Родион, Настя и подросток лет пятнадцати.
Внизу надпись: «Егор Бутов. Совершеннолетие».
Мысли спутались, ментальная связь разорвалась.
Родион и Настя…
А что ты хотел? Это жизнь, Егор, радуйся, ведь они счастливы, у них есть взрослый сын, который носит твое имя!
Значит, помнят? Простили?
Он не думал, что все произойдет так тяжело, надрывно.
Бестужев стоял посреди улицы, среди замерших машин, остро переживая увиденное.
«Соберись!» – он мысленно прикрикнул на себя, но щемящая боль в груди стала лишь острее. Светлая, пронизанная солнечными лучами комната, парк за окном, Родион, Настя, стереоснимок – образы все еще кружили в сознании.
Он не решился на повторное соединение. Вне периметра стасиса простиралась иная реальность. Не хотелось выплескивать ее в рассудок Родиона.
Малехов?
«Да, – рассудил Егор. – Он заинтересованное лицо. Необходимо передать Роману Степановичу сведения о реальном положении дел. Это меньшее, что я могу и должен сделать!»
Бестужев глубоко вдохнул, как будто собирался нырнуть в воду.
Ему было тяжело. Он понимал: полноценного общения не выйдет. Придется «закачать» информацию в рассудок Малехова. Хотя, если он по-прежнему руководит городом, если сумел возродить корпорацию, неужели не в курсе, что на самом деле происходит за границей защитного периметра?!
Сейчас проверим, он послал мысленный запрос.
Устройства имплантов соединились между собой.
И снова Егор увидел смутную, постепенно обретающую четкость картинку, вздрогнул, удивляясь тому, как необычно воспринимает Малехов окружающее!
«У него что – глаза на затылке?! Или дополнительные импланты? Почему я вижу обстановку его кабинета в полном объеме, словно нахожусь внутри сферического информационного пространства?
Виртуальная реальность?
Нет. Однозначно – нет».
Егор ничего не понимал. Роман Степанович стоит у окна, и, по идее, я должен видеть только панораму города! Кабинет Малехова располагается на одном из верхних этажей небоскреба – он анализировал ощущения. Из окна действительно открывался захватывающий вид, но, кроме прочего, Егор ясно, в подробностях воспринимал обстановку самого помещения, причем каждая деталь интерьера находилась в фокусе зрения!
«Передовые технологии?
Ну а как же иначе объяснить особенности его зрения?
Ладно, нужно успокоиться, сосредоточиться, сформулировать послание».
Егор испытывал растущее моральное напряжение, ощущал некое смутное противодействие, словно имплант Романа Степановича обладал защитой, которая пыталась закрыть его разум, но безнадежно запаздывала из-за временно́го сдвига.
«Он что-то скрывает?»
Мысль промелькнула машинально, почти неосознанно, но именно она получила внезапный, мощный отклик.
Егор не собирался вторгаться в рассудок Малехова, но неожиданный процесс развивался стремительно, помимо его воли!
Мысленно заданный вопрос получил ошеломляющий ответ.
«Что же происходит?!»
Образ сменился. Возникла совершенно иная обстановка. Егор внезапно понял, что стоит у панорамного окна, вернее – подле огромного экрана, транслирующего изображение космического пространства!
Он видел исполинские надстройки орбитальной станции Н-болг, ощущал скуку, был раздражен, чувствовал себя изгнанником!
Холодные мысли теснились в рассудке.
Царящие вокруг обломки не внушали оптимизма. «Все безнадежно. Мне никогда не выбраться из этой звездной системы!»
Разум Егора помутился, но чужие мысленные образы уже хлынули потоком, словно прорвали незримую плотину!..
«Устройство внепространственной сети разрушено. Единственная планета в результате битвы превратилась в мертвый, скованный льдами, неуютный мир.
Армахонты пали, наш сектор отрезан».
Чужие мысли несли холод, равнодушную созерцательность.
Внезапно на фоне привычной панорамы космоса полыхнула яркая, пронизанная прожилками энергетических разрядов вспышка, а спустя мгновенье в пространстве материализовался огромный космический корабль.
«Не может быть!» – промелькнула эмоционально окрашенная мысль.
Изображение на экране мгновенно укрупнилось.
«Нет, это не корабль армахонтов! Тогда чей?! Кто сумел повторить открытие древнейшей космической расы?!»
Непонятные символы, замеченные на броне исполина, складывались в бессмысленную для морфа надпись:
«Земля. Колониальный транспорт «Прометей».
Егора бил озноб.
Он чувствовал всевозрастающее сопротивление, но уже не мог позволить себе разорвать мысленную связь. Столь ненавистное ему явление «технологической телепатии» внезапно открыло доступ к памяти древнего существа, по всей видимости, ц’оста, который был свидетелем появления в этой звездой системе легендарного корабля предков!
«Но откуда Малехов раздобыл эти сведения? Пленил и мнемонически допросил морфа?»
Некоторые из направлений развития технологий, те, о которых помнил Бестужев, не отвергали такой возможности!
