Золотолитых наших дней,
Удержит звонкоогненогих
И проницающих коней.
И пригвоздит морские бури
Трезубцем к лону вод Нептун;
Утихнет мировое море,
Погаснут плески звезд и лун.
Всё остановится в природе:
Прервется трав и листьев речь,
И ветер сложит свои крылья,
И реки перестанут течь.
Н. В. Э
Когда я уходил в безбрежность
По сжигающим пескам пустыни,
Ты принесла мне сердца нежность
И чистые духа святыни.
Вокруг неистовствовала геенна,
Огонь опалил ресницы и веки,
Ты одна — благословенна
В душе моей — отныне — навеки.
Изуродованный, ничего не вижу,
Не слышу и не понимаю;
Только чувствую: ты ближе и ближе,
Ты — весь мир мой до самого края.
22 февраля 1950 года
Рок тяготеет над всем,
Мною свершенном в труде:
Мысли, картины, стихи,
Трезвой науки плоды —
Все исчезает как дым,
Все превращается в прах,
Будто трудился не я,
Будто созданья мои
Снятся кому-то во сне,
Вместе со мной — их творцом.
Сергей Бондарин
Сергей Александрович Бондарин (1903–1978). Писатель, поэт, участник Великой Отечественной войны. Арестован в 1944 году.
В заключении находился до 1952 года в Кемеровской области (Мариинск), в Тайшете, затем до 1953 года в ссылке в Красноярском крае.
Стихи, написанные в заключении и ссылке, предоставлены вдовой писателя Г. С. Адлер. Ранее они не публиковались.
Карты
С колоды карт
При сдаче
И мне туза не снять.
И мне уже не знать,
Как Германну,
Удачи.
В колоде карт игральных
Нет для меня тузов,
А — символы лесов,
Или морей полярных.
Но что ж сниму с колоды,
К тем картам приучась?
Мне б
Вдохновенья час,
Чтобы осилить годы.
Камень
Заброшен недоброй рукою,
Несусь и несусь по кривой…
О, как от тебя далеко я! —
Без слов, без тепла, но живой.
Вот так же в пространстве несется
Отторгнутый камень-болид:
При встрече с другим распадется,
Не вспыхнет и не прошумит.
Болезнь
Сергий — львенок.
Что не бывало с этим бедным телом? —
с морской волной играло в ноябре
и, насладясь, опять борьбы хотело
и радости в игре.
Под знойным солнцем бронзой наливалось,
морозом пахло — только что с крыльца,
и никогда не ослабляла вялость
скуластого лица.
Навстречу всем богам и всем ударам
вокзальных толп, вращению Земли
шла молодость — и, надо быть, недаром:
с ней силы чувств росли!
Зверенок добрый именем Сергея
овладевал — и с именем — душой
все радостней, разумней и светлее,
как лаской брат меньшой.
И как узнать? Не узна
ю
. Оно ли —вот это тело? Сломлен? Болен? Стар?
Чужие голоса — источник боли,
не только что удар…
Где гордость имени? Одно прозванье.
Но ты не верь, по-прежнему зови!
Ты слышишь ли меня?
Боль. Даль. Существованье
без имени, без жизни, без любви.
«Под Троицу с базара принесли…»
Под Троицу с базара принесли
Камыш и пряник с леденцом. Травою
Пол выстлали — и в комнате моей
Запахло яблоками и весною.
А я лежу под белым образком,
И надо мной лампадка догорает.
Читают мне, как в Угличе царевич
Зарезан был по воле Годунова,—
И сыростью от скошенной травы
Повеяло, и зайчик вдруг запрыгал…
Потрескивает лишняя лампадка.
А я слежу, как солнце золотится
На волосах склоненной, грустной мамы,
И думаю: у Дмитрия, наверно,
Такая чистая и нежная была —
Разрезанная золотилась шейка.
Бедняжка Митенька!
Врачу
Приблизься, человек: перед тобой страданье.
Прислушайся ко мне — шум жизни приглушен.
