Он придумывал самые безумные планы, когда услышал шаги в комнате с компьютером. Ходил только один человек, и Люк надеялся…
– Могли бы, уходя, убрать за собой разбитое стекло!
Это был голос отца Джен. Люк напрягся, чтобы услышать ответ, но его не последовало. Неужели полиция ушла?
Люк не поднимал головы. Он услышал, как отец Джен вошёл в гардеробную. Потом стянул с Люка одеяло и закрыл его рот рукой. Люк начал вырываться, пока не прочитал слова на листке бумаги, который отец Джен держал у него перед глазами:
«Они ушли. Тебе ничто не угрожает, но МОЛЧИ!!!»
Люк облегченно вздохнул и кивнул в знак согласия. Отец Джен его отпустил и, перевернув листок, начал энергично писать.
«Дом весь в “жучках”».
Люк озадаченно на него посмотрел.
– В… – начал он, потом опомнился и замолчал.
Взял ручку и листок и написал:
«В жучках? Муравьи? Тараканы?»
Отец Джен неистово замотал головой.
«Жучки – скрытые подслушивающие устройства. Полиция всё слышит. Поэтому разговаривать нельзя. Они всегда так делают, если налёт не удался. Даже на мне оставили “жучок”».
Он повернулся и показал на маленький диск, прикрепленный к воротнику.
Люк нахмурился: «А снять нельзя?»
Тот покачал головой.
«Так безопаснее. Пока они думают, что всё слышат, сюда не вернутся».
Он показал на волосатую одежду на вешалке.
«Подкупил шубами. Очень редкими и очень дорогими».
Люк взглянул на шубы. Теперь их, кажется, поубавилось. Это ведь звериные шкуры. Зачем они вообще?
Спрашивать не стал, потому что отец Джен уже строчил дальше.
«Просто купил себе отсрочку. Наверное, моя песенка спета… я ведь не успел послать служебную записку. Скоро всё выяснится».
Люк потянулся за ручкой.
«Что они с вами сделают?»
Отец Джен покачал головой.
«Не знаю. У меня уже было такое раньше. Но сейчас как повезёт. Одно то, что они кинулись сюда со всех ног, значит, на меня кто-то имеет зуб».
Люк прислонился затылком к стене и сразу вспомнил лихорадочные поиски. Он потянулся к листку и написал:
«Где дверь?»
Отец Джен достал новый листок бумаги и, качая головой, написал:
«Двери нет. Просто хотел, чтобы ты прошёл в конец комнаты».
Люк закрыл лицо руками.
Да, врать отец Джен умел. Несомненно. Как после этого ему доверять?
Люк поднял голову и смотрел, как отец Джен пишет что-то ещё.
Он был озабочен, и Люк знал, что доверять ему можно. Что ему стоило выдать Люка и получить за него похвалу начальства и ещё одну награду?
Но как же трудно угадать, когда кто-то лжёт.
Отец Джен показал ему исписанный листок. Там говорилось:
«Так что? Хочешь фальшивое удостоверение или нет?»
Люк сглотнул. Через минуту написал в ответ:
«А если откажусь, со мной ничего не случится?»
Отец Джен, казалось, взвешивал все «за» и «против».
Потом прищурился и написал: «Всё может быть. Сейчас они гоняются за мной, а не за тобой. Если бы они на самом деле думали, что здесь прячется нелегал, то не стали бы брать взятку. Или взяли бы и её, и тебя. Но я тебе советую взять удостоверение».
«А нельзя подождать? Немного подумать?»
Вот чего он хотел. Не столько подумать, сколько спрятаться на какое-то время от раздумий. Ему хотелось вспомнить Джен, погоревать в одиночестве. Не хотелось думать о том, что в законе о народонаселении хорошо, а что плохо, почему его семья едва сводит концы с концами. Не хотелось размышлять об отце Джен и ему подобных, умевших притворяться такими многоликими. Не хотелось решать что-то прямо сейчас, причём такое, что изменит его дальнейшую жизнь.
«Не знаю. Тут дело такое: или сейчас, или никогда», – написал отец Джен.
«Почему?» – нацарапал Люк.
Отец Джен писал долго. Потом повернул лист к Люку.
«Сейчас у меня есть власть. Может, будет ещё завтра. На следующей неделе????? В следующем году????? С нашим правительством не загадывают. Сегодня ты любимый лакей, завтра persona non grata. Никогда не угадаешь. Никакой гарантии».
Люк уставился на бумагу, пока слова не стали расплываться. Придётся решать. Сейчас.
А он-то думал, что остаток жизни проведёт на чердаке, читая и мечтая.
Родители его любили, хотя и заходили на чердак не часто. И как бы ни дразнили его Мэтью с Марком, он был уверен, что они о нём позаботятся, когда родители отойдут от дел. Его жизнь была ограничена, теперь он понимал это лучше, чем когда-либо. Но он привык. Она была безопасной. А развлечь себя он умел. Только…
Люк вспомнил, как скучно он жил до встречи с Джен, как отчаянно хватался за разные дела, пытаясь хоть чем-нибудь заняться, кроме чтения и размышлений. Настолько отчаянно, что рискнул жизнью, чтобы познакомиться с ещё одним ребёнком. Разве ему хотелось провести в отчаянии остаток жизни? Потратить её на пустяки?
