– Физику, химию и историю, – ответил он. – Ты не поверишь, как трудно было добиться. Просто смешно, готовиться всего по трем предметам и разделять гуманитарные науки с естественными.
– Я заставила перекроить для меня все расписание, чтобы учить химию и французский, – рассказала я. – Это на основной уровень. Я буду сдавать на следующий год. Каждый раз, когда французский приходится на время, отведенное для ланча, учительница корит меня и извиняется перед остальными, что я всем доставила неудобства.
Вим кивнул.
– Должно быть, пришлось выдержать настоящее сражение.
– Биологию мне отстоять не удалось. И еще меня поддержал Даниэль, мой отец. И он, мне кажется, оплатил это.
– Моим родителям плевать.
– Вот бы нам систему образования как в «Дверях в песке», – сказала я. – Кстати, вот она.
Я вытащила книжку из-под библиотечных и отдала ему. Он подержал немножко, прежде чем сунуть в карман пальто. Обложка выглядела ярко пурпурной на фоне синего свитера.
– Ты знаешь, что вышел новый Хайнлайн? «Число зверя». Он позаимствовал эту систему образования, когда изучаешь самые разные предметы и записываешься на экзамен, когда достаточно подготовлен, и учиться можно целую вечность, но Желязны он нигде не упоминает.
– У них в Америке так, – рассмеялся Вим.
– Правда? – Я говорила с набитым ртом, но уже не смущалась. Мне было стыдно за свою глупость, но от этой новости я пришла в восторг. – Правда, у них так? Вот бы учиться в их университете!
– Тебе это не по карману. Ну, тебе, может быть, и по карману, но мне никак. Там один семестр стоит тысячи – каждый семестр! Это для богатых. Так что есть и оборотная сторона. Самые отличившиеся могут получить стипендию, а остальные в долг. Кто даст мне в долг?
– Кто угодно, – сказала я, – а если всерьез, может быть, и здесь есть такие университеты, и бесплатные?
– Не думаю.
– Представь себе – изучать понемногу все, что хочется, – размечталась я.
Мы посидели немножко, воображая такое.
– Как это ты читаешь Хайнлайна? – спросил Вим. – Не думал, что он тебе может нравиться. Он такой фашист.
Я опешила.
– Хайнлайн фашист?! Ты о чем говоришь?
– У него книги такие авторитарные. Нет, с детскими все нормально, но вспомни «Звездный десант».
– А ты вспомни «Луна – суровая хозяйка», – заспорила я. – Это о революции против авторитаризма. А «Гражданин Галактики»? Он не фашист. Он отстаивает человеческое достоинство, и самостоятельность, и такие старомодные идеалы, как верность и долг, но он не фашист.
Вим поднял руки.
– Остановись! Не думал разворошить осиное гнездо. Просто мне казалось, что ты не из тех, кому он нравится, раз любишь Дилэни, Желязны и Ле Гуин.
– Я их всех люблю, – сказала я. Он меня разочаровал. – Не знала, что надо выбирать.
– Ты действительно странная, – заметил он, откладывая кофейную ложечку и внимательно вглядываясь в меня. – Хайнлайн тебя больше волнует, чем история с Руфи.
– Ну конечно, – ляпнула я и чуть сквозь землю не провалилась. – Ну, я про то, что, как бы там ни было с Руфи, никто не говорит, что ты ее нарочно обидел. Вы оба сглупили, и она даже больше, насколько я могу судить. В некотором смысле это важно, но, боже мой, Вим, конечно, во вселенском масштабе Роберт Хайнлайн намного важнее, как ни посмотри.
– Пожалуй, что так, – сказал он. И рассмеялся. Я видела, с каким любопытством поглядывает на нас женщина из-за прилавка. – Я немножко не так об этом думал.
Я тоже рассмеялась. Женщина за прилавком меня ничуть не заботила.
– С расстояния от Альфа Центавра, с точки зрения потомков?
– Могли бы появиться и потомки, – трезво проговорил он. – Если бы Руфи забеременела.
– Ты и правда ее бросил, когда решил, что она беременна? – спросила я, отправляя в рот последний кусок булочки.
– Нет! Я ее бросил, потому что она всем рассказала прежде, чем сказать мне, так что я узнал со стороны. Она отправилась в «Бутс» и купила тест на беременность. И рассказала матери. И рассказала подругам. С тем же успехом могла купить мегафон и кричать с рыночной площади. А потом она вовсе и не была беременна. Я ее бросил из-за того, как ты сказала, что она была дурой. Дурой! Что за идиотка. – Он покачал головой. – А потом все стали меня чураться. Как заразного. Они, похоже, решили, что раз я с ней спал, то должен жениться и связать себя с ней навеки, хотя и ребенка-то не было.
– Почему ты об этом не расскажешь?
– Кому? Всему городу? Джанин? Это вряд ли. Да они и слушать не стали бы. Они воображают, что поняли меня. А ничего не поняли.
Лицо у него застыло.
– Но у тебя сейчас есть девушка, – подбодрила я.
Он закатил глаза.
– Ширли? Вообще-то я и ее бросил. Она тоже идиотка, не такая, как Руфи, но близко к тому. Она работает в школьной прачечной, довольна жизнью и готова оставаться там, пока не выйдет замуж. Она стала делать заходы на женитьбу, вот я ее и бросил.
– Как ты их перебираешь, – произнесла я, не зная, что сказать.
– Не будь они такими идиотками, было бы иначе, – ответил он и осторожно поглядел на меня, и я подумала, не намекает ли он, что я ему интересна, но этого быть не могло, только не Виму, только не я, но у меня и без того дух захватывало.
