В один из подкатов он сбросил маску и напрямую заявил, что его грех это похоть («lust»). «Просто сегодня ночью я мечтал о блондинке в красном платье. И я думал о тебе. Вот вся правда», – так он ей и написал. Иногда он удалял свой профиль. Потом создавал новый. Снова писал. Снова брал паузу. Потом он вдруг начал писать по-русски. Вера Николаевна поняла, что у него роман с русской девушкой. Где-то через месяц, этот незадачливый Казанова написал, что девушка, с которой у него были отношения в течении пяти месяцев, его бросила. «Сегодня ночью я впервые спал один», – написал он. Будто ему пять лет. «Тоже мне трагедия», – рассмеялась Вера Николаевна.
«Её звали Вера. Как тебя», – написал Диего. Возможно, сорвал.
Вера Николаевна смеялась, но, вместе с тем, содрогалась от ужаса. Потому что то, как Диего пытался добиться своего, скорее, унижало её достоинство, нежели доставляло радость. Диего даже представить себе не мог, что Вера Николаевна наделена разумом. И понятно было, что так же он судит о всех женщинах. Иногда она делала финт, чтобы посмотреть на реакцию. Например, Диего начинал спрашивать о её любимых фильмах Разумеется, вкусы магическим образом совпадали. Потом Вера Николаевна писала что-то вроде: «Прямо захотелось пересмотреть этот фильм». Диего тоже хотел посмотреть. И начинал зазывать Веру Николаевну на совместный просмотр. Она отказывалась, изображая при этом некоторое колебание. Он сразу начинал подозревать себя победителем и закатывал истерику. Он думал, что заинтересованная в мужчине женщина ловит кайф от пылких выяснений отношений. Когда Вера Николаевна начинала смеяться, он дико обижался. Он не понимал, почему его обиды не стимулируют Веру Николаевну к стремлению доказать свои чувства через постель, как это очевидно принято в его загадочной стране.
Внезапно, прерывая цепочку мыслей, раздался звук доставленного сообщения. Сабрина благодарила за поздравление. В самых наимилейших выражениях. Она упоминала, что скучает по madame и спрашивала как дела у madame же. Под «madame» подразумевалась Вера Николаевна.
«Я заболела. Мне осточертела работа. И осточертело общаться на английском. И ещё я прямо сейчас поняла, что меня бесит слово «мадаме». А ещё мне снятся странные сны про шамана и перья. Но я действительно хорошо отношусь к тебе, Сабрина, поэтому решила тебя поздравить».
Имея ввиду всё выше сказанное, Вера Николаевна написала: «У меня всё как обычно. Очень скучаю по тебе. Как твои дела?»
Возможно, Сабрина тоже сидела дома, устав от избранной специальности. Во всяком случае, она тут же ответила, что работает педиатром в городской клинике. Она занимается тем, чем всегда и хотела, – помогает детям. Потому что она любит детей.
«У тебя уже есть свои дети?» – поинтересовалась Вера Николаевна.
Сабрина ответила не сразу. И сообщение показалось Вере Николаевне немного странным для малазийки.
«У меня нет детей. И, наверное, уже не будет. Я не была замужем. Мои родители находили для меня достойные варианты, но постоянно что-то было не так. Помолвка всегда срывалась. И очень часто по моей вине. Мои родители не говорят этого, но я знаю, что они разочарованы. Мне так жаль».
«Футы-нуты, она пишет так, будто я в близком контакте с её родителями», – подумала Вера Николаевна. А ведь малазийцы всегда казались такими скрытными. Нужно как-то поддержать диалог. «Не переживай из-за детей! Жизнь часто преподносит сюрпризы. Никогда нельзя думать, что всё потеряно».
Сабрина поблагодарила за поддержку. Вера Николаевна не хотела обрывать беседу на такой ноте. Вот почему приходится заглядывать в своё сердце, прежде чем просто отправить открытку или сказать «Hello». Из-за таких вот неловких моментов, которые накапливаются и давят на подсознание, как монетки на дно копилки. «Как сложилась жизнь твоих одногуппников? Знаешь что-нибудь?». «What do you know your groupmats` life about? Do you know anything?» Вере Николаевне казалось, что фраза на английском напрочь лишена душевности, которая была в русском варианте. Как на допросе. Или ещё где. Прямо звучит интонация фальшивого интереса. Как в голосе диктора из курса «Английский для всех-всех-всех».
«Sorry madame», – ответила Сабрина. Она ничего ни о ком не знала.
«А как же Амир? Вы были так дружны в университете».
«О нём я тоже ничего не знаю. Мы не общаемся много лет».
«Прости, Сабрина. Просто для меня это немного странно. Дело в том, что я русский человек и, вероятно, воспринимаю всё немного по-русски. Просто мне казалось, что вы практически как брат и сестра. И то, что вы потеряли связь, для мне звучит пугающе».
«Почему, madame? Люди часто расходятся. В этом нет большой трагедии».
«Sorry… Я стала слишком чувствительной».
«Ничего, madame. Have a nice day!»
