Из Большой Медведицы ковша
Свет ей льется прямо на макушку,
Змеями гремучими шурша,
Вниз сбегают горные речушки.
По утрам взбираются туда
Облака на зависть верхолазам,
Облака на зависть верхолазам,
И глядит Полярная звезда
На нее зеленоватым глазом.
Красный Камень — рыжая руда,
Что и гор, и леса драгоценней,
Что, своею ценностью горда,
Отказалась от любых растений:
Это только камень и вода,
Впадины, и выступы, и тени,
Это — ожидание труда,
Это — сны о домне и мартене…
Где ручей тропинку протоптал,
Извиваясь, как блестящий угорь,
Над горою вдруг затрепетал
Языкастый и вертлявый флюгер.
С каждым ветром коротко знаком,
Веселясь, как клоун балаганный,
Дразнит флюгер острым языком
Набегающие ураганы.
Люди с картами идут сюда,
Повинуясь радиоприказам,
И глядит Полярная звезда
На идущих удивленным глазом.
А потом, — нет, это не потом, —
Сразу же рождается поселок,
И кирпичный вырастает дом,
Точно Камня Красного осколок.
Под горой проходят поезда,
И земля гудит под их напором,
Щурит глаз Полярная звезда —
И подмигивает семафорам…
«Кто сюда дотянется?..»
Кто сюда дотянется?
Черту на рога
Зашвырнуло станцию,
Станцию Пурга.
Здесь ни трав, ни елочек,
И сюда бы встарь
Никаких бы телочек
Не погнал Макар.
Но не мшистой плесенью —
Сердцу дорога
Девичьею песнею
Станция Пурга.
Девушки с лопатами
С виду не стройны —
Валенки с бушлатами,
Ватные штаны.
Сбив назад треухие
Шапки с темных лбов,
Тянут: «Чую… Слухаю…»
В песне про любовь.
Песня не старинная,
Но и не нова,
Веют Украиною
Плавные слова.
Даже тундра, вязкая,
Словно рыжий вар,
Стала яркой сказкою,
Как полтавский яр.
Перед снежной кучею
Плещут и журчат
Думкою певучею
Голоса девчат:
Как на белом вышили
Здесь на рушнике
Розовое вишенье
В зеленом садке…
Не тоской провьюженной
Сердцу дорога, —
Ой ты, песня южная,
Станция Пурга!
«Светлую нашу любовь мы скрываем по темным углам…»
Светлую нашу любовь мы скрываем по темным углам,
Губы с губами на миг сходятся тайно, как воры.
Горе неволи твоей мне с тобой не делить пополам,
Счастье свободы моей ты со мною разделишь не скоро.
Мечется наша любовь, точно псами затравленный зверь,
Ходят за ней по пятам сплетни, угрозы и бредни…
Видно, друг друга нашли мы для горечи новых потерь,
Каждая встреча с тобой стать может встречей последней…
«Глубок и плавен мудрый Енисей…»
Глубок и плавен мудрый Енисей,
Над ним леса угрюмые нависли,
И, локтем к локтю чувствуя друзей,
Волна волне нашептывает мысли.
Чеканный ход его студеных струй
Нетороплив, как повесть старожила,
Где села Покукуй да Погорюй
Бывальщина легендой окружила.
Молчит мохнатобровая тайга,
Обрывы тускло блещут валунами,
И небо, упираясь в берега,
Полгода солнце носит над волнами…
А дальше — солнце до весны во мрак,
А воды — в упаковку ледяную,
И умолчит бывалый сибиряк
О том, что в пору было здесь иную.
Лишь проволока с кольями да пни,
Как о свечах — оплывшие огарки,
Поведают про скованные дни
Дудинки, и Норильска, и Игарки…
«Может, внуки когда-нибудь сложат сказания…»
Может, внуки когда-нибудь сложат сказания
О страданьях и подвигах наших трудов,
Как мы шли, на ходу сочиняя названия
Для построенных в недрах пустынь городов.
Как на север весною извечно влекомые
Птичьи стаи сбивались с путей вековых,
Не могли опознать эту землю знакомую,
Не могли долететь до гнездовий своих.