Не спрашивай моих богатств, исповеданья,
А сам себе скажи: «Во человецех он».
И человек приник к другому человеку,
К его дыханию, журчанию крови —
Во имя человечности и той любви,
Что нам светлит чело от веку и до веку.
Ты брат, сестра ли мне — не спрашиваю тоже.
«Во человецех ты», — сын или дочь земли…
Коснись своей рукой до воспаленной кожи,
Не только плоть мою — и душу исцели.
Совесть
Всё к мужеству, к твоей любви взываю,
А жертв уже так много,
Невольная заступница перед жестоким богом,
Душа моя живая!
Шел март… На третье в ночь…
Да! С этой даты
И начат счет — начало тех начал,
В которых голос совести звучал,
Как первой битвы дальние раскаты.
И это всё, чем мог ответить: совесть.
И с нею мать ее — сама душа.
Всё, чем я жив, что трудно, не спеша,
Когда-нибудь свою откроет повесть.
Но подвиг свой, как вервие суровое свивая,
Ты и сама узнала много…
Не правда ли?
О, добрая ответчица перед жестоким богом,
Заступница, подвижница живая!
Прости меня! Обдай дыханием у милого порога.
Молитва
О прекращении огня,
О трубках мира во всем мире,
О том, чтоб, лютого, меня
С ладони
дома
накормили.
Мечта в ожидании
Уже не скрипят ворота,
А день до конца не прожит.
Такая томит забота,
Что сердце терпеть не может.
Как трудно к тоске привыкнуть!
Мне имя дано под осень…
— Куда же погромче крикнуть?
— Куда, как не в эту просинь…
И в небе гадать, гадая,
Долго ли мне томиться?
Придет ли? А вдруг другая,
Не та, что под праздник снится.
Ведь думал всегда иначе:
«Быть чуду на этом месте:
Пред ней без стыда заплачу
И слезы отдам невесте».
Романс
Г. С. Адлер
Скажи, мой вечный друг,
Зачем поклон неверью?
Я знаю молодость
Достойную твою
И веру в свежий дождь —
К лучу и соловью.
Зачем же глушь и мрак?
Ты слышишь: дождь за дверью.
Травинка дрогнула
Под каплею дождя,
Гляди — еще, еще —
По всей поляне, дале…
Да! С юных лет глядим,
Чего мы ни видали,
А вот такой пустяк —
Полвека перейдя…
Так что ж! На то и жизнь
И узнаванья годы,
И верь по-прежнему,
Мой верный, вечный друг:
Всё дождь, всё дождь, всё дождь…
А сердце дрогнет вдруг
От легкого толчка
Любви или природы.
На получение посылки
Уже с утра в остатках сновидений,
И в первом щебетанье воробья,
И в блещущей струистой светотени,—
Во всем, что жизнь, — предчувствовал тебя.
И в полудни — в сверканье, щебетанье —
У ящичка из быстрых рук твоих,
Как бы взаправдашнее шло свиданье,
Шел разговор меж нас двоих.
И так весь день: под чуждым небом Чукши,
Во всем, что жизнь, ты, милая, была,
И с длительной зарею непотухшей
Ты в новый день с дарами перешла.
Слово
Оно рождается в самой крови —
Неотвратимое веленье — слово, —
Прими его, убереги от злого,
Убей соблазны, правду оживи!
У дверей ада
«Оставь надежду всяк сюда входящий…»
Но посмотри на спелой почки чудо,
на ход ростка в коре таежной чащи,
и скажешь ты:
«Есть выход и отсюда».
Руки и душа
Вот руки… тут вопрос пустячный:
Держи, неси, руби, паши…
Что делать с силами души,
Когда ей не отводят пашни?
«От самого Черного моря…»
И вот докатился до самого Черного моря.
От самого Черного моря,
От самых мальчишеских лет
До самого старого горя —
В Сибири теряется след…
И где здесь найдешь молодое!..
С утра и до поздней поры —
Без песен, а в дружбе с бедою —
Стучат и стучат топоры.
И в самой тайге, поределой
От тех топоров и от пил,