Среди паксов — страница 11 из 55

Я молчу. Зачем встревать? Они и сами неплохо ориентируются, будто бывали там не раз.

Смотрят гостиницы в booking.com. Иногда звучат названия. «Вот этот симпатичный! Пап, бронируй!»

Не вытерпел. Извините, говорю. Не надо его. Он бестолковый, с очень старыми перекрытиями, которые безбожно скрипят. И самому ходить по полу стрёмно, и слушать, как ходят над тобой.

Притихли. Обалдели. Начинаю объяснять, что останавливался там дважды, отель бестолковый, хоть и недорогой. А вот рядом есть даже дешевле, но здание свежее, завтраки приличные, пусть не романтичный старый хипстерский, но для ночёвки гораздо более удобный.

Смотрят: действительно, есть такой отель.

– А вы ещё что про Стамбул знаете?..

Сорок минут на парковке московского торгового центра, куда я их привёз, я кратко излагал, что я знаю про Стамбул, а эти двое задавали новые вопросы.

– Вам, наверное, уже ехать надо?

– Желательно. Извините, надо работать.

– Мы решили не покупать ничего, давайте мы даже из машины выходить не будем, отвезите нас домой, а по дороге про рыбу, пожалуйста, подробнее: как называется та деревня у чёрного моря?..

* * *

– Могли бы и поаккуратнее! – пробурчал пассажир недовольным тоном после проезда лежачего полицейского.

Чёрт. Мы еле плетёмся в пробке и переехали неровность на очень низкой скорости. Я бы сказал, излишне деликатно. И тут вдруг такое.

– Извините, я старался проехать как можно аккуратнее.

Говорю это совершенно нейтральным тоном: нет никакого желания развивать дискуссию. Но пакс не унимается:

– Никита, вот я же с вами нормальным тоном говорю, верно?

Я совсем обалдел: что происходит?

– Да и я с вами, вроде бы нормальным, нет?..

И тут почти уже крик в ответ:

– Вы этот принтер ломаете третий раз! Я сколько раз говорил, Никита: не умеете менять картридж – не лезьте. Умоляю, не лезьте в технику руками, понимаете?! Как вам ещё объяснять, скажите? Мы вынуждены ремонтировать принтер каждый раз, когда вы, а не кто-то другой, меняет в нём картриджи!

Оборачиваюсь – человек в наушниках принял звонок по телефону.

Отлегло.

* * *

– Евгений Константинович, здравия желаю! Это Николай Петрович. У меня просьба. Личная. Отпустите домой на пару дней. До четверга. Хотя бы до среды. Умоляю. Там жена… Ноет уже. Да. До четверга желательно. Почему, мы всё согласно приказу… выполним. Обещаю. Очень прошу. По-человечески. Пожалуйста. Отнеситесь, так сказать. До понедельника очень рано. Можно во вторник хотя бы? Спасибо! Спасибо огромное. Спасибо. Во вторник утром как штык, как говорится. К девяти. Спасибо. Так точно. Я понял. Есть. Голубчик! Голубчик! Таксист! Поменяйте адрес, пожалуйста, нам во Внуково, хорошо? Спасибо. Алё! Да, Елена Вячеславовна. Я на второй линии был, извините. Нет, не получится. Срочно улетаю в командировку. Помните, я же говорил вам. Законтрактировать надо там всё. Вот сейчас уже мчу в аэропорт. Так я не могу, это же приказ. Ехал к вам и прямо сейчас вот… Позвонил командир. Даже собраться не дал, дуй в аэропорт, говорит, уже билеты куплены. Бизнесом. Я даже без зубной щётки. Это служба, поймите. Я вернусь в понедельник и наберу сразу же. Пока мне не звоните. Там переговоры без телефонов, мы же сдаём на входе, всё не просто так. Да, моя дорогая, я бы рад, но сами понимаете. У меня второй звоночек, извините. Да, Машенька. Как дети? Не мог ответить, командир был на линии. Завал, как обычно, что, ты не знаешь?.. С каникулами пролёт. Я наберу позже, у меня вторая линия. Алё! Сергей Игнатьевич, ёб твою мать, как это – кабан триста кило? Вы чем его кормили?! Сфоткай мне его до забоя. Я прям не верю. Спасибо, не смогу. Пост же сейчас. После третьего января. Ты забивать будешь? Ну молодец. Игнатьич, не могу говорить, мчу в аэропорт, командировка, надо с документами поработать, обнял. На созвоне. Алё! Пётр Евгеньевич? Петя, чего купить по дороге? Я сейчас рву во Внково и прыгаю в самолёт. Буду в полночь. Да я сам не ожидал: командир говорит, езжай домой, лечись, уволил до вторника. Силой выпихнул. Я ему говорю, у меня по продовольствию до сих пор не решены вопросы, а он упёрся рогом: езжай домой, лечись. Дела подождут. Евгенич, что взять по дороге? Это не успею, это вы сами. Нарезочку? Карбонад, понял. Короче, ждите, я на форсаже!

* * *

– Лихо вы с водичкой. По-свойски.

Пассажирка произнесла это негромким голосом гувернантки, заставшей врасплох тырящего конфеты мальчугана.

Я посмотрел в зеркало, приподняв правую бровь.

В тот момент я отпивал глоток из бутылочки с водой, которую ставлю и себе тоже: так я решил проблему, о которой писал ранее (чтобы паксы понимали, что это не вода, забытая предыдущими, а вода – для них): теперь они видят бутылочку и у себя в подлокотнике, и у водителя.

