Я улыбнулся в ответ. Мне захотелось его обнять.
– Что они кладут в эти чемоданы, не знаете? – Отец семейства вручил мне сначала свой чемодан, большой, но лёгкий, а затем два поменьше, но весьма увесистые, забрав их у жены и дочери.
Женская фракция разместилась сзади, мы с саркастически настроенным главой – впереди.
– Говорю им: не берите вы эти бутылки с собой. Что мы, не купим на месте шампунь? Или крем от загара? Купим. Нет, всё тащат с собой.
– Витя! – не выдержала супруга, – Прекрати! Это не шампунь. Это бальзам.
– Это перевес! Мы чартером летим! Там следят, учти! На себе бальзам повезёшь. Намажешь прямо на таможне. У вас есть радио «Ретро-джаз»? Нет? А какое есть? А это что играет? Радио? Нет? А что? А-а-а, вижу, телефон. Яндекс-музыка? Нет? А что? Эппл? Ну это почти то же самое. Лена! Вы мои ласты взяли? Нет? Я же просил, возьмите ласты. Умею я плавать! С ластами тем более. Ну и что, нам теперь разворачиваться? Я за эти путёвки столько платил, чтобы без ласт плавать? Водитель, остановите, пожалуйста. Вон там остановите. Я скину… Что? Да не орите вы! Куртку скину! Жарко в машине. Нет, не надо делать попрохладнее. Я лучше скину. Вот так. Положите там сзади. Так лучше. И давайте ещё погромче сделаем. Нет, не музыку, печку! Посильнее. А музыку можно послабее. Потише. Не орите там сзади! А зачем мы так поехали?! Какая пробка? Нет, не спешим, у нас вылет в полночь. А можно как-то объехать эту пробку? Не так, как вы поехали, а по-другому. Нет? Ну хорошо. Мы всё равно успеваем. Если нас не развернут на таможне: вы видели, сколько весят их чемоданы?!
– Так. Мне только нужно докраситься. Подождёте?
Афродита с пассажиркой стоит перед импозантным рестораном. Мы приехали, я завершил заказ и на экране мобильника уже новый, и вдруг такой поворот. Девушка покопалась в сумочке и достала тушь.
Это было совсем некстати. До следующего заказа девять минут, но ехать туда все восемь, запаса по времени совсем нет.
– Простите, а сколько вы планируете примерно?.. Меня ждёт следующий пассажир, было бы не очень здорово опаздывать.
– Ну а сколько обычно глаза красят? Я не знаю… – Девушка была абсолютно обескуражена моим вопросом. Очевидно, этот процесс она никогда не измеряла в минутах.
– Я на спор взялся бы секунд за сорок! – ляпнул я и вдруг понял, что уже второй раз рискую быть воспринятым как хамящий водитель.
Дело в том, что минутами ранее, когда мы переезжали неровности на железнодорожном переезде, пассажирка произнесла что-то вроде «Почему ваша машина так тихо и мягко тут едет, а мой лендркрузер трясётся и громыхает?», а я ответил «У вас неподрессоренные массы большие, вернее соотношение подрессоренных и неподрессоренных».
– Что не так с моими массами? – обиженно воскликнула пассажирка.
Чувствую, будет единица.
– Куда вам тут четыре вешать? Здесь два еле поместятся!
Два опытных электрика пытаются закрепить светодиодный светильник на потолке таксистской забегаловки с шаурмой.
– Вить, держи вон там!
– Где?!
– Где-где, тебе ответить?! Вот там. Отвёрткой двигай. Стой. Блядь. Не те саморезы. Тебе от нового нужны, а это от старого. Где здесь распаячная коробка? Блядь! Током бьёт!
Напарник ворчит:
– Надо выше лестницу. Говорил, бери выше лестницу. Хватай палку. Она диэлектрик. Палкой прижимай. Вот так. Чувствуешь, не по резьбе закрутился? Вот как я тебе буду закручивать теперь? Тут фаза или ноль?! Блядь! Фаза!
Узбек на шаурме с восхищением наблюдает за процессом.
– Мы четыре не повесим. Тут негде. Видишь? Места нет. Темно не будет, не бзди!
Узбек кивает.
– Вить, тут уже какой вольтаж, не помнишь? Ты же делал год назад. Если мы отсюдова возьмём, заработает? Как это – не знаю? Ты электрик или хуй собачий? – язвительно возражал второй покоритель электронов.
Щелчок выключателя. Светильник не загорается.
Мужики вытирают вспотевшие лбы. Версий, почему не горит, на лицах не наблюдается.
– Короче, давай завтра доделывать. Я уже не соображаю. Позвонили бы сразу, сказали «четыре светильника». А то – «светильники повесить». А сколько не уточнили. Да и саморезов больше нет. Мы на сегодня закончили, завтра доделаем! А почём у тебя шаурма, кстати?
– В машину невозможно сесть, такая грязь везде! – прошипела сквозь зубы дама в норковой шубе.
Я вытаращился на пассажирку. Мы с Фросей выехали с мойки минут пятнадцать назад и успели сделать только один заказ и тот без пассажира: со мной передали коробку на соседнюю улицу. То есть коврики девственно чистые, а кузов – как было бы написано в отчёте Яндекса для таксиста, «входит в 3 % самых чистых машин в городе».
Я начал вяло оправдываться:
– Помилуйте, это второй заказ после мойки!
Женщина посмотрела на меня колючими глазами.
