весна. Карелия… И струи рельс…
И десять лет, распахнутые в вечность…
И хрупкий смех, змеящийся беспечно
Вдоль узких губ, вдоль глаз, где бродит хмель.
Есть, вероятно, в этой жизни цель —
Она в любви и радости, конечно,
Но разве можно так бесчеловечно
Мне прямо в сердце выплеснуть апрель?
На будущее жалобней взгляни.
Как вспугнутые кони, эти дни..
Но в этих днях над дымкой сероватой,
Сквозь скучный мрак болот и острых скал, —
Лица очаровательный овал.
И лишь улыбка, как письмо без даты.
Борис Лейтин
Командирша женской роты
Твой статный муж охранником и хватом
Был для других. Но преклонялся ниц
Он пред твоим воинственным ухватом,
Пред гневом глаз, пред манием ресниц.
Ты счет вела его карманным тратам,
Ежовых не снимая рукавиц,
И, в ужасе пред окриком крылатым,
Детишки жались стайкой робких птиц.
Но в час, когда очаг твой разметала
Двух революций пенная волна,
Ты на допросах — стойкая жена —
О прошлом мужа говорить не стала.
И, теша здесь характер непреклонный,
Ведешь ты женщин узкие колонны.
Баронессе, ведущей счетную книгу
Был гроссбух Рока широко раскрыт
На новом счете — юной баронессы.
Раздернул мир пред ней свои завесы
Сиянием приветственным облит.
И заревом зардевшихся ланит
Она встречала комплимент повесы
Под ритмы вальса иль пасхальной мессы,
Когда орган ликующе гремит.
Но дебет рос. И вот пером крылатым
Собрался Рок всем знатным и богатым
Баланс свести. И Вам не миновать
Бесспорных цифр бесстрастного закона:
Сменил топчан старинную кровать,
И скучно Вам над гроссбухом УСЛОН'а
Зевать, склоняться и опять зевать.
Мещанка
Окно, левкои. Тюль и занавески…
Застенчивый и розовый уют.
Года неспешно, бережно куют
Металл судьбы, металл такой невеский!
Но шалый нэп вознес в нежданном блеске
Твою звезду. Сияньем взоры жгут
Ногтей рубины (маникюрши труд),
Свистящий шелк, чулок расцветкой резкой.
Тюрьма. Этап. И желтый женбарак
Тебя принял под кров гостеприимный.
Ты в трауре: мечта лишь, облак дымный —
Ушедших лет веселый кавардак.
О нем звенят, поют в ушах подвески,
В окне ж — ромашка, тюль и занавески.
Торфушка[3]
От поля, что устало зеленеть,
От брошенных, ненужных больше грабель
В голодный год ты к тем, кто крал и грабил,
Пришла кудрями цвета ржи звенеть.
Разгульных дней похмелье — злая снедь.
За штабелем ты ставишь бурый штабель,
Словечки сыпля, что в бандитском штабе
Заставили б любого покраснеть.
Но мерный труд, и спорый, и жестокий,
И без румян румянит знойно щеки,
О прошлом шепчет, разгоняя кровь, —
И в ласках краденых, в лесу иль в травах,
Ты вновь познаешь просто, нелукаво
Нехитрую крестьянскую любовь.
Юрий Казарновский
«Стою у озера в смиренье…»
Стою у озера в смиренье…
И, чуть колеблемо волной,
В воде темнеет отраженье
Мое — пришедшее со мной.
Из той же вещей ткани сшито —
Родной и чуть усталый вид —
И вдруг пискливо и сердито
Мне отраженье говорит:
— Довольно северного спорта!
Чужда мне мерзлая вода!
И, вообще, какого черта
Вы привезли меня сюда?
Вы совершили преступленье,
Бродя, как кислое вино,
Но я — я ваше отраженье,
За что же я сидеть должно?
Хочу я, может, отражаться
В краях, что отоснились вам…
Зачем же я должно скитаться
И услоняться по СЛОН'ам?
Страдаю я почти три года,
Вдыхая ваших сроков чад.
Теперь я требую развода —
И отраженья жить хотят!
Замолкло… Это хуже бед —
Мне изменяют даже тени.