И вот я прикладываюсь к своей – и слышу сзади про то, что я «лихо» и «по-свойски».

– Что вы имеете в виду, простите?

– Вода же для пассажиров куплена, верно? Не для водителя.

Ты ж моя хорошая. Ты моя яхонтовая. Вот оно что…

– Я эту воду покупаю и для пассажиров, и для себя. Если вы не против…

– Вы мне будете рассказывать, кто и для кого её покупает?! – ответила дама и отвернулась в окно, настолько ей было противно продолжать этот разговор с мелким жуликом вроде меня.

* * *

В августе это ещё работало, сейчас уже эффекта почти нет…

Тогда можно было остановиться, выключить таксометр, заглушить мотор, приоткрыть окошко, дав горячему воздуху ворваться в салон, включить турецкую попсу, закрыть глаза, закурить… и минут на десять окунуться в воспоминания о Стамбуле.

Теперь, с работающей печкой и ледяным воздухом – не тот эффект. Почему-то я редко рулил в Стамбуле зимой.

Все последние месяцы главная борьба с самим собой была в том, чтобы не бросить машину где-нибудь в порту и не рвануть на ближайший рейс. Чтобы хоть на несколько часов. Сесть, заказать чаю, подставить морду солнцу, закурить… И слушать звуки те, очень особенные, стамбульские, с криками дурных чаек, сигналами водителей, скрипом колёс тележек, криками продавцов.

Но сборничек турецкой попсы у меня под рукой.

* * *

– Ромочка, это Жора, привет! Как она? Жизнь, в смысле. Нет, нет, без подробностей, умоляю, я для проформы спросил. Слушай, помнишь клиента, которого ты мне год назад подогнал? Да, да, его. Он всю дорогу охал и ахал: «Парни, это гениально, я с вами не расплачусь!..» И что ты думаешь? Пацан сказал – пацан сделал. Он до сих пор не расплатился!..

* * *

– Боже, как мило! Мамочки, это прекрасно! Спасибо! Я их обожаю! Спасибо! Я сейчас расплачусь от счастья! – голосила пассажирка на заднем сиденье и, казалось, действительно сейчас заплачет от счастья.

А я всего-то вручил ей киндер-сюрприз. Шоколадное, извините, яйцо. Просто ехать было далеко, я не успевал все последние промежутки между заказами заскочить на заправку, а куда успел – не заправился: пересменок.

И вот выехал с ней и понимаю, что доедем, скорее всего, но дальше то как?.. Спросил, не против ли она, что мы заедем быстро на заправку и плеснём в пустой бак хотя бы литров десять. Ну а на заправке купил ей детскую шоколадку в виде комплимента за неудобства – что вызывало бурную реакцию.

Как же мало иногда надо женщине, чтобы почувствовать себя счастливой.

* * *

– Была я у них на собеседовании, Лен. Да ничё!.. Походу, у них там всё через постель. Нет, так прямо не говорили. Но вопросики такие, знаешь… «Какой у вас опыт? В каких программах умеете работать?» Сходу начали меня дурой выставлять. А для чего, спрашивается? Только чтобы уложить! Что я, дура – и не понимаю?..

* * *

– Гриша, я на такси, еду на маникюр. Машину оставила на сервисе. Сказали, что надо делать этот… Развод-схождение… Я не знаю, зачем, позвони им и спроси сам. Почему вообще девушка должна заниматься этими вопросами?! Оплачивать – этого мало! Я не умею готовить, и ты прекрасно об этом знаешь. Давай не будем об этом опять. После маникюра я встречаюсь с девочками. В Атриуме. Нет, мы в прошлый раз встречались в Европейском. Да, разные магазины. Я купила всего лишь пальто. Нет, оно хорошее, но я в нём мёрзну. Я не всегда в машине. Я вот сейчас в такси. Потому что делают развод-схождение.

* * *

– Я у подъезда номер два, с тростью, поможете сесть в машину? – Пассажир позвонил мне сразу после того, как я принял заказ.

Едем в подмосковную общагу. Незрячий мальчишка просит сделать потеплее в салоне: замёрз, стоя на улице.

– Пока ждал машину, окоченел… Ваша была шестая. Пять предыдущих не приехали.

Я уже не первый раз слышу эту интонацию и вижу горькую улыбку на лицах тех, кто рассказывает мне подобные вещи. Эти люди, борющиеся с внешним миром, совершенно не озлоблены, не жалуются, они уже привыкли.

– Давай на ты, хорошо? – Он кивнул в ответ, – Ты звонил водителям и говорил про трость? И после этого не приезжали?

– Да. Не хотят возиться, походу. Мне трудно сесть в машину самому. Всё, что движется в этом мире, очень трудное, понимаешь? Я знаю, где моя лестница и дверь в общаге. Они же всегда на одном месте. А машина подъезжает, и я слышу мотор, угадываю, где у неё перед, а где зад…

– Как угадываешь?

– Звук же разный. – Пацан улыбается. – Выхлопная труба с одной стороны, двигатель с другой. Это очень легко услышать. Но всё равно неудобно, вдруг это не такси. Я иногда пугал людей, когда лез в чужие машины…

Всю дорогу я расспрашивал его, как это – жить в мире, где есть только звуки и трость? Я жутко неловко поначалу себя чувствовал, мне не хотелось быть бестактным. Но потом понял, что всё наоборот: нужно обязательно узнавать эти вещи. Нужно говорить с ними об этом. Нужно уметь правильно помогать или, зачастую, не мешать. Им очень многое мешает, к сожалению. А мы этого даже не понимаем.