Мужчина сидит спереди и любовно поглаживает торпедо Афродиты.
– Кореечка. Кореяночка. Я же, между прочим, такую же себе купил. Сонаточку. Кореечку. Что? Нет, не жёлтую, конечно. Мокрый асфальт. Елена Станиславовна, вы слышали что-то про закупку каких-то станков в кабинет труда? Представляете, они миллионов семь на эти станки… Не знаю, табуретки они теперь не умеют без станков сколачивать. Какой? А леший его знает. С числительно-программным управлением. Они сами выбирают, мы в этих вопросах, как вы понимаете… А почему у вас экран такой маленький?
Пассажир пухлым пальцем водил по дисплею магнитолы, оставляя на нём жирный след.
– У вас, наверное, комплектация бедненькая? Да, я вижу, и тут не все кнопочки задействованы. И парктроника нет? И сзади не дует, наверное? Елена Станиславовна, у меня-то с парктроником и сзади дует. Нет, не станок. Соната. Кореечка. И с камерой заднего вида. В той школе вообще чёрт-те что творится. Там преподаватель ОБЖ в прошлом году в учительской станок швейный поставил. Рули перетягивать. Что значит – какие? Автомобильные. Кожу перешивать. И у него детки рули перетягивают после занятий. Типа, кооператив. Конечно, мы ему так и сказали: сядешь. Но деткам нравится. Я ездил, своими глазами видел. Они даже шов как на Вольво умеют делать, представляете? Не отличишь. Вольво – самый трудный шов. Но у них такая машинка, она сможет и как на Вольво. Нет, не станок. Станок они ставят в кабинет труда. Понятия не имею, что будут делать. Нет, не рули. Рули это в учительской. Там преподаватель очень талантливый. У него прямо мешок с кожей валяется: бери, делай. Ну и рули здесь же. Деткам очень нравится. Водитель, вы руль не хотите перетянуть?..
Таксист должен держать ухо востро. Всегда должен быть начеку. А не как некоторые… В смысле, не как я.
Везу пассажирку в далёкий подмосковный СНТ у чёрта на рогах. Слушаю целый час истории про сына-отличника, который, умница, едет на днях в Крым на какие-то не то сборы по гребле, не то олимпиаду по музыке… А там, в Крыму, добавляет пассажирка, наши симки Теле2 не работают. А мы пользуем Теле2 не потому, что их сильно любим, а просто потому, что другие операторы в нашей глуши не работают. Где бы, добавляет, сим карту купить для сына?
И я вместо того, чтобы догадаться об ожидающей меня засаде, начинаю разглядывать карту местности, прикидывая, купим ли мы по дороге ту самую симку.
И лишь пробравшись к дому по узкой грунтовой дороге, обратил наконец внимание на алую надпись «нет интернета» на экране таксометра. Бинго! Как будем завершать заказ без связи? Баран.
Дело в том, что заказ безналичный, с оплатой по карте, недешёвый. Если просто высадить пассажира и поехать искать связь, получится, что завершён он не в том месте, где должен был. И сервис может пересчитать стоимость, пассажир попадёт на деньги, а водитель – на справедливую модерацию и долгое ожидание оплаты после разбирательства.
На такой случай есть некий номер телефона: можно позвонить по нему с зарегистрирванного в таксометре номера и завершить заказ через робота. Но номера этого у меня, естественно, нет. А чтобы его найти, нужен тот самый интернет.
Я помог даме достать пакеты из багажника, достал оба мобильника из салона и стал расхаживать вокруг Афродиты, поднимая телефоны как можно выше, в надежде, что они подхватят радиоволну.
Пассажирка меж тем не спешила с пакетами в дом, а почему-то достала пудреницу и стала красить губы.
– Дома есть вайфай, идёмте! Я, правда, пароля не помню, но могу позвонить сыну, он как раз не дома. Он у сестры моей, до вторника…
Я бурчал под нос благодарности, но предложение не принимал: некогда мне, извините, месяц заканчивается, показатели слабые…
Айфон, если держать его высоко над головой в левой руке как факел, соединялся с БиЛайном. Я включил на нём раздачу интернета, а Яндекс телефон с таксометром держал как скрижаль в правой руке, ожидая, когда байты наконец начнут свой бег. Постояв в позе вдовы Исаака Зингера пару минут, я услышал из таксометра победное прощание и просьбу к пассажиру оценить поездку.
– Может быть, вы хотите попить? – робко продолжала дама.
– Нет, спасибо огромное! Правда, надо бежать!
– А может, вы хотите в туалет? В доме есть туалет. Заходите, не стесняйтесь.
Мне стало совсем неловко. Я не понимал, как продолжать отказываться. Хамить или ворчать было совершенно неправильно, вежливые же отказы как будто провоцировали новые попытки. Милая барышня, лет примерно сорока пяти, вероятно была в абсолютном отчаянии. Обижать, делать больно – нельзя. Но и помочь ничем – тоже не могу.
Я снова поблагодарил её за любезность, попрощался и прыгнул в Афродиту.
– Я всегда очень внимательно обратную связь… Обязательно, Виктор Валентинович. Я – всегда. Если дают обратную связь. Да, фидбек. От коллег, да. Я понимаю. Да. Командная. Я правда понимаю. Важно. Я согласен. Конечно, не всегда ты видишь себя со стороны… Безусловно. Я услышал, Виктор Валентинович. Я не отношусь наплевательски, что вы. Я и тогда услышал, и сейчас. Уверяю вас. Нет, конечно. Но просто они звонят и заявляют: «Олег, ты заебал уже так делать!».
