В двадцать лет он уже был капитаном в туземном мавританском отряде в Тетуане. Прославился своей исключительной жестокостью.
В одном из боев был ранен и за боевые успехи произведен в майоры.
В Марокко он встретился с лейтенант-полковником Мильяном Астраем, авантюристом и проходимцем, и помог ему организовать Иностранный легион.
Этот легион состоял из уголовных преступников разных национальностей, бежавших от правосудия. Девизом легиона и его основателя Астрая было: «Долой разум, да здравствует смерть!»
Сначала Франко был адъютантом Астрая, а затем стал командиром легиона. Карьера его была сказочной. В 32 года он уже имел чин бригадир-генерала и вторую медаль за «храбрость», а вернее, за кровавую беспощадность в войне с туземцами. С 1927 по 1931 год Франко занимает пост начальника военной академии в Сарагосе.
Будучи начальником академии, он неоднократно посещал военные школы в Берлине и Дрездене, перенимая опыт подготовки офицерских кадров. А в 1929 году прошел курс военных наук для полковников и бригадир-генералов в Версале.
Оставив Франко в армии, Асанья назначил его сначала командиром бригады в Ла Корунья, а затем — военным губернатором Балеарских островов.
После кровавых октябрьских событий 1934 года, когда коммунисты потребовали засадить Франко в тюрьму, Асанья назначил его военным губернатором Канарских островов, или, проще говоря, отправил в почетную ссылку.
По приказу главы мятежников генерала Санхурхо (тоже «африканиста») Франко переправился в Марокко и поднял там мятеж против республики.
А 18 июля по радиосигналу: «Над всей Испанией безоблачное небо. Никаких новостей» — фашисты распространили мятеж по всей Испании.
Франко принял на себя командование всеми войсками Испанского Марокко. Туда же должен был прибыть из Лиссабона генерал Санхурхо, но при взлете самолет потерпел аварию и Санхурхо погиб. Главой мятежников стал Франко. Есть версия, что это он устроил аварию, чтобы погубить своего соперника.
— Вы видели Франко? — спросил Берзин у Листера.
— Много раз! Низенький, толстенький, лысый, глаза как у гиены, несколько выпуклые, неприятно влажные, на губах всегда блуждает лицемерно-сладкая улыбка.
Никто и не помышлял, что этот невзрачный, короткий человек, в котором и военного-то ничего нет, заварит такую кашу. Офицеры тихонько подсмеивались над ним, считая, что он под крепким башмаком своей Карменситы.
Политика республиканского правительства была так туманна, что Берзин решил не ждать, пока этот туман рассеется, а действовать по своему усмотрению. У него окончательно созрел план организовать партизанские отряды и пустить их по тылам противника. Своими планами он решил поделиться с Хосе Диасом.
С тяжелым сердцем думал он о своей ответственности перед Испанской республикой.
Главный военный советник правительства республики… А советы его игнорируются.
Они хотят от него мгновенного чуда. Почему, мол, франкисты оказались организованнее? Будто не знают почему. Будто не знают, что мятежные генералы путем запугивания и жестоких мер увели большую часть армии за собой, что Франко бросил против республики Иностранный легион. Что пока правительства таких стран, как США, Англия, Германия, Италия, Франция, уговаривают друг друга не вмешиваться в дела Испании (а то, мол, разгорится вторая мировая война), война в Испании принимает зловещий характер.
Правители республики все, конечно, знают и понимают, но им вовсе не улыбается победа Народного фронта, кроме того, они всеми силами стремятся скомпрометировать советника из «красной» России, доказать, что он ни на что не способен. А что можно сделать в подобной ситуации? Нужно заново создавать регулярную армию, а для этого требуется длительное время и большие материальные затраты. А времени нет, и средств нет.
Берзина удивляла политика невмешательства основных империалистических держав. Что это, заговор? Неужели Франция не понимает, что Гитлер задумал окружить ее со всех сторон? Ведь Испания — это ее тыл.
Война в Испании уже показала, на что способны мятежники. Они организовали тотальное истребление испанского населения, не щадят ни женщин, ни детей, ни стариков. Страшные пытки, перед которыми бледнеют пытки средневековья, насилия над гражданами, безрассудные массовые убийства, пожары, грабежи, разрушения целых городов, храмов — вот что такое фашизм. Варвары XX века, для которых нет ничего святого…
И все-таки Народный фронт героически отстаивал республику. На всех участках мадридского фронта враг был отбит. Подавлен мятеж слушателей военной академии в Толедо.
Плохо вооруженные партизаны выбили с ряда высот Гвадаррамы хорошо обученные подразделения генерала Мола. Были освобождены от мятежников Барселона, Каталония. Большая часть военно-морского флота перешла на сторону республики.
«Но пасаран!» — провозгласила в те дни Долорес Ибаррури. «Они не пройдут!» Противник был ошеломлен и растерян.
«О народ! Если бы знал, что ты можешь!» — сказал когда-то великий Гойя. А государственный секретарь США Корделл Хэлл недоволен: мол, напрасно испанское правительство раздало оружие и боеприпасы безответственным левым. Для Хэлла вооруженный народ более опасен, чем вооруженные фашисты… Американцы не вмешиваются в испанские события, но все их симпатии на стороне фашистов.
