Марта села на пол и прислонилась к краю дивана.
– Я думаю, они больше не целуются.
– Кто?
– Папа и Эмма.
– О-о. Что ж, золотце, люди не все свое время тратят на поцелуи, знаешь ли.
Марта обернулась и легла щекой на диванную подушку. Она-то надеялась, что тетя Рут знает, что делать.
– Папа больше не улыбается. А Эмма подолгу смотрит в окно.
– Господи, Марта, неужто ты все вокруг высматриваешь?
– Разве ты не видишь? Эмма скоро уедет.
– Эмма не уедет. Она шьет балетные костюмы для вас к кануну Дня всех святых. Бедняжка ничего не умеет шить, кроме всяких пустяков, но она не сдается. Думаю, на праздник вы наденете еще те причудливые башмаки.
Марта не желала говорить о своих балетных туфельках. Она жаждала помощи.
– До праздника еще далеко. Возможно, она шьет костюмы теперь, чтобы поскорее уехать.
Тетя Рут опустила рукоделие на колени и издала один из своих глубоких, выразительных вздохов.
– Марта, у тебя глаза скоро состарятся.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что твои глаза слишком много видят. Если Эмма захочет уехать, то мы ничего с этим не сможем поделать. А если твой папа хотел бы побольше времени целоваться и поменьше работать, что ж, он так бы и поступал.
– Они бы целовались, если б были наедине. Как это было в тот раз.
– Они не могут быть наедине, когда под ногами три ребенка и старая женщина. – Рут нахмурилась и уставилась в телевизор на «Колесо Фортуны». – Ого, черт возьми! Одна из тех новеньких головоломок.
– Мой учитель говорит, что если сейчас пойти по руслу реки, то можно наткнуться на кое-что занятное.
– Ну и при чем тут поцелуи?
Марта пожала плечами.
– Мы могли бы все вместе пойти на прогулку. Готова спорить, Эмма никогда в жизни не находила наконечников стрел или костей динозавра.
– И что?
– Папа тоже мог бы пойти.
А уж она найдет способ, как сделать, чтобы Мел и Макки не докучали им. Папа и Эмма будут наедине. Они поцелуются. И папа опять будет улыбаться, а глаза у Эммы перестанут быть опухшими и красными.
– Хорошо, – согласилась тетя Рут, притягивая к себе мешочек с пряжей. – У тебя уже, как я догадываюсь, есть план. Если ты не против, я останусь здесь на диване и продолжу вязать.
– Хорошая мысль, – одобрила Марта. – Пойду Скажу Эмме, что завтра мы устраиваем пикник.
– А где она?
– По-моему, купает в ванной Мел.
– Надеюсь, она не пропустит «Риск», – сказала тетя Руг. – Мы всегда вместе чаевничаем и соревнуемся, кто даст наиболее правильный ответ.
Марта сорвалась с дивана и кинулась наверх. Эмме понравятся поиски сокровищ.
– Держите Макки за руки, – предупредила Эмма старших девочек. – И не угодите в грязь.
Они понеслись вперед, их смех плыл в прохладном дневном воздухе. Мэтт не знал, как все это поручилось, однако он и в самом деле не был против того, чтобы провести субботний день, гуляя вдоль русла высохшей реки. Особенно когда рядом Эмма и с ней даже можно перекинуться словом. Если она угодит в яму, то ей придется звать на помощь. Нет, он вовсе не хотел, чтобы при падении она подвернула ногу или что-то вроде того, однако в этом случае, черт возьми, она вынуждена будет с ним заговорить. Она не сказала ему ни полслова почти за две недели, только спрашивала: «Хочешь еще кофе или мне выплеснуть его?» – или: «Передай, пожалуйста, помидоры».
Он пытался с ней поговорить, а она пыталась притвориться, будто его не существует. Он мучительно раздумывал, что ему предпринять, чтобы расшевелить ее.
– Мой отец часто здесь останавливался и искал наконечники стрел вдоль этой реки, – сказал Мэтт, надеясь, что Эмма скажет что-то в ответ. Хоть что-нибудь.
– Находил?
Начало положено. Мэтт сделал глубокий вдох и постарался ничего не напортить:
– Да. Кое-что. Сотни лет назад в этих местах селились люди. И некий профессор археологии просит разрешения на поиски костей динозавра.
– Именно об этом мне рассказывала Марта, – промолвила Эмма, – но я по-настоящему не знала, верить ей или нет.
– Она была в Моррилл-Холле и видела там в университете динозавров. Поиски ископаемых костей лучше проводить, однако, в начале ноября, пока не ударили заморозки.
Мэтт бросил палку псу, которого, по настоянию детей, они взяли с собой. Мэтт не возражал: старому псу не мешало поупражняться, особенно после того, как в четверг Эмма безуспешно пыталась приготовить бефстроганов. – Как по-твоему, что мы найдем?
– Возможно, осколки фаянсовой посуды первопоселенцев, возможно, старые кости. – Собака прибежала, тяжело дыша, и опустила к ногам Мэтта палку. – Возможно, ничего.
– О, они что-нибудь отыщут, – заверила Эмма. – Красивые камушки или яркие листья. Девочки горазды на такое.
– Наконец ты со мною заговорила, – сказал Мэтт, бросая палку вновь. На безоблачном небе появилась широкая радуга, и собака возбужденно залаяла. – Я ценю это. Это означает, что ты готова принять мои извинения?
– Я в самом деле не хочу…
– … говорить об этом, – закончил Мэтт за нее. Он остановился и повернулся к ней лицом: – Но мы уже говорим об этом. Сейчас. Мы занимались любовью две недели назад, Эмма.