– Как училка? Норм? Симпатичная?
Папаша везёт первоклассника из школы. Ребёнок навит и выглажен, как манекен в Детском Мире. При этом слегка молчалив и подавлен, как будто пребывает в гипнотическом трансе.
– Не знаю…
– Как это, не знаю. Сынок. Ты уже взрослый. А говоришь, «не знаю». Это надо знать. Тебе с ней теперь… четыре года куковать. А девочки в классе симпатичные есть? Уже влюбился в кого-нибудь?
– Нет.
– Что нет, сынок? Нет симпатичных или не влюбился?
– Пап, давай в Макдоналдс заедем…
– А посадили тебя за какую парту? С кем сидишь? С девочкой?
– Вы не помните, хвоя в пять, а хрен – в семь? Или наоборот?
Я давно уже научился не вздрагивать от неожиданных вопросов. Не вздрогнул и в этот раз.
– Нет, постойте, – продолжал пассажир, – в семь же вообще отменили. Осталось только в пять.
Я молча поглядывал в зеркало.
– Сейчас нужно приезжать или утром, или в пять. Чтобы пар был.
Ах вот оно что. Мы ехали в Сандуны. Пар. Там дают какой-то пар. И к этому пару устремляются любители бани.
– Так, а нам сколько туда ехать?
– Сорок две минуты.
– А сейчас сколько?
– Ровно шесть.
– То есть, во сколько мы там будем примерно?
– В шесть сорок две.
– А можем поднажать? Мне бы пар застать. Я только не помню, хрен или хвоя…
– К пару мы не успели. Его дали час назад. В пять.
Пассажир смотрел на свои часы, пытаясь понять, упускает ли он пар с хвоей или хреном.
– Ну и хрен с ним! Я же не последний раз, в конце концов. Но вы всё равно поднажмите. Вдруг, успеем?
– Вы знаете, е38 это, пожалуй, вообще лучшая их машина!
Их – это БМВ. Мы болтаем с пассажиром об автомобилях: обычное брюзжание старых пердунов о том, как «раньше умели делать».
Пакс продолжает рассказывать мне о своей двадцатилетней е38, которую он фанатично довёл до состояния чуть ли не новой и предпочитает её имеющейся в хозяйстве семёрке последнего поколения за какие-то сумасшедшие девять миллионов рублей.
– Этот кузов… Я даже не знаю, с чем сравнить… Он абсолютно красив. Понимаете?
Я кивнул и ответил:
– Его можно сравнить с Беллуччи. Когда ей было уже за сорок.
Пакс помолчал секунд десять и ошарашенно произнёс:
– Точно!.. А я думал… Кого же она мне… Я позвоню жене, подождите. Она тоже обожает Монику. И нашу семёрку старую. Лена! Лена! Ты слышишь меня? Знаешь, с чем можно сравнить нашу БМВ?
– Э-э-э-э-э?!
Это было такое типичное среднеазиатское «э-э-э», которое начинается с низкой ноты, а потом стремительно нарастает по частоте – до высокой. Мальчишка, протирающий салон после дезинфекции, уставился на карточку водителя с фотографией и именем и стал сверкать глазами в мою сторону.
– Вы откуда? Почему Садыков?
Я рассказал ему про мужскую линию, про Самарканд и Душанбе, про прадеда, деда и отца. Мойщика зовут Хашим – как и моего дедушку.
– Вы очень неудобно сделали! – сетует Хашим. – Так неудобно сделали! Почему раньше не сказали?
Я на эту мойку заезжаю довольно часто, но делаю там только дезинфекцию салона, так что общение с ребятами на ней – стремительное, короткое. В лицо знаю многих, но никогда не болтал ни с кем.
– И как теперь? – Хашим растерянно разводит руками.
Я улыбаюсь в ответ: как теперь – что?
– Я теперь не могу деньги взять. С земляка не могу. А вы по карте платили? Не надо было. Зачем платили? Надо сразу сказать, что вы земляк! Как пришли, сразу сказать. – Хашим перешёл на шёпот, выразительно делая акцент на «сразу».
Ситуация безвыходная: машина чистая, дезинфекция оплачена заранее по безналу.
– Хашим, мне нужна твоя помощь. Есть проблема, может быть, ты мне сможешь помочь? Надо хорошо протереть лобовое. Там разводы. Никто не может хорошо протереть. Всегда есть разводы. Сделаешь? Но только я заплачу.
Мальчишка скрылся в подсобке с криками «как земляку скидка сделаю», а потом минут пятнадцать старательно тёр лобовое изнутри бумажными полотенцами. Деньги взял после боя и моего строгого напоминания, что договаривались с оплатой, но со скидкой.
Моя дезинфекция, вместо трёх минут, растянулась на все двадцать, но выехал с мойки я ужасно довольный и, взглянув на мир через сияющее лобовое, нажал на кнопку «на линию».
– Я сдала машину в дитейлинг. Надо всё там почистить. Третий день на такси. Водители – просто какой-то ужас. Машины – просто какой-то ужас. Всем тоже нужен дитейлинг. Я так не могу. Мне надо уехать куда-нибудь в Турцию. Там есть приличные отели. Но ехать туда в таком виде тоже нельзя. Мне тоже нужен дитейлинг по-хорошему.