– Да, да, знаю. «Ты у меня второй». Поехали уже. Я опаздываю.
– Вы успели? Успели?
Стремительно запрыгнувший в машину японец интересуется на русском, успел ли я.
– Я стараться быстро-быстро. Чтобы не был штраф!
Глаза его сияют от восторга. Он действительно был быстр и ловок, хоть в этом не было большой нужды: точка в заказе аккурат на автобусной остановке, там я могу останавливаться вальяжно.
Объясняю ему особенности российских ПДД и камер, японец несколько раз вскрикивает «О!», а потом снова восторженно улыбается: мол, теперь понял, спасибо, теперь знаю, как правильно заказывать такси!
Пока ехали в Сокольники, болтали. Оказалось, он глава восточноевропейского представительства крупной японской компании. Уже несколько месяцев. Учит русский язык. Обожает Москву.
Когда мы подъехали к парку, он внимательно посмотрел на дорожные знаки и разметку вокруг и, убедившись в том, что мы остановились правильно, искренне поблагодарил, пожелал много всего – и выпрыгнул.
– Месье, же не манж па сис жур! – произнёс я неестественно бодрым тоном. Таким в детстве приходилось кричать в микрофон «В эфире “Пионерская зорька”!».
Пассажиры замерли в недоумении, а затем попрощались и вышли, ничего мне не ответив.
С самого начала с этой поездкой всё пошло наперкосяк.
Во-первых, заказ прилетел в спину, то есть, когда я уже проехал поворот, который был бы полезен для подачи. Пришлось крутиться по переулкам, теряя драгоценное время.
А дальше ещё хуже. Объясняю по порядку.
Дело в том, что я уже второй день слушаю плейлист ZAZ – славной французской девочки. Уже до дыр, наверное, раз двадцать прогнал его. А оторваться не могу.
И вот, садятся ко мне на Армянском трое. Высоченный лысый дядька и две тётеньки. Разговаривают по-французски. Ага, французы. Ну здрасьте, думаю. Отвезу их на Бородинскую панораму. Ах нет, нам на Пречистенскую набережную. Ну и ладно. Завтра сами сгоняют, думаю.
А из магнитофона – та самая ZAZ. Ле лон де ля рут. Длинная поездка, как написали бы в таксометре.
Паксы поджали губы и затихли. Я на чистом английском: здрасьте, добрый вечер, отличная погода, туда-то едем? Они кивают. Туда.
Всю дорогу они опасливо поглядывали на табло, где одно название композиции сменялось другим. И все, как вы догадываетесь, французские.
Вид у всех троих был будто бы напряжённо-обиженный таким примитивным подхалимажем. Я почувствовал себя торговцем папирусами в Хургаде, который, заслышав русскую речь, врубает песню «Братва, не стреляйте друг друга». На секунду я даже подумал, не сменить ли пластинку? У меня же есть специальный, для такси, плейлист. Но решил не суетиться. В конце концов, какого чёрта?!
У пиццерии высокий лысый француз не выдержал и спросил:
– Parlez-vous français?
Что я мог им ответить?!
– Я вчера пятьдесят два ресторана обзвонила. Весь день рабочий на телефоне висела. И нигде мест не было, представляете? Пришлось отмечать в «ДоДо Пицца».
– Отмечать День влюблённых?
– Конечно.
– Надо было заранее…
– Заранее я не знала. Я с ним вчера утром познакомилась. Он канцелярию привёз, а я принимала.
Больше всего на свете я люблю возить чиновниц министерства культуры.
Как увижу в заказе адрес Большой Гнездниковский, 6 – немедленно возбуждаюсь.
Нелепая дорогая шуба, невообразимый по тяжести парфюм, «выключите радио» вместо «здравствуйте».
Ничего, ничего. Поехали.
Чиновницы минкульта без перерыва разговаривают по телефону. Обсуждают войны департаментов. Назначения секретарей – замминистрами. Трудности коммуникации с фондами:
– Лен, эти из Фонда кино, они как вообще разговаривают? Что за тон, блядь? Что за манеры? Типа мы, Лен, нихуя в кино не понимаем, блядь. Только они понимают. У них, блядь, кино – над искусством, блядь! Типа вы в искусстве, а мы – над искусством, блядь, представляешь?
Я хотел уточнить, что это была за Лена, но было неловко встревать.
– Что вы делаете? Зачем? Постойте. Так не получится. Перестаньте, я не шучу!
Мне пришлось перейти почти на крик. Пассажирка, не обращая внимание на мои вопли, тянет подголовник переднего пассажирского кресла вверх.
Тот упёрся в крышу и дальше предсказуемо не идёт. Крыша у Афродиты – из прочной стали, что вы хотели.
– Мне надо его снять! Помогите мне! – кряхтит девушка, прикладывая неженские усилия, судя по скрипу сиденья и обивки потолка.
Я спешно прижался к обочине и перевёл рычаг в паркинг. Девушка продолжала остервенело дезинтегрировать салон Фроси.
– Он мне мешает. Я за ним не вижу дороги. Мне надо видеть дорогу! Наклоните сиденье, вы что не видите, у меня так не получается!
Я растерялся. Она искренне считала, что в этом вопросе мы будем союзниками и я ей помогу?
Через полторы минуты я убедил её в том, что подголовник должен остаться на своём месте, что на дорогу нечего смотреть – одна грязь да стоп-сигналы и что ломать чужое – нельзя.