Сейчас были бы в самый раз организованные действия отрядов по тылам противника. Эти отряды должны быть очень подвижны и многочисленны. Не давать фашистам покоя, деморализовать их диверсиями и внезапными нападениями.
Поскольку коммунисты входили в парламент, Берзин имел право обратиться к их содействию. После неудачи на совещании у Рохо он решил поехать в ЦК КПИ к Хосе Диасу. Листер предупредил его, что Диас большую часть времени проводит на позициях, выступает на митингах и вместе с солдатами роет окопы. С ним можно увидеть и Долорес Ибаррури.
Но Берзину повезло — он застал Диаса в кабинете. За столом сидел скромный на вид, очень симпатичный молодой человек, худощавый, смуглый, с густым ежиком черных волос.
Узнав, что перед ним главный военный советник из Москвы, он искренне обрадовался и сразу стал расспрашивать, хорошо ли Берзин устроился, не нуждается ли в чем.
— Нельзя пренебрегать мелочами, — серьезно сказал он, — иногда они очень много значат для нормальной жизни и работы.
Хосе Диас хорошо говорил по-русски. Берзин знал, что он целый год учился в Москве в Ленинской школе при Исполкоме Коминтерна. И потом много раз нелегально приезжал с делегациями испанских коммунистов в Москву на конгрессы Коминтерна.
Биография Диаса чем-то напоминала Берзину его собственную, Он родился в Севилье 3 мая 1895 года (на целых пять лет позже Берзина) в семье потомственного пекаря. Отец не очень разбирался в политике и не примкнул ни к одной рабочей партии. Однако активно участвовал в рабочих забастовках.
Мать Хосе работала на табачной фабрике (на той самой, на которой работала знаменитая Кармен из новеллы Мериме). В семье было четверо детей: сыновья Хосе и Хуан и дочери Кармен и Консепсьон.
Нужда заставила Хосе в одиннадцать лет оставить школу и пойти работать в пекарню. В шестнадцать лет он уже был квалифицированным пекарем. Работал в тяжелейших условиях по 12—14 часов в сутки возле огнедышащих печей, без выходных и праздников. Вступил в профсоюз пекарей и проявил незаурядные организаторские способности во время забастовок. А забастовки следовали одна за другой. Протестовали против нищенской зарплаты, ночных смен, бесконечных штрафов и плохого обращения с рабочими.
Так же как и Берзин, он с юношеских лет включился в политическую борьбу, участвовал в крупных рабочих забастовках, в схватках с полицейскими. В Испании исторически была очень, сложная обстановка. В испано-американской войне 1898 года монархия потеряла свои колонии: Кубу, Филиппины, остров Гуам и Пуэрто-Рико. США, выступившие якобы в поддержку восставших против колониального гнета Испании кубинцев, захватили испанские колонии. Намереваясь как-то возместить свои потери, Испания затеяла колониальную войну в Марокко. Это вызвало в стране бурю протестов, которые перешли в грандиозные народные восстания.
Хоть Испания и не принимала непосредственного участия в первой империалистической войне, все же она испытала на себе ее последствия. Голод, дороговизна, инфляция, резкое падение производства и как следствие — безработица. Все это активизировало народные массы, поднимало на борьбу. Начались забастовки в городах и борьба крестьян за земельную реформу.
В это сложное время Диас примыкал к анархистам и анархо-синдикалистам, которые признавали только экономическую борьбу. Их лозунгом было: долой партии, долой авторитеты, да здравствует абсолютная свобода человека. Они признавали террор против государственных и политических деятелей, крупных предпринимателей. Их духовными отцами были Кропоткин и Бакунин. Анархисты призывали к революционному свержению существующего строя и созданию «свободного» коммунизма без государственности, так называемого либертарного коммунизма.
— Меня привлекала «сверхреволюционность» анархистов. Я стал активным членом партии. Полиция охотилась за мной. Однажды мне и моему товарищу по партии Кобеньи поручили убить короля Альфонса Тринадцатого. Мы поехали в Мадрид. Там нас опознала полиция, и мы были брошены в тюрьму. В камере я познакомился с коммунистами, которые, по сути, спасли меня от голодной смерти. В тюрьме кормили очень плохо, они по-братски делились со мной продуктами.
В тюрьме Диас начал читать марксистскую литературу — и в его убеждениях произошел крутой поворот. Войдя в тюрьму анархистом, он вышел из нее сочувствующим коммунистической партии человеком.
В 1927 году он вступил в коммунистическую партию. А в конце мая 1930 года Диас по решению руководства партии был направлен на учебу в Москву.
— Я не верил сам себе, что хожу по улицам Москвы, столицы СССР, — рассказывал Диас. — Упорно учил русский язык, чтобы самому разговаривать с советскими людьми, с рабочими на заводах, куда нас водили, постичь характер советского человека, понять, как удалось рабочим и крестьянам России покончить с властью помещиков и буржуазии. Ведь одно дело теория, которую мы изучали, и другое дело живая жизнь, ее можно было ощутить, «пощупать» своими руками.