Он стремительно погружался в омут чужих воспоминаний.
«Немыслимо! Я вижу «Прометей»!» – потрясенно думал он, продолжая считывать мысленные образы.
Дальше события вдруг ускорились, пошли вразрез с теми знаниями, что сумели сохранить поколения пандорианцев.
Колониальный транспорт, поврежденный в бою[10], терял энергию. За ним тянулся шлейф обломков.
Огромные пробоины зияли в корпусе «Прометея».
Корабль совершил серию маневров, начал сближение с планетой, окруженной кольцами обломков.
Яркие вспышки внезапно разделили сложную конструкцию. От «Прометея» отстыковались криогенные модули, оснащенные собственными двигателями! Они перестроились, прошли ниже скоплений обломков, а затем начали орбитальный виток, намереваясь осуществить посадку!
Следующая серия мысленных образов запечатлела бой.
Хондийские корабли появились со стороны станции Н-болг, атаковали колониальный транспорт!
Егор оцепенел. Он полностью погрузился в восприятие далеких событий. Схватка была короткой, неравной. И без того поврежденный корабль сопротивлялся недолго, вскоре от «Прометея» отделились аварийно-спасательные сегменты, три из них вошли в атмосферу Пандоры, еще два канули среди обломков прошлых битв, а один, по иронии судьбы, врезался в обшивку огромной орбитальной станции!
Морф, ставший свидетелем трагических событий, испытал жгучий интерес. Покалеченный корабль проплыл мимо Н-болга, начал удаляться во мрак космического пространства, а он неотрывно следил за траекторией спасательного сегмента, пока не заметил вспышку соударения.
«Это недалеко! – им овладел азарт охотника. Желание увидеть загадочное существо смешивалось с робкой надеждой: что, если корабль, игнорирующий общегалактическую транспортную сеть, еще можно восстановить?! – Нужно поймать спасшееся существо и допросить его!»
Сегмент врезался в давно разрушенный, необитаемый сектор станции Н-болг. Системы стасиса не сработали, но собственный запас прочности спасательного модуля оказался высоким, на борту четко сканировалось работающее оборудование.
Морф потратил немало времени и усилий, прежде чем ему удалось проникнуть внутрь.
К счастью, эта часть Н-болга давно не эксплуатировалась, и сородичи, населяющие станцию, не решились на поиски или просто пренебрегли возможностью исследовать уникальный, по мнению морфа, «артефакт».
Массивный люк наконец поддался.
Ему удалось подать внешнее питание на приводы шлюза, открыть его!
Не без волнения он переступил порог тесного, строго функционального, заполненного непонятным оборудованием сегмента.
Его взгляд сразу же выделил устройство с прозрачной каплевидной крышкой.
Подойдя ближ, морф заглянул внутрь.
Хомо?! – он был крайне заинтригован и удивлен. Об этой цивилизации так мало известно. Существа, обитающие в далекой звездной системе, на планете, которую называют «Земля», обладали одной уникальной отличительной чертой – они были очень похожи на армахонтов, скорее всего, являлись каким-то экспериментом древнейшей расы!
«Значит, их поразительное сходство – не простое совпадение? Как хомо сумели повторить технологию внепространственного привода?!»
Мысли морфа вторгались в сознание Егора Бестужева, накладываясь на фон его собственного глубочайшего потрясения.
Он узнал человека, заключенного внутри криогенной камеры спасательного сегмента.
Это был… Андрей Игоревич Русанов!
«Но как же так?! Мы ведь обнаружили его на борту одного из трех рухнувших на планету модулей!»
Егор потерял ощущение времени. Чужие мысли полностью овладели его рассудком.
Морф восхищался Русановым.
Точное определение человеческих чувств давалось нелегко, но образ мышления пленного хомо воздействовал, как наркотик, вновь и вновь толкал на рискованные слияния, избавлял от скуки, вливал яд дерзких стремлений в консервативный, воспитанный армахонтами уклад мышления.
Исследования длились долго. День за днем, год за годом он вторгался в рассудок человека, копался в нем, с замешательством внимая чуждым и поначалу обрывочным мысленным образам, пока наконец не осознал главного, решающего: Русанов – абсолютный социопат, циник, антисистемный элемент, наделенный властью в обществе, которое он откровенно презирал, но не гнушался использовать.
Очередное слияние прошло крайне болезненно.
Пленник одряхлел, сдал физически и морально. Он постепенно превращался в пустышку, апатичную безропотную куклу, в нем уже не ощущалось той воли к жизни, ярости и ненависти, что так манили осторожного по природе морфа.
Русанов угасал, но его личность, сотни раз прочитанная вдоль и поперек, прижилась в рассудке ц’оста.
Отделившись от тела пленника, разорвав связь с его опустошенным разумом, морф вдруг ощутил давнюю смертную скуку. Он стоял посреди древнего отсека орбитальной конструкции, где прозябал последние полтора столетия, изгнанный другими ц’остами, обреченный и позабытый.