«Писатель не только свидетель истории,
но и ее судья».
Что делать, профессор,—
мы все здесь
свидетели.
Свидетелей тоже легко посадить!
И все же мы встанем — мы, наши дети ли —
и станем историю миром судить.
На том стою на стыке дорог,
веря, что это будет.
История наломала дров.
Но мы ж не дрова, мы люди!
Юрий Стрижевский
Юрий Александрович Стрижевский (род. 1908). Радиоинженер, литератор. Участник Великой Отечественной войны. Был в ополчении, попал в фашистский плен, бежал, потом воевал в рядах Советской армии. В 1945 году вернулся в Москву и в тот же день был арестован. В заключении находился до 1955 года на Колыме.
Как поэт в печати не выступал.
«Забор, запретка, вахта, вышка…»
Забор, запретка, вахта, вышка,
Оскал собачий, автомат.
Попал сюда, считай, что крышка,
Отсюда труден путь назад.
А выжил, об заклад я биться
Готов, что с этих самых пор
Тебе до гроба будут сниться
Запретка, вахта и забор.
Колыбельная
Спи, малютка, не надо плакать,
Моя девочка, крошка моя!
Ничего не случилось с папой.
Видишь, больше не плачу я.
Месяц ходит по синему небу,
Ветер плачет в холодной трубе.
Спи спокойно, никто здесь не был.
Спи, все это приснилось тебе…
Котик вон умывается лапкой;
Скоро будет, наверно, светать.
Ничего не случилось с папкой,
Папка просто пошел погулять.
Спи спокойно, любимая крошка,
Моя девочка, моя дочь!
Подрастешь, поумнеешь немножко
И поймешь эту страшную ночь.
Моя сероглазая
Жди меня, моя сероглазая,
Я вернуся цветущей весной.
Много есть мне о чем порассказывать,
Не соскучишься ты со мной.
Не соскучишься, не зевнешь с тоской,
А, услышав мой горький рассказ,
На плечо мое припадешь, друг мой,
И уронишь слезу из глаз.
Я походкой войду несмелою.
Ты меня не узнаешь сейчас —
Голова моя стала белою,
И морщины легли у глаз.
То не старость грозит могилою,
Это горе всю выпило кровь.
Только в сердце моем с прежней силою
Молодая живет любовь.
Это чувство, во мне живущее,
Называю бессмертным я,
Потому что ты самая лучшая,
Золотая мечта моя.
«К нам сюда, в глухое заточенье…»
К нам сюда, в глухое заточенье,
Радость не приходит никогда.
Как холодные стальные звенья,
Дни пустые нижутся в года.
День на день мучительно похожи,
Бесконечна злая цепь минут:
Каждый день, всегда одно и то же —
Те же мысли, тот же рабский труд.
Редки, редки светлые мгновенья:
То о прошлом грезы иль мечты,—
И тогда в стальные эти звенья
Яркие вплетаются цветы.
Вот сегодня, третьего июня,
В час свободный грезя наяву,
Вспомнил я утраченную юность,
Вспомнил я далекую Москву.
Но не ту, что на проспектах гулких
Горделиво к небу вознеслась,
А кривых арбатских переулков
Кружевную сказочную вязь.
И не башни, те, что над Москвою
Сторожами вечными стоят,
А дворы, поросшие травою,
И узор бесхитростных оград.
Вспомнил я, какие молодые
Были мы в тот лучезарный день,
Когда в нашу комнату впервые
Я принес цветущую сирень.
Вспомнил вечер тихий над Москвою:
Был морозец, падал крупный снег.
Как мы были счастливы с тобою!
Как был весел легких санок бег.
И еще припомнил я с тоскою,
Как далекий и прекрасный сон,
Старый парк, пригорок над рекою
И курантов дальний перезвон.
К нам сюда, в далекое изгнанье,
Радости дорогу не найти.
Нам остались лишь воспоминанья
О далеком пройденном пути.
Золотая осень
Был октябрь не по-московски жаркий,
Отцветали поздние цветы.
Нас в Петровско-Разумовском парке
Было двое, только я и ты.