Но я сумею дать ответ,
Достойный этих нападений.
— Послушайте. Вы — отраженье,
Непостоянное, как дым.
Считал я в сладком заблужденье
Вас отражением родным.
Когда я мог ее касаться,
Ее волос, ее лица —
С ответной тенью целоваться
И вы умели без конца.
Что?.. Мне не надо извинений,
Вы знали радости предел.
Какую глубину падений
У отражений — я узрел!
Молчит… Колышется в смущенье…
Что отраженью возразить?
Все уверенья отраженья,
Измены горькое броженье —
Сумел я силой возраженья
Без сожаленья — отразить!
Дружеские эпиграммы
На самого себя
Шумела юность в голове,
Все было розовым на свете,
И, развлекаяся в Москве,
СЛОН'а-то он и не приметил.
Д. Г. Янчевецкий
(представитель криминологического кабинета)
Он кабинету много дал,
И велико его значенье:
В себе он редко сочетал
И матерьял, и наблюденье.
Н. С. Соколов
(делопроизводитель А/ч)
В беседе с ним забудешь горе,
В глазах такая юга ширь,
Как будто бы на Черном море
Наш Белогорский монастырь.
М. Горькому
(дружеская эпиграмма)
Писатель, трепетно любимый,
Зачем такой тяжелый путь —
Полотен бег неизмеримый,
Туман болот, давящий грудь.
Не лучше ль было, в самом деле,
Себя в пути не утомить,
А нас, всей шумною артелью,
К себе Вам в гости пригласить.
Что кто из поэтов написал бы по прибытии на Соловки
А. С. Пушкин. Новые строфы из «Онегина»
Мой дядя самых честных правил,
Когда внезапно «занемог»,
Москву он тотчас же оставил,
Чтоб в Соловках отбыть свой срок.
Он был помещик. Правил гладко,
Любил беспечное житье.
Читатель рифмы ждет: десятка[4] —
Так вот она — возьми ее!
Ему не милы те широты,
И вид кремля ему не мил,
Сперва за ним ходил комроты[5],
Потом рукраб[6] его сменил.
Мы все учились понемногу,
Втыкали резво где-нибудь,
Баланов[7] сотней (слава богу?)
У нас немудрено блеснуть.
… … … … … … … … … … … … … … …
… … … … … … … … … … … … … … …
В бушлат USLONвский одет,
Мой дядюшка невзвидел свет.
М. Ю. ЛермонтовДемон
Демон проникает в келью Тамары — в женбарак.Тамара…Клянись мне!
ДемонКлянусь я первым днем ареста,
Клянусь его последним днем,
Посылкою друзей из треста,
Освобожденья торжеством.
Клянусь этапа горькой мукой,
Разгрузки краткою мечтой,
Клянусь свиданием с тобой
И непременною разлукой.
Клянусь я сонмищем людей,
По учрежденью мне подвластных,
Мечами стражей беспристрастных,
Метелью снежных летних дней.
Клянусь в универмаге блатом,
УСЛОН'ом, ДПЗ, тюрьмой,
Клянусь твоим печальным платом,
Твоей бессчетною слезой.
Отрекся я от преступленья,
Отрекся я от всех статей,
Клянусь тебе я исправленьем
И безопасностью своей.
Отныне яд коварных действий
Лубянки не встревожит ум,
Отрекся я от глупой мести,
Отрекся я от гордых дум.
Хочу отныне примириться
С Лубянкой-2. Хочу молиться.
Хочу я веровать добру.
Твоей любви я жду, как дара,
И десять лет отдам за миг,
В любви, как в сроке, верь, Тамара,
Я неизменен и велик.
Тебя я, смелый сын УСЛОН'а,
Возьму в укромные края,
Топчан нам будет вместо трона,
Царица пленная моя!
ТамараО кто ты? Речь твоя опасна…
Царица я? — Избави бог:
За это, совершенно ясно,
Наверняка прибавят срок!..
Демон(не обращая внимания)Без сожаленья, без участья
Смотреть на остров будешь ты,
Где нет ни прочности, ни счастья,
Ни краткосрочной красоты.
