– Очень даже неплохо, – язвительно усмехнулась она. – Братья научили. Давай садись.
Она указала ему на диван. Он уселся, а Джен примостилась на краешке.
– А ну как полиция вас остановит ещё по пути в столицу? – спросил он.
– Ты хотел сказать «нас»? Нас же двое. Ты ведь тоже едешь, помнишь? Не волнуйся, никто не остановит, – хихикнула она. – Я проверила график работы госслужащих по компьютеру. Скажем так, несколько полицейских из демографического надзора неожиданно получили выходные.
– Ты что, изменила их график работы? Ты и это умеешь?
Джен, хитро блеснув глазами, кивнула.
– Я целый месяц прикидывала, как туда подобраться, но сейчас перед тобой опытный хакер.
Теперь Люк смутно понимал, почему в прошлые встречи она казалась спокойной и счастливой. Для неё словно наступили каникулы, перерыв в напряженной работе по подготовке к митингу. Хорошенько присмотревшись, он увидел в её глазах усталость. Джен была похожа на его мать после двадцатичасовой смены на птицефабрике или отца после того, как он целый день тюковал сено.
Но, в отличие от его родителей, в её глазах было что-то ещё: удача вскружила ей голову!
– А если кто-нибудь обнаружит изменения? И восстановит график?
– Не обнаружит, – покачала головой Джен. – Я тщательно выбирала. Разработала маршруты для всех наших и убрала только нужных полицейских. Ты не рад? После стольких лет мы будем свободны.
Она наклонилась и вытащила из-под дивана стопку бумаг.
– Лучший тайник в мире. Горничной лень там убирать. Ну давай прикинем, я заеду за тобой в десять вечера, и…
Люк обрадовался, что она смотрит на бумаги, а не на него. Он бы не смог взглянуть ей в глаза.
– Хорошо, допустим, по дороге в столицу никого не поймают. Но доберешься ты до дома президента, тут кто-нибудь вызовет полицию, и тогда…
От одной только мысли об этом он пришёл в ужас. Джен это ничуть не смутило.
– Ну и что? – спросила она. – Мне всё равно, кого вызовут, раз мы уже будем на месте. Чёрт! Да я и сама могу вызвать демографический надзор. С толпой в тысячу человек они ничего не сделают, ведь многие из нас родственники правительственных чиновников. Мы заставим их к нам прислушаться. Это революция!
Люк отвёл взгляд.
– Твои друзья… помнится, ты ещё на них сердилась, им это вроде было неинтересно… а если они не придут?
– О чём это ты? – со злостью спросила Джен.
Из-за накатившей паники у него с трудом поворачивался язык.
– Тогда, в чат-руме, они шутили. Карлос, Шон и другие. Ты ещё сказала, что они не воспринимают митинг серьёзно.
– А, тогда… Это было давно. Теперь всё по-другому. Они психологически созрели. Карлос в этом деле – моя правая рука. Ты не поверишь, как он помогает. Ладно, значит, в десять часов, потом восемь часов езды до столицы, и… – заглянув в бумаги, сообщила она. – Какой плакат тебе дать? «Я имею право на жизнь», или «Долой демографический надзор!», или вот ещё… я нашла в старой книге… «Свобода или смерть»?
Люк постарался представить то, что Джен считала само собой разумеющимся. В машину он залезть сумеет. Сидел раньше в пикапе в амбаре… разницы с легковым автомобилем практически никакой. Нужно будет высидеть восемь часов. Тоже не так трудно. Кроме борьбы с нарастающей паникой из-за цели их поездки. А вот как потом выйти на люди перед домом президента? С плакатом? Этого он себе представить не смог. И покрылся холодной испариной.
– Джен, я… – начал он.
– Что?
Джен ждала. Тишина между ними раздувалась, как воздушный шар.
– Я не могу пойти, – с трудом выговорил Люк.
Джен изумленно на него уставилась.
– Не могу, – тихо повторил он.
– Нет, можешь, – резко встряхнула головой она. – Ты боишься, это понятно… любой испугается. Но дело важное. Ты хочешь всю жизнь прятаться или всё-таки изменить ход истории?
– Другого выбора нет? – попытался пошутить он.
Джен не засмеялась. И спрыгнула с дивана.
– Другого выбора. Какого? – Она зашагала по комнате, потом рванула назад к Люку. – Есть. Можешь трусить и надеяться, что кто-нибудь другой изменит для тебя мир. Можешь прятаться на чердаке, пока кто-нибудь не постучит в дверь и не скажет: «Эй, всех «призраков» освободили. Выходи». Ты этого хочешь?
Люк не ответил.
– Ты должен пойти с нами, Люк, иначе будешь ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь. Когда тебе не придётся больше прятаться, даже спустя годы, твой внутренний голос нет-нет, да подскажет: «Я этого не заслуживаю. Недостоин. Я за это не боролся». А ты достоин, Люк, достоин. Ты умный, весёлый и славный и должен жить по-настоящему, а не хоронить себя заживо в старом доме…
– Наверное, я не такой, как ты, и просто не имею ничего против того, чтобы прятаться, – прошептал Люк.
Джен пристально посмотрела ему в глаза.
– Нет, ты такой же. Так же, как и я, ненавидишь сидеть в четырёх стенах. Может, даже больше. Прислушайся к себе. Каждый раз вспоминая, как, бывало, выходил из дома и работал в огороде, ты весь светишься. Оживаешь. Даже если других желаний у тебя нет, разве не хочется, как раньше, по-прежнему выходить на воздух?
