– Мама, – выговорила я не громче шепота. Я перепугалась, гораздо сильнее, чем боялась фейри и ножа. Я всегда ее боялась.
– Ты всегда была похожа на меня, – невозмутимо сказала она.
– Нет, – возразила я, но голос у меня сорвался, и получилось шепотом.
– Вместе мы на многое способны. Я многому тебя обучу.
Я вспомнила, как мы однажды мучили ее, когда она была совсем не в себе, в наши десять или одиннадцать лет. Она столкнула меня с крыльца, потому что посылала за сигаретами, а я вернулась с пустыми руками – мне не продали. Я разбилась в кровь, и Мор меня поднимала, и тут мы увидели, как из кладбищенских ворот, медленно хлопая крыльями, вылетает большая черная птица – скорее всего, ворона, но мы тогда всех их называли во́ронами. На валлийском это все равно одно слово. «Как-то в полночь, в час угрюмый…» – начала Мор, и я подхватила, и она, Лиз, моя мать, сбежала в дом, а потом в свою комнату, потому что мы все громче и громче декламировали «Ворона» По.
Я видела узор мира. Я отослала Мор туда, куда должны уходить люди после смерти. Я была пламенем. Моя мать же, жалкая лоскутная ведьма, так часто впутывала колдовство в собственную жизнь, что не осталось ничего цельного, кроме мотка ненависти, от бессилия пожирающей самое себя. Нам уже доводилось сдерживать ее власть с помощью фейри.
– Мне нечего тебе сказать, – громко проговорила я и шагнула вперед. Я сделала второй шаг, от которого нога основательно заболела, но я не думала о боли и о ней не думала. Я знала, что она творит какое-то колдовство, нацеленное на меня, но мои обереги, те, что я сделала в школе, держались, и чары ушли в землю, как уходила боль на иглоукалывании.
Я сделала еще шаг и обошла ее. Она дотянулась до меня руками и схватила. Пальцы у нее были как когти.
Я обернулась и взглянула на нее. Глаза у нее были страшными, как всегда. Я глубоко вздохнула, сказала: «Оставь меня в покое», – и оттолкнула ее плечом.
Она потянулась меня ударить, и тут я осознала, что она тянется вверх. Я переросла ее. Я оттолкнула ее, использовав инерцию ее замаха и вращение мира. Она упала. Я сделала еще шаг от нее вверх по холму. Бежать я не могла, я кое-как хромала, но хромала только вверх.
– Как ты смеешь! – выкрикнула она с земли. В голосе было подлинное удивление. Потом она снова собрала чары, как в тот раз, когда погибла Мор, она насылала иллюзорных монстров, вихрившихся вокруг меня на ходу. Без питавшего их страха они были унылыми и пустыми.
Я услышала, как что-то порвалось, обернулась и ахнула от ужаса. Она достала свое однотомное издание «Властелина колец», первое, что я прочитала, и вырвала страницу. Она швырнула ее в меня, и листок растянулся пылающим копьем от нее ко мне. Было уже довольно темно, и он забросал все странными, лишними тенями. Я уклонилась от удара. Она вырвала еще страницу. Я едва стерпела. Знала, что книги – это всего лишь слова, и у меня было два своих издания, но мне хотелось кинуться обратно и отобрать у нее книгу. Копья были не страшнее побоев, они бы не причинили большого вреда, даже попав в меня. Как могла она обратить против меня книгу? Но я понимала, что это проще простого.
И я могла так же. Я стянула иллюзорных монстров и подтолкнула их к ней. Они переменились, стали драконами, огромными инопланетными черепахами, людьми в космических скафандрах, мальчиками и девочками в доспехах со сверкающими мечами, они встали между нами, защищая меня, устремляясь к ней сквозь сумрак. Я сделала еще шаг на холм, от нее.
Она, конечно, умела игнорировать иллюзии не хуже меня.
Копья все летели мне вслед. Они уже не пылали, и различить их стало труднее. Похоже, она вырывала листы горстями и швыряла наугад. Я остановилась и потянулась к узору мира. Они были бумажными. Бумага – это древесина, легко превращается в копье, но чем бы древесина хотела стать на самом деле? Одно пролетело так близко, что обдало меня ветром, и я поняла и рассмеялась. Об этом давным-давно говорила Мор. Это оказалось даже не трудно. Копье, бывшее прежде страницей, стало деревом. И остальные, те, что она прежде бросила, что торчали в земле. Они постояли, уйдя корнями в землю, вздымая ветви: дуб, осина и терн, бук, береза и ель, огромные зрелые деревья в летней зелени. И стали спускаться с холма. Бирнамский лес пошел на Дунсинан. «Хуорны помогут», – проговорила я, и на глазах у меня выступили слезы.