Не спеша роняли листья клены,
Пламенея, догорал закат;
И казался золотом червонным
В тонких рюмках розовый мускат.
С той поры я встретил много весен,
Но отдал бы все их, не скупясь,
За еще одну такую осень,
Что тогда мне в жизни привелась.
Гладиолусы
Помню, я в этот день целовал твои волосы
И тебе поверял дорогие мечты.
Помню, в парке осеннем цвели гладиолусы,
Золотые, как солнечный полдень, цветы.
Как теперь далеки подмосковные рощи!
Как в тумане я вижу бульваров кольцо,
И знакомую с детства Арбатскую площадь,
И знакомое мне дорогое лицо.
Пусть давно не слыхал я любимого голоса,
Пусть не видел давно дорогие черты,
Пусть в пустыне заснеженной нет гладиолусов,
Верю, всюду незримо присутствуешь ты.
Ты в далекой столице живешь, одинокая,
И, я знаю, мечтаешь о встрече со мной.
Обещаю тебе, дорогая, далекая,
Принести гладиолусы ранней порой.
А пока попрошу, когда яркие полосы
Нарисует на небе багряный рассвет,
Принеси в нашу комнату горсть гладиолусов
И укрась ими стол, где стоит мой портрет.
Новогоднее
Наша старая злая планета
Описала еще один круг.
Чифирку, что ли, выпьем в честь этого,
Мой товарищ, мой лагерный друг!
Мы сегодня с тобою товарищи,
Ну, а завтра ты будешь далек —
Говорят, что в году наступающем
Ты закончишь свой лагерный срок.
За ворота тюремные выйдешь,
Но и счастья тебе не видать:
Все равно никогда не увидишь
Ни детей ты, ни старую мать.
Не тащить же тебе, в самом деле,
Мать-старуху и малых детей
В это царство суровых метелей,
В это царство бесправных людей.
Для тебя точно так же потянутся
Беспросветные серые дни,
Сторожить тебя так же останутся
Бесконечных запреток огни.
Счастье нам никогда не достанется,
Все равно ты не смоешь клейма;
Нашей общей тюрьмою останется
До конца наших дней Колыма.
«Горькой платой за глупую ложь…»
Горькой платой за глупую ложь
Наши лучшие годы уходят.
Где-то жизнь стороною проходит,
Как весенний живительный дождь:
Где-то плачут, а где-то поют;
Кто-то счастлив, а кто-то несчастен.
Я теперь ко всему безучастен,
Мой удел лишь терпенье и труд.
Искалеченный многими болями,
Распрощусь я с проклятой тюрьмой
И, быть может, вернуся домой,
Постаревший и обездоленный.
Ты меня у ворот повстречаешь
В тихом свете весеннего дня
И, конечно, не сразу узнаешь
В этом старом бродяге меня.
Я забуду про боль, про невзгоды
И навстречу тебе поспешу,
Ведь недаром я все эти годы
Образ твой в своем сердце ношу.
Знаю я, что суровою складкой
Меж бровей твоих грусть залегла,
И морозной серебряной прядкой
Стала прядка, что русой была.
Пусть мы стали с тобою седыми,
Пусть румянец на лицах угас,
В этот светлый и радостный час
Снова станем мы молодыми.
«Пой-играй, гармоника, плачь-рыдай, метелица…»
Пой-играй, гармоника, плачь-рыдай, метелица,
Пусть снега колючие по дорогам стелются.
По дорогам стелются пусть снега колючие!
Расскажи, гармоника, про обиды жгучие.
В лагеря далекие паренька отправили,
Девушку хорошую горевать оставили.
Ни за что у молодца жизнь под корень срублена,
Сколько недосказано, сколько недолюблено!
Сколько росных тропочек с милою не пройдено,
С милой, сероглазою, как березка, стройною.
И у милой девушки юность искалечена,
Сколько зорек утренних с миленьким не встречено!
Знают ночи темные, сколько слез ей пролито,
Как слезами горькими вся подушка полита.
Замолчи, гармоника, не шуми, метелица.
Пусть снега колючие саваном не стелются!
Не печаль, гармоника, перестань рассказывать