Кто расскажет о том, как, морозами мечены,
На пропащих местах, на бесплодных полях
Мы сбивали укосины и поперечины,
По колено в воде и по горло в делах?
Кто расскажет о тех, что лишений не вынесли,
И о тех, что все тяготы перенесли?
Что вы встретите в самом отчаянном вымысле
Фантастичней сегодняшней правды земли?
Наше время иных богатырских былиннее, —
Разве землю поднять нет у нас рычагов?
Отставали картографов легкие линии
От упорства тяжелого наших шагов.
Может быть, говорить еще это не вправе я,
Но упрямятся строчки, в душе шевелясь:
До сих пор здесь была лишь одна география,
Нынче ж — в лицах история здесь началась…
«Застлало Заполярье снежной мутью…»
Застлало Заполярье снежной мутью,
Метет пурга, как новая метла,
Сдувая пешеходов с первопутья,
Как смахивают крошки со стола.
Здесь от мороза трескаются горы,
И птицы застывают на лету.
Оленю, — будь он даже самый скорый, —
С пургою совладать невмоготу.
А мы — пришельцы с Запада и Юга,—
На Севере не покладаем рук.
Чертою заколдованного круга
Не может стать для нас Полярный круг.
Нас как бы нет, — и все же мы повсюду:
И в насыпях, и в шпалах, и в мостах.
Возводится строительное чудо
На поглощенных тундрою костях.
Конвой сжимает ложа трехлинеек,
Доеден хлеб и допита вода,
И стеганые латы телогреек
Напяливают рыцари труда.
Поднявшись не с подушек и матрасов,
А с голых нар, где жерди егозят…
Такого не описывал Некрасов
В своих стихах почти сто лет назад…
Текут людей сосчитанных потоки,
Ворота запирают на засов…
О век двадцатый! О мой век жестокий!
Где милость к падшим? Где свободы зов?
Юрий Грунин
Юрий Васильевич Грунин (род. 1922). Архитектор, художник. Участник Великой Отечественной войны.
В 1942–1945 годах находился в фашистских концлагерях как военнопленный. Арестован в 1945 году. Находился в заключении до 1955 года. Срок отбывал в Усольлаге (Северный Урал), Степлаге (Центральный Казахстан).
Публиковал стихи в сборниках и периодике.
После войны
Мягкий вечер скрадывает звуки.
Наступает время для пера.
О любви, о тягости разлуки
мне с тобой поговорить пора.
Я тебе не клялся верной клятвой,
золотого не дарил кольца —
просто помню голос, помню взгляд твой
и черты любимого лица.
Ждешь ли ты, коли прошли все сроки?
Не померк ли блеск веселых глаз?
За четыре года эти строки
я пишу сегодня в первый раз.
Позади — война, загоны плена,
прозябание по лагерям.
Впереди — не видно перемены:
снова двор, где вышки по углам.
А седые дни проходят мимо.
А в судьбе опять немая мгла.
Только ты, как свет, незаменима,
ты, как песня, мне всегда мила.
Я к тебе протягиваю руки.
Ты мне и невеста, и сестра.
Вязкий вечер скрадывает звуки
мертвого тюремного двора.
Впотьмах
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Жизнь моя!
Как быть, чтоб я не мучился?
Ты такая мне невмоготу.
Я не знаю тягостнее участи,
чем идти в пустую темноту.
Жизнь моя, нелепая и долгая,
мне ль забыть о родине мечту —
ту, что злыми силами оболгана,
ту, что загоняют в темноту?
Освети мне дни, чтоб я не мучился,
чтоб не полз на ощупь в пустоту!
Я не знаю горше этой участи.
Мне такая жизнь невмоготу.
Пересыльный лагерь
Соликамск. Ни соли, ни Камы.
Суп без соли, судьба без прикрас.
И воды не дают покамест.
Соликамск.
Ты знаком мне из географии:
солнце раннее, школьный класс.
Ты — замком в моей биографии,
солью в раны мои — Соликамск.
Тут, понятно, не хлебосолье —
не до отдыха и услад.
На засолку нас всех — в Усолье,
в зашифрованный Усольлаг.
Мы идем под конвоем парами.
Скользкий наст.
Как ты кос и черен хибарами,