Если вы любите книги, книги отвечают вам любовью.
Они не были иллюзией. Они были деревьями. Бумага сделана из деревьев и хочет стать ими. Я видела Лиз между стволами. Она бесилась, орала мне что-то. Листки обращались в деревья, едва она их вырывала, и даже раньше. Книга в ее руках стала густым сплетением плюща и колючек, разрасталась вширь. Весь пустырь вокруг бывшего паллетного стал лесом, скрыл в своем сердце руины завода. Среди деревьев мелькали фейри. Конечно, они пришли. К темному пруду слетела сова.
– Иногда сбывается не так скоро, как ожидаешь, – сказала я.
И пошла дальше, вверх, прочь от завода. Она все бесилась внизу, среди деревьев. А я уходила, быстро, насколько могла, хотя получалось не так уж скоро. Ей теперь было до меня не дотянуться. Я сделала еще два шага и ступила на дорогу.
Здесь можно было держаться за балку ограждения. Это помогло немногим хуже палки. Мне всего-то и надо было добраться до автобусной остановки. Моя старая палка осталась в дедушкином доме. А потом я сообразила, что я, как глупая Фанни Робин в глупой истории Гарди, тащусь вдоль изгороди, и тогда я расхихикалась.
Там, где кончалось ограждение, у остановки, где я все еще немножко хихикала, стояли они. Я немало удивилась, увидев Вима, поразилась, узрев Даниэля, и глазам своим не поверила при виде Сэма. Они все трое возникли откуда ни возьмись, как Троица, хотя, конечно, все было просто. Вим решил приехать и позвонил Даниэлю, а тот позвонил Сэму. Они не видели, как я пылаю и превращаю страницы в деревья, – во всяком случае, Даниэль не видел. Вим, мне кажется, мог что-то разглядеть краем глаза. Что видел Сэм, я не знаю. Он только улыбался.
Я в них ничуть не нуждалась, но как чудесно было их увидеть.
Среда, 20 февраля 1980 года
Мы съездили забрать мою палку, а потом все отправились в «Феду Хир» повидать дедушку. Он не собирается так сразу прощать Даниэля, но тут уж ничего не поделаешь. Тетушка Тэг накормила всех ужином, а я помогала, а потом мы решили все заночевать у дедушки, потому что в квартире было никак не поместиться. Было как во сне, где все не на своем месте. Дедушке понравился Вим. Он всегда хотел сына. А Виму по-настоящему понравился Сэм. Как странно, что все они собрались вместе.
И я с ними, живая, осталась в мире. Я и дальше собираюсь жить в мире, ну, пока не умру. На Пасху поеду в Глазго, посмотрю, что такое научно-фантастический фэндом. На будущий год в июне сдам основные экзамены и постараюсь подготовиться на аттестат. И поступлю в университет. Я буду жить, и читать, и дружить, у меня будет карасс – люди, с которыми можно поговорить. Я буду расти, и меняться, и оставаться собой. Куда бы меня ни занесло, я буду своей в библиотеках. Может быть, я доберусь и до инопланетных библиотек. Я буду видеться с фейри, и разговаривать с ними, и колдовать буду, если придется для защиты от зла, – я не собираюсь ничего забывать. Но я не стану прибегать к волшебству ради обмана или чтобы моя жизнь стала не настоящей, и не стану разрушать узор. Случится такое, чего я и вообразить не могу. Я буду меняться и вырастать в будущее, невообразимо отличающееся от прошлого. Я буду живой. Я буду собой. Я буду читать свою книгу. Я никогда не утоплю книги и не сломаю жезл. Я буду учиться, пока жива. В конце концов я доберусь до смерти, и умру, и пройду через смерть в новую жизнь, или на небеса, или к тем невообразимым событиям, которые ждут людей после смерти. Я умру, и сгнию, и верну свои клетки жизни, ее узору, на какой бы планете я к тому времени ни оказалась.
Такова жизнь, и так я намерена ее прожить.
«Врата Иврил» оказались просто блеск.