И ещё она подумала, что он был влюблённым, или она ничего не понимает в людях. И в жизни. Может быть, родители как-то повлияли на него? Что можно знать о влиянии третьих сил? Хотя Вера Николаевна сама была в данной ситуации третьей силой. Пока Сабрина безмолвствовала, она отыскала профиль Амира. Судя по обновлениям, он бывает онлайн. Повинуясь некому порыву, Вера Николаевна нажала на вкладку «Сообщения».
«Как дела, Амир? Как у вас погода?»
Тем временем пришло сообщение от Сабрины:
«И если честно, я узнавала, как у него дела. Хотя мне и не приятно говорить об этом. Вроде как признаваться в подглядывании или что-то типа того. Но я знаю, что он был женат. И, похоже, счастлив. И у него были дети. Двое прелестных деток. Но сейчас Амира больше нет. Он погиб в автокатастрофе полтора года тому назад.
И я действительно жалею, что так и не задала ему тех вопросов, которые меня мучают до сих пор. А теперь – некому. Я так и останусь без ответа. Наверное, это моё проклятие».
Информация, которая выплеснулась с монитора, оглушила и сбила с ног. Как большая стремительная волна. Как цунами. Тут посреди комнаты. Ураган Сабрина. Вера Николаевна понимала, что ни она, ни её ученики не будут жить вечно. Но сейчас – это было, как будто Амир умер прямо сейчас, только что.
И непонятно почему Сабрина не написала про это сразу, а припасла на последок. Обычно о таких вещах говорят в первую очередь. А тут получается что-то типа: «Он оказался подлецом, который не отвечает на сообщения. Да ещё к тому же умер!» Но, вероятно, Сабрина изначально вообще не хотела писать, ни об Амире, ни, тем более, о его смерти. Может быть, не хотела подавать виду, что наводила справки. А теперь разоткровенничалась и бац! Такой вот ужасающий факт.
Характерный звук доставленного сообщения вывел Веру Николаевну из ступора. Нельзя оставлять разговор сейчас, это будет совсем не правильно. И даже жестоко. Соболезнования были слабой стороной Веры Николаевны. Так было всегда. А теперь так вообще хотелось написать что-то типа: «Ну вот, видишь, как его Бог наказал». Нет, ну это совсем лишнее. Надо ответить как-то помягче. Вера Николаевна, вы ведь преподаватель! Взрослая мудрая женщина! Неужели же вам не приходит в голову никакой грандиозной в своей глубине и просветлённости мысли? Что это вообще за бред в стиле маленькой девочки? «Так ему и надо!»
Однако сообщение было вовсе не от Сабрины. Вере Николаевне ответил Амир. А в силу только что открывшихся фактов его биографии, у Веры Николаевны возникло желание ещё раз измерить температуру.
Полтора года назад почивший Амир дружелюбно, со смайликами, написал, что погода в Малайзии, как обычно, жаркая. Ещё он отметил, что скучает по madam и осведомился, как у неё дела и какая сейчас погода в России. «Этому должно быть разумное объяснение», – подумала Вера. Это мог писать злобный фейк. Может быть, он сейчас начнёт зазывать в секту. Или попросит бросить ему денег на карту. Хотя, кто знает, может быть, Сабрина ошибается? Может быть, она, не сумев выйти замуж, вообще сошла с ума? Может быть, у малазийцев так принято?
Прежде всего, нужно проверить версию со злобным фейком.
«Погода у нас отличная – мокрый снег и температура ниже нуля.
Как твоя жизнь? Где работаешь? Ещё помнишь русский язык?»
Амир ответил: «Я скучаю по России. Даже по холоду и, особенно, по снегу. Я работаю врачом в частной клинике здесь в Малайзии».
«Врачом какой специальности?» – справила Вера Николаевна. Это был вопрос с подвохом, потому что она задала его по-русски и потому что Амир, вероятно, должен был его узнать. Потому что невозможно, повторяя что-то миллион тысяч раз, не запомнить это на всю оставшуюся жизнь.
«Я РАБОТАЮ КАРДИОЛОГОМ» – ответил Амир.
«Правильно?» И смайлик.
«Да».
«Видите, до сих пор помню. Вы самый лучший учитель, мадам!»
Русский человек не заметит в вопросе подвоха. Автоматический перевод зачастую бывает грамматически неправильным. Может и есть нормальные программы-переводчики, но Вере Николаевне они как-то не попадались. Мы говорим «папа – врач», «я – студент», и совершенно не задумываемся, почему вдруг во фразах типа «я хочу быть врачом» и «я был студентом» вдруг появляется окончание –ом у слов, обозначающих профессию. Ом – это как звук, звучащий в нирване. Окончание творительного падежа для слов мужского рода (fifth case).
И правда, кто знает, почему так? Я школьник. Но. Я был школьником. Подумайте об этом на досуге.
Похоже, Амир настоящий и вполне себе ныне здравствующий. Ничего особенного, просто Сабрина ошиблась. Была кем-то дезинформирована. Или мало ли что. В любом случае, сейчас Амир вполне открыт для общения.
«Я хотела спросить, – написала Вера Николаевна, – как дела у Сабрины? Вы были так дружны, когда учились у меня. Сейчас общаетесь?»
Амир прочитал сообщение и вышел в офлайн.
*
Дорогая Сабрина. Здравствуй, догораямилая Сабрина! Моя дорогая Сабрина!
Сабрина! А уверена ли ты… А знаешь ли ты наверняка… Не могло ли тут быть ошибки?…
Вера Николаевна пыталась прикинуть на бумаге варианты письма Сабрине. И не достигла большого успеха. Даже на русском. А что уж говорить об английском! Над строчками витал призрак сомнения в здравом рассудке.