______
В то время шел надзор дозорный,
И, слыша голос непокорный,
Вдруг в женбарак заходит он.
И гордый Демон — дух изгнанья —
За нелегальное свиданье
Был тотчас в карцер заключен.
Тамару ж въедчиво и тихо
Бранила долго старостиха.
Александр Блок
По вечерам над соловчанами
Весенний воздух мглист и сыр.
И правит окриками пьяными
Суровый ротный командир.
А там, за далью принудительной,
Над пылью повседневных скук
СЛОН серебрится упоительный
И раздается чей-то «стук».
А дальше, за постами самыми, —
Касаясь трепетной руки,
Среди канав гуляют с дамами
Рискующие остряки.
И каждый вечер омрачающим
Туманом полон небосклон,
И я опять неубывающим
Остатком срока оглушен.
А рядом, у дневальных столиков,
Проверок записи торчат,
И ротные, противней кроликов,
«Сдавайте сведенья» кричат.
И каждый вечер в час назначенный,
Иль это только снится мне,
Девичий стан, бушлатом схваченный,
В казенном движется окне.
И, медленно пройдя меж ротами,
Без надзирателя — одна,
Томима общими работами,
Она садится у бревна.
И веет тягостным поверьем
Метелка в узенькой руке,
Полна Особым Назначеньем
Нога в болотном сапоге.
Сибирь и минусы склоненные
В моем качаются мозгу.
И сроки длинные, бездонные
Цветут на синем берегу.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чьи-то сроки вручены,
И все души моей излучины
Осенней скукою полны.
Игорь СеверянинВ северном коттедже
Я трибуналом обусловнен,
Коллегиально осужден.
Среди красот полярного бомонда
В десерте экзотической тоски,
Бросая тень, как черная ротонда,
Галантно услонеют Соловки.
Ах, здесь изыск страны коллегиальной,
Здесь все сидят — не ходят — а сидят.
Но срок идет во фраке триумфальном,
И я ищу, пардон, читатель, blat.
Полярит даль бушлат демимоденки,
Вальсит грезор, балан искрит печаль,
Каэрят[8] дамы — в сплетнях все оттенки,
И пьет эстет душистый вежеталь.
Компрометируют маман комроты,
На файв-о-клоках фейерея мат.
Под музыку Россини ловит шпроты
Большая чайка с занавеса МХАТ[9].
Окончив срок, скажу: оревуар,
Уйду домой, как в сказочную рощу,
Где ждет меня, эскизя будуар,
За самоваром девственная теща.
Сергей ЕсенинНедошедшее «Письмо к матери»
Ты еще жива, моя старушка,
Жив и я. Привет тебе, привет…
Получил в посылке я подушку
И цилиндр с парою штиблет.
Слышал я: тая тоску во взоре,
Ты взгрустнула шибко обо мне.
Ты так часто ходишь к прокурору
В старомодном ветхом шушуне.
Ничего, родная, успокойся…
Не грусти на дальнем берегу.
Я, хотя отчаянный пропойца,
Но без водки — спиться не могу.
Я по-прежнему такой же нежный,
И мечта одна лишь в сердце есть:
Чтоб скорей от этой вьюги снежной
Возвратиться к нам — на минус шесть.
Я приду, когда раскинет ветви
Сад, купаясь в розовости вод,
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как в роте на развод.
Не томи ж меня печальным взором,
Не грусти так шибко обо мне,
Не ходи так часто к прокурору
В старомодном ветхом шушуне.
Владимир Маяковский
(после получения посылки из Моссельпрома)Мой лозунг:
— «От жизни
Все берите»,
Но все
я
Брать не готов:
Это вам —
Не какой-нибудь
Толстый критик —
А 10 лет Соловков!
СЛОН высок,
Но и я высокий,
Мы оба —
Пара из пар.
Ненавижу
Всяческие сроки!
— Обожаю
Всяческий гонорар!
Мой голос
Ударит громом,
И рядом скиснет медь:
Кроме,
Как в УСЛОНЕ,
Нигде
Не хочу сидеть!!!
Тысяча тысяч,
Знайте:
Нет больше голов тоски:
Вам говорю:
— Покупайте
«Новые Соловки»[10].
Неизвестный автор