После этого Вера Николаевна распрощалась и вышла в офлайн. Побродила по комнате. Сделала чай. Измерила температуру. А из головы всё не шёл разговор с Сабриной. Какая жуть, если вдуматься. Люди могу любить друг друга, встречаться, жить вместе, целовать друг друга перед сном и слать сердечки в смсках. А потом они расстаются. Как будто не было поцелуев, сердечек, отношений. Как это вообще может быть? И как Сабрина может так спокойно принимать факт того, что дружба с Амиром не получила продолжения даже в элементарном интересе к тому, как сложилась судьба. Вера Николаевна нет-нет да заходит на профили своих бывших коллег, подруг, поклонников. Всё это вроде бы не нужно, даже лишнее. И все психологи учат, что не нужно. Но нити, связывающие с прошлым, не исчезают, не рвутся все разом, они тянут. Как ни изворачивайся.
Компьютер манил. Вере Николаевне постоянно приходили на ум студенты, профиль которых она хотела бы посмотреть. Может быть, у них есть дети. Или что-то можно понять из личной информации. Но, по правде говоря, наибольший интерес вызывал профиль Амира. Он, совершено определённо, был у неё в друзьях. Она помнила как сегодня тот момент, когда получила от него запрос и подтвердила. Потом он ещё присылал её фотографии группы, которые они сделали на последнем занятии. Конечно, профилю сто лет в обед. Может, он уже и не активный.
Снова за компьютер. Озарённая голубым сиянием монитора, она хотела поискать Амира. Но тут заметила, что у неё горит красная единичка – пришло сообщение. Как оказалось, от Сабрины. В вольном переложении с английского:
«Я решила написать и мне жаль, если это вас потревожит. Я сожалею, если я не права. Мне показалось, что вы подумали, будто мне всё равно, и я совершенно не интересуюсь старыми друзьями. Это прозвучало так, будто вы заподозрили в холодности всю Малайзию. Я ещё раз извиняюсь за то, что так восприняла ваши слова. Вы часто говорили что-то вроде: «Не знаю, как в вашей стране, но у нас, в России…» Разумеется, вы говорили полушутя, но всё же. Я хотела бы сказать сейчас. Неужели вы действительно могли подумать, что я не интересуюсь судьбой моих одногруппников? Но иногда между людьми происходит что-то такое, после чего не хочется говорить. И проще сделать вид, что ничего не знаешь. Иногда происходит что-то печальное, о чём не хочется вспоминать и ты просто делаешь вид, что тебе всё равно. Не знаю, понимаете ли я вы то, что я попыталась сейчас объяснить. Не знаю, как у вас в России, но…»
Вера Николаевна поёрзала в кресле, потёрла ладонями лицо. Основательно потёрла, с нажимом, будто махровым полотенцем после умывания ледяной водой.
«Дорогая, Сабрина! Я не хотела тебя обидеть. И сказать что-то неправильное. Я действительно люблю твою страну. И я думаю, что малазийцы – одни из самых доброжелательных приятных людей в мире. Я была не права. Прости за мой вопрос про Амира. Наверное, я лезла не в своё дело. Это было не вежливо с моей стороны. Теперь я это понимаю. Я спросила только потому, что в моём восприятии ты и Амир были чем-то целым. Я не могу представить тебя без него, а его без тебя. Вы были всегда вместе. Такими я вас и сохранила в своей памяти».
Сабрина ответила незамедлительно:
«Я понимаю, что вы не хотели меня обидеть. Наверное, я просто приняла это слишком близко к сердцу. А всё потому, что это действительно много значит для меня. Не хочу напускать таинственность, на самом деле ничего особенного между мной и Амиром не произошло. Он просто перестал со мной общаться. Мы доучились вместе до третьего курса, а потом он перевёлся в другой университет в Малайзии. Но я узнала об этом от других студентов. На мои сообщения он просто не ответил. Наверное, решил начать новую жизнь. Мне было больно. Но я не стала ему надоедать. Раз он так решил. Мне просто было очень больно».
Вера Николаевна три раза прочитала сообщение. Просто перестал общаться? Не ответил на сообщение? Что может быть хуже?
«То есть, как не ответил на сообщения?» – решила уточнить Вера Николаевна.
«Ну я написала ему смску Как дела? Или что-то вроде того. ……..
Нет! Я вру. Я прекрасно помню до слова, до точки, что я ему написала. Было три сообщения. Первое я отправила в начале летних каникул: «Привет, как у вас погода?» Он его не прочитал. Даже не открыл. Оно, наверное, и сейчас висит у него на телефоне непрочитанным. Я думала, может, у него украли телефон? Потом я написала ему на Филфри: «Привет, как дела?» Он тоже не прочитал. Я волновалась, думала, что он заболел. Или что-то случилось. Но потом он стал бывать онлайн и я пересекалась с ним. Как только я появлялась, он почти сразу выходил. Я думала, что это совпадение. А сообщение он не читает только потому, что очень занят чем-то. А потом я была с ним одновременно в сети и отправила смайлик с гримасой недоумения. Он был онлайн ещё долго. И я всё ждала и ждала, когда же он откроет мои сообщения. Я думала, вот-вот он напишет мне: «Привет, прости, что долго не отвечал, просто…». И объяснит, что всё было очень просто. И у него были причины не отвечать. Но шли недели. Я начала понимать. Он сам мог бы уже написать мне, если бы хотел. И раз он не пишет, значит, не хочет».
«Это звучит просто ужасно, – ответила Вера Николаевна. – Амир казался мне таким надёжным».