– Пойдем, поищем эльфа, – предложила я.
Он нахмурился.
– Слушай, это ни к чему, – буркнул он. – Я понимаю, ты это сказала потому, что… ну, я задавал тебе очень странные вопросы, а тебе было так больно на той штуковине, и…
– Нет, они существуют, – возразила я. – Не знаю, сумеешь ли ты их увидеть, потому что заранее не веришь, но мне кажется, готов поверить. И у тебя не проколоты уши, ничего такого, что могло бы помешать. Только обещай, что не будешь язвить и не возненавидишь меня, если не увидишь.
– Не знаю, что и думать, – протянул он, вставая. – Послушай, Мори, я тебе вроде как нравлюсь, верно?
– Верно, – осторожно ответила я, оставшись на месте. Он возвышался надо мной, но мне не хотелось возиться со вставанием.
– И ты мне вроде как нравишься, – сказал он.
На мгновенье я стала удивительно счастливой, а потом мне вспомнилось колдовство на карасс. Я сжульничала. Я его заставила. На самом деле я ему не нравлюсь, а если и нравлюсь, то нравлюсь потому, что чары его заставили. Это, конечно, не значит, что он не думал, что я ему нравлюсь, но от этого все стало так сложно.
– Идем, – сказала я, справилась со вставанием и надела пальто. Вим влез в мохнатый коричневый дафлкот[11] и пошел на улицу. Я последовала за ним.
Из книжного как раз выходила индуска с ребенком в коляске. Ее платок напомнил мне Насрин, и я подумала, как у нее дела. Мы пропустили индуску, а потом перешли через дорогу к пруду, где гонялись друг за другом утки.
– Не хочешь об этом говорить? – спросил Вим.
– Я не знаю, что сказать, – ответила я. Рассказывать ему о колдовском карассе я не хотела и не знала, как правильней поступить, если я его нечаянно околдовала. Во мне было немножко восторга и немножко ужаса, и земное притяжение казалось слабее обычного, как будто кто-то уменьшил содержание кислорода или еще что.
– Впервые вижу, чтобы тебе не хватало слов, – заметил он.
– Такое мало кто видел, – ответила я.
Он рассмеялся и прошел со мной в рощу.
– Волшебство, ты не выдумываешь?
– Зачем бы? – не поняла я. – Просто я на самом деле поклялась не колдовать, кроме как для защиты от зла, потому что трудно предвидеть последствия. И все равно волшебство трудно доказать и легко опровергнуть. Всегда можно сказать, что это и так произошло бы. А с… м-м, эльфами… – я не хотела говорить «фейри», это бы прозвучало слишком по-детски, – их не все могут увидеть и не всегда. Надо заранее поверить, тогда уж увидишь.
– А ты не можешь дать мне амулет, чтобы я их видел? Или сказать мне их имена? Я, знаешь ли, не так глуп, как Томас Ковенант.
– С амулетом ты хорошо придумал, – согласилась я. Я дала ему камешек, который носила в кармане, и он задумчиво погладил его пальцами. – Он должен помочь.
Камешек на самом деле не помог бы ему увидеть фейри, все это было ради его защиты – вообще и конкретно от моей матери, но, если он подумал, что поможет, могло и помочь.
– Книг о Томасе Ковенанте я не читала. Видела, но на обложке их сравнивали с Толкином, вот мне и не захотелось читать.
– Автор не в ответе за то, что издатели пишут на обложке, – возразил Вим. – Томас Ковенант был прокаженным, который в фантастическом мире, за какой чуть ли не каждый из нас отдал бы правую руку, ныл и отказывался верить, что это по-настоящему.
– Если написано с точки зрения тоскующего прокаженного, который ни во что не верит, я рада, что не стала читать!
Он засмеялся.
– Там отличные великаны. И мир фантастический, если только он не сошел с ума, как сам считает, а читатель не знает наверняка.
Мы уже ушли глубоко в рощу. Там было грязно, как и предупреждала Гарриет. На деревьях сидело несколько фейри.
– Не знаю, будет ли тебе видно, но попробуй крепко сжать камушек и посмотреть вон туда, – сказала я, кивнув в ту сторону.
Вим очень медленно повернул голову. Фейри пропал.
– На секунду мне показалось, будто что-то вижу, – очень тихо сказал он. – Я его спугнул?
– Здешние все очень пугливые. Они со мной не разговаривают. У нас в Южном Уэльсе я с некоторыми хорошо знакома.
– А где их лучше искать? Они живут на деревьях, как в Лориене?
Он стрелял глазами по сторонам, но не видел подглядывающих сверху фейри.
– Они любят места, где люди жили и ушли, – объяснила я. – Руины, заросшие зеленью. Здесь есть что-нибудь такое?
– Пойдем со мной, – позвал Вим, и я стала спускаться за ним по склону, грязному и засыпанному листвой. Вышло солнце, но все равно было холодно и сыро, и ветер леденил.
Мы подошли к каменной стене высотой примерно до плеча, заросшей плющом, и зашагали вдоль нее до угла, как будто бы части дома, и там, где этот угол закрывал от ветра, сквозь прелые листья пробились подснежники. И еще была большая лужа, которую мы обошли. Стена здесь была вдвое ниже, и мы присели на нее бок о бок. Здесь тоже оказался фейри, тот, которого я видела на лужайке у Джанин, похожий на собаку с паутинными крыльями. Я пока молчала. И Вим ничего не говорил. Показались еще несколько фейри – это место и вправду им нравилось. Один был тонкий, красивый, женственный, другой – узловатый и приземистый.