Вера Николаевна получила от Сабрины сообщение, но не спешила его просматривать. Вне зависимости от содержания этого послания, в ответ нужно спросить про Амира. Ведь он жив, хоть и не отвечает на сообщения. Как выяснилось, это вполне для него характерно.
Проведя в творческих муках какое-то время, Вера Николаевна вдруг подумала: «Зачем искать окружной путь, когда есть калитка?!» Она зашла на Филфри, открыла диалог с Амиром и нажала на «Print Screen». Несколько нехитрых манипуляций в Paint, чтобы убрать всё ненужное, и дело сделано.
«Если Амир погиб, как объяснить это?» – написала Верна Николаевна и прикрепила картинку.
«Что это?» – спросила Сабрина. – «Когда была эта переписка?»
«Вчера, сразу после того, как ты мне написала о трагедии, я захотела посмотреть его профиль. Потому что он ведь мой ученик, понимаешь. Мне стало грустно. Захотелось увидеть его фото. И тут он вдруг оказался онлайн. И я не утерпела и написала ему, а он ответил».
«Это очень странно», – ответила Сабрина. – «Похоже на какой-то злой розыгрыш. Вот посмотрите». Она отправила ссылку на новостной портал. Язык заметки был не английский и, уж конечно, не русский. «По-малайски», – решила Вера Николаевна. На фото были какие-то искореженные фрагменты автомобиля. Пробежав глазами по тексту заметки, Вера Николаевна увидела имя Амира. Которое там, несомненно, там упоминалось.
Пришлось подвергнуть текст статьи автоматическому переводу. Всё выглядело достоверно. Может, Амир зачем-то инсценировал свою смерть? Например, поссорился не с теми людьми и… А что, и такое бывает.
Тишину напряжённого недоумения прервал звук входящего сообщения. От Амира.
«Здравствуйте, мадам Вера! Извиняюсь, что прервал вчера беседу столь поспешно. У меня были на то причины. Я вынужден сообщить вам неприятную новость. Сабрины больше нет. Она умерла. И для меня это невосполнимая утрата и огромная личная трагедия».
Вера Николаевна сидела, глядя на свет фонаря за окном. Цвета жжёного сахара. So sweet. На фоне такого сладкого света мелькали такие быстрые снежинки. Как сахар, который размешивают в стакане крепкого чая. Вера Николаевна была почти полностью неподвижна. И только дыхание. Люди ошибочно думают, что усилие нужно на вдохе. На самом деле после хорошего выдоха воздух сам наполняет собой лёгкие. Усилие нужно на выдохе. Всё, что нужно для жизни приходит само по себе, причём в избытке. Главное как следует выдохнуть.
«Выдохни», – говорит заведующая кафедрой, когда Вера Николаевна начинает выходить из равновесия. А поводов из него выйти в их университете, что грибов после дождя. «Выдохни», – мысленно приказала себе Вера Николаевна голосом своего начальника.
Сообщение для Амира:
«Я как-то общалась с Сабриной и спросила про тебя. Мне показалось, что она была расстроена, потому что ты прервал с неё общение без причины. Что произошло между вами?»
Амир выдержал паузу, а потом прислал сообщение.
«Мне давно хотелось с кем-то поделиться. Потому что довольно тяжело носить это в себе. Чувствую ли я себя виноватым? Да. Хотел бы я объясниться с Сабриной? Наверное, да. Если бы у меня был выбор прожить всё заново, повторил бы я свои действии? Определённо, нет. Считал ли я, что поступаю правильно тогда? Да, я искренне так считал.
Возможно, для вас мы с Сабриной были только студентами, которые всегда сидят за одной партой. Может быть, вы даже думали, что я сижу с Сабриной ради учёбы. Чтобы помогала с ответами. Но это не так. Возможно, сначала так было. Но уже во втором семестре первого года учёбы я принципиально не заглядывал к ней в тетрадь. Понимаете, мне казалось это признаком слабости. А слабости дорого обходятся, особенно, мужчинам.
Для всех мы с Сабриной были друзьями. Друзьями, которые вместе сидят на уроках. Друзьями, которые вместе ходят в кафе, болтают на переменах, гуляют в парке. Не бывает такой дружбы между парнем и девушкой! Особенно, когда им девятнадцать лет. Чем больше я узнавал Сабрину, тем сильнее влюблялся в неё. Я не знал, отвечает ли она взаимностью на мои чувства. Сейчас я понимаю, что отвечала. Но тогда, мне казалось всё ненадёжным и подозрительным.
На каникулах после первого курса мы разъехались по домам. Я безумно скучал. Каждый день мне хотелось сорваться и поехать в тот город, где жила она. Но я представлял себе реакцию её родителей, если молодой человек типа меня появится у них на пороге. В России всё было просто, а у нас – это был бы скандал. Что-то вроде вторжения вражеской армии. Одним словом, проблема.
Конечно, всё это было решаемо. Можно было договориться о встрече где-то в торговом центре. Встречу можно было обставить, как случайность. У меня был школьный друг. Назовём его, Кайрул Анвар. Он в открытую встречался с девушкой из хорошей малазийской семьи. Они ходили вместе на спортивные матчи, в рестораны, даже ездили на каникулы путешествовать по Европе. Его девушка – Нани – была весёлая и общительная крошка. Ни в чём плохом она не была замечена, хотя хеджаб носила от случая к случаю. Что само по себе говорит о свободе нравов. Поэтому и родители Нани смотрели на такие добрачные отношения снисходительно.