Ему хотелось поскорее уйти. Джен была права. Права в каждом слове. Однако это не значит, что он должен идти с ними. Люк съёжился на огромном диване.
– Я не такой смелый, как ты.
Джен схватила его за плечи и заглянула в глаза.
– Да? Сюда ты прийти отважился? И кстати… почему только ты всегда проделываешь этот путь? Никогда не задумывался? Если я намного храбрее, почему не рискую жизнью, чтобы повидаться с тобой?
На это у него нашлась бы тысяча ответов. Потому что я первым тебя нашёл. Потому что в твоём доме безопаснее. Потому что ты мне нужна больше, чем я тебе. У тебя есть компьютер и друзья из чат-рума. Ты ездишь в разные места.
Люк заёрзал.
– Так безопаснее. Отец почти всё время дома. Я… я просто тебя оберегаю.
Джен отступила.
– Спасибо, мой рыцарь, – с горечью сказала она. – У меня и без того много защитников. Если ты так обо мне заботишься, почему бы не помочь мне получить свободу? Говоришь, не пойдешь на митинг ради себя, так сделай это для меня. Я больше никогда тебя ни о чём не попрошу.
Люк вздрогнул. Как не пойти, когда она так ставит вопрос? Только… он не мог.
– С ума сошла, – сказал он. – И я не пойду, и тебе не надо. Слишком опасно.
Джен презрительно на него посмотрела.
– Уходи, – резко сказала она. – Я с тобой только время теряю.
От её слов повеяло холодом. Он встал.
– Но…
– Уходи, – повторила она.
Люк, спотыкаясь, побрёл к двери. Остановился у жалюзи и обернулся.
– Джен, ты не понимаешь, я хочу, чтобы у тебя всё получилось. Надеюсь…
– Одной надеждой ничего не добьёшься. Нужно действовать.
Люк вышел во двор. Он стоял, щурясь на солнце, вдыхая ароматы весенней свежести и опасности. Потом повернулся и побежал домой.
23
Дверь в кухню с шумом захлопнулась, но Люку было всё равно. Он был так взбешён, что перед глазами всё плыло. Какая наглость с её стороны заявить: «Я с тобой только время теряю». Что она о себе возомнила? Он побрёл вверх по лестнице. Она всегда считала себя лучше него, просто потому, что из богатой семьи, хвалилась газировкой и чипсами, своим расчудесным компьютером. Ну и что? Пусть у её родителей куча денег, в ней самой нет ничего особенного. Ведь не она их заработала? И вообще, кто она такая? Просто глупая девчонка. Он уже пожалел, что с ней связался. Только и делает, что хвастается… хвастается да рисуется. И этот митинг – тоже хвастовство: эй, смотрите, я третий ребёнок! Сейчас подойду к дому самого президента, и мне ничего не будет! Хоть бы кто её подстрелил. Может, что-то поймёт.
Люк замер на пороге своей комнаты, не закрыв дверь чердака. Нет, нет, он берёт свои слова обратно. Не дай Бог, если с Джен что-то случится. Колени вдруг задрожали, он опустился на ступеньку, и вся ярость обернулась страхом. А если Джен на самом деле подстрелят? Ему вспомнился плакат, который она предлагала нести: «Свобода или смерть». Неужели она говорила серьёзно? Неужели ожидает?.. Додумывать мысль до конца он не стал. А вдруг Джен не вернётся? Надо бы пойти на митинг, чтобы только её защитить. Но он не мог…
Люк закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от собственных мыслей.
Через несколько часов мать нашла его, сгорбившегося, на ступеньках.
– Люк! Ты меня ждёшь? Потерял всякое терпение? Как прошёл день?
Люк уставился на мать, словно на привидение из другого мира.
– Я… – начал он, готовый выложить ей всё.
У него больше не было сил молчать.
Мать пощупала его лоб.
– Часом, не заболел? Что-то ты бледный… Люк, я тревожусь о тебе целый день. Но потом напоминаю себе: дома ты в безопасности, тебе ничто не угрожает.
Устало улыбнувшись, она взъерошила ему волосы.
Люк сглотнул подступивший к горлу ком и пришёл в себя. О чём только он думает. Про Джен никому говорить нельзя. Он её не предаст.
– Всё в порядке, ма, – соврал он. – Просто долго не был на солнышке. Нет, я не жалуюсь, – торопливо добавил он.
И снова спрятался.
24
Три дня Люк мучился, не зная, как поступить. То решал, что нужно остановить Джен, убедить, чтобы она не ходила на митинг. То думал, что должен к ней присоединиться. Иногда снова приходил в ярость и порывался пойти и потребовать извинений.
Но все порывы требовали встречи с ней, что было совершенно невозможно. Дождь, казалось, никогда не кончится, его потоки унылой серой пеленой закрывали обзор и омрачали настроение Люка, наблюдавшего за внешним миром через отдушину. Было слышно, как внизу вышагивает отец, время от времени бормоча о безвозвратной потере времени и верхнего слоя почвы с каждой каплей с небес. Люк чувствовал себя узником.
В четверг вечером он лёг в кровать, убеждённый, что ни за что не заснёт: он представлял Джен и других детей в машине, постепенно удалявшейся от него и приближавшейся к опасности. Но, должно быть, всё-таки задремал, потому что очнулся в холодном поту в полной темноте. Б