– Ты это так называешь? Я думала, это называется «заниматься сексом».
Он взял ее за руку, когда она стала удаляться от него.
– Мы занимались любовью, Эмма. И это было что-то особое. Я никогда не хотел причинить тебе боль. – Он наклонился и коснулся губами ее губ.
– Не надо, – сказала она, однако глаза ее говорили об ином. – Могут увидеть девочки.
– Они слишком заняты разглядыванием камней. – Мэтт улыбнулся. – Я прощен?
Эмма не расщедрилась на ответную улыбку.
Хотя минуло тринадцать дней, но при каждом взгляде на нее он сразу вспоминал о том, что был внутри ее тела. Вспоминал о ее коже и о том, как тесно было ее лоно. Всякий раз, как он заходил в сарай, у него перехватывало дыхание. И всякий раз он твердил себе, что не дело так зацикливаться на Эмме, что свет клином на ней не сошелся. Она – женщина из города, она здесь только на время, она ему не подходит. Но вопреки всему он стоял сейчас перед ней и жаждал вновь ее поцеловать, а единственное, чего опасался, – последствий.
– По-моему, нам надо просто держаться подальше друг от друга. – Однако она позволила ему взять ее под руку и повести вдоль русла реки. – До сих пор, как мне кажется, это действовало очень хорошо.
– А я думаю, нам следует пойти пообедать в ресторан, – воспротивился он. – Только ты и я. Тебе, должно быть, надоело готовить.
Она слабо улыбнулась:
– А тебе, должно быть, надоело есть мою стряпню?
– Любимая, этот пес и я съедаем все, что бы ты ни сготовила.
Сорроу отскочил назад и весело забегал вокруг них.
– Ты приглашаешь меня на свидание?
Он проглотил комок в горле и понадеялся, что его ответ будет правильным:
– Да, думаю, самое время. Ты согласна?
– Папа! – Мелисса неслась к ним навстречу с чем-то в руках. – Посмотри, что я нашла! – (Эмма выдернула руку из руки Мэтта.) – Но я не знаю, что это. – И девочка выронила какой-то предмет. – Что это?
Это был осколок кости. Находка помешала ему услышать ответ Эммы на приглашение о совместном обеде. Мэтт с интересом разглядывал кость.
– Я бы сказал, что это какое-то орудие язычников, возможно мотыга.
Мелисса запрыгала от радости, не обращая внимания на оклики сестер.
– Правда? Могу я взять это в школу?
– Почему бы и нет? Думаю, это сделано, скорее всего, из кости буйвола. Когда будем в следующий раз в Линкольне, можем заглянуть в Моррилл-Холл и спросить.
– Здорово!
Он протянул кость Эмме:
– Ты когда-нибудь видела такое?
– Нет. Никогда. – Она вернула находку его дочери.
– Не зря говорят: белая, как кость, да?
Мелисса покачала головой:
– Белая, как загадка. Белая, как вода.
– Этот ручеек коричневый. Как грязь, – сказал Мэтт. – Что ты видишь в нем белого? Его дочь вздохнула:
– Иногда он белый, когда на него падает солнце.
– Ого.
Эмма сказала, что из нее выйдет художник. Мэтт догадывался, что они видят вещи вокруг по-разному, потому что в его глазах ручей был коричневым, и только.
– Невероятно, что ты что-то нашла, – сказала девочке Эмма. – Покажи мне где.
– О'кей.
Теперь не он, а его дочь взяла Эмму за руку. Мэтт стоял на речном берегу и следил, как они бегут туда, где остальные склонились над холмиком под тополями. Он боялся, что Эмма уедет, когда у Макки перестанет болеть ухо, однако она осталась. Не из-за него, он не строил иллюзий на свой счет, просто Эмма знала, что Рут не справиться с девочками одной. Его тетка по-прежнему почти не вставала с дивана, ковыляла на кухню лишь затем, чтобы поесть, и он знал, каких мучений ей это стоит. Он полагал, что Эмме тоже это известно. Однако что произойдет, когда Рут переедет в свой дом и Эмму больше ничего не будет удерживать?
Мэтт поспешил присоединиться к своей семье. Он знал, что в случае нужды найдет кого-нибудь, кто позаботится о его девочках. Однако заменить Эмму будет непросто.
Его бросало в жар от одних лишь раздумий на эту тему.
Эмма маялась всю неделю, не в силах прийти наконец к какому-то решению. В воскресенье она ездила в Норт – Платт покупать себе платье на те деньги, что приберегла. Она не могла пойти в ресторан (если вообще могла решиться на такой шаг) в джинсах и тенниске. Она купила также бледно-зеленый вязаный свитер под цвет шерстяных носков. И денег еще с избытком оставалось на то, чтобы купить билет на самолет до Чикаго, что при необходимости ей придется сделать.
Она уточнила стоимость билета в маленьком аэропорту Норт-Платта просто для собственной уверенности.
Оставшиеся дни недели были такими же, как обычно. Эмма сопровождала девочек в школу и обратно, покупала продукты, готовила еду и даже (когда не было выбора) хваталась за пылесос и чистила ковры. Макки непрестанно болтала о своем грядущем дне рождения. Как-то днем приходила подруга Марты, чтобы поупражняться в балетном танце. А однажды утром она присоединилась к двум женщинам-матерям и пила с ними кофе в кафе, пока воспитатели детского сада совещались. Она по-прежнему валилась в кровать от усталости около половины десятого, однако больше не плакала, когда не ладилось с приготовлением того или иного блюда. Томсоны в любом случае съедали все.