А будь у него фальшивые документы, чем бы он занялся?
Ответ неожиданно подвернулся сам, словно он всю жизнь его знал, и разум лишь дожидался вопроса.
Он найдёт способ помочь другим третьим детям выйти из подполья. Не устраивая ещё один трагический митинг, как пыталась сделать Джен, и не с помощью фальшивых удостоверений, что доставал отец Джен. Может, и для него найдётся небольшое дело. Пусть не такое заметное. Изучить возможности, как производить больше продуктов питания, чтобы никто не голодал, сколь бы детей ни было в семье. Или сменить правительство, разрешить фермерам выращивать свиней, использовать гидропонику, чтобы и простые люди, не только богатые, могли жить в достатке. Или придумать, как переселить людей в космос, чтобы на Земле не было такой толчеи и не приходилось вырубать прекрасные леса из-за строительства жилья. Он пока точно не представлял, как воплотить это в жизнь, и даже не решил, какой путь правильный. Но ему хотелось что-то сделать.
Он вспомнил, что говорил Джен в их последнюю встречу: «Историю меняют такие, как ты. А люди, как я, просто принимают жизнь такой, какая она есть». И он в это верил. Так жила его семья. Но может, это неправильно. Может, он преуспеет там, где не получилось у Джен, потому что он не богат… и не ждёт, что мир ему чем-то обязан. У него больше терпения, осмотрительности, практичности.
Только прячась, он ничего не добьётся. Люк прикусил губу.
«Да, я хочу получить фальшивое удостоверение», – вывел он дрожащей рукой.
30
Ли Грант уселся в машину, которая увезёт его с фермы, где он нашёл пристанище после побега из дома. Он заблудился… и уж точно не собирался оставаться тут навсегда. Перед ним был пыльный двор, обезображенный колеёй с комками засохшей грязи, следами тракторов и грузовиков. Он уставился на обветшалый амбар и облупившуюся краску старого дома – всё, что должно быть для него таким чужим, но… Он…
Люк сглотнул, полностью перевоплотиться в новый образ пока не получалось. События развивались слишком поспешно, слишком драматично, его плечи хранили тепло материнских прощальных объятий. Он взглянул на руки, сложенные на коленях, они уже казались чужими на фоне новеньких шуршащих брюк. Залатанные синие джинсы и поношенные фланелевые рубашки остались в прошлом… В багажнике лежал целый чемодан с новёхонькой чудно́й одеждой, над которой он когда-то потешался. Ладно, одежда, но ему хотелось сохранить хотя бы собственное имя. И всё же отец Джен гордился, что ему удалось сохранить те же инициалы.
«В такой-то спешке просто чудо, что ты не превратился в Альфонса Ксеркса», – хвастался он в письме, которое оставил до этого вечером, притворившись, что зашёл попросить родителей Люка опилить иву, свешивавшуюся над участком Толботов.
Настоящий Ли Грант был знатного рода. Он погиб, катаясь на лыжах, за день до этого. Его родители не хотели видеть Люка… «слишком больно», как объяснил отец Джен… но согласились пожертвовать именем сына и его удостоверением личности так же, как когда-то люди становились донорами органов, отдавали сердца и почки. Всё организовала тайная группа, помогавшая третьим детям. Те же люди согласились заплатить за обучение и проживание Люка в частном круглогодичном пансионе. Как будто его перевели туда в середине учебного года в наказание за побег. Он читал о таких заведениях в старых книжках. Как ни странно казалось жить без семьи, но он был очень рад, что не придётся притворяться, что любит чужих родителей.
Сейчас Люк оглядывался на родное крыльцо, где стояли и махали ему вслед мать, отец и Мэтью с Марком. Отец и Мэтью хмурились, Марк был необычно серьёзен, а по лицу матери катились слёзы.
И в тот вечер, когда Люк рассказал всё родителям, она тоже плакала.
Начал он с первого похода в дом Джен, и мать сразу на него напустилась:
– Ой, Люк, как ты мог? Это так опасно… Знаю, тебе одиноко, но, солнышко, обещай, что больше никогда…
– Это ещё не всё, – сказал Люк.
Остальное он рассказывал, не глядя на неё, пока не дошёл до конца и решения получить фальшивое удостоверение личности. Услышав её рыдания, он уже не мог на неё не смотреть: глаза матери покраснели от слёз, и она была совершенно убита горем.
– Нет, Люк. Как ты можешь? Ты же знаешь, как нам тебя будет не хватать, – вздыхала она.
– Но, мама, я не хочу уходить, – вздохнул Люк. – Просто… придётся. Не могу же я провести остаток жизни, скрываясь на чердаке. А что будет, когда вы с отцом не сможете обо мне заботиться?
– Тогда позаботятся Мэтью и Марк, – ответила она.
– Но я не хочу быть обузой. Хочу что-то сделать в жизни. Узнать, как можно помочь другим третьим детям. Изменить…
Всё, о чём он думал под всхлипывания матери, звучало как детский лепет, поэтому он тихо добавил:
– Изменить мир.
– Я не говорю, что это невозможно, – ответила она. – Но до этого ещё пройдут годы. Мы найдём способ добыть для тебя фальшивое удостоверение, когда ты станешь взрослым. Как-нибудь, – она повернулась к отцу Люка. – Скажи ему, Харлан.
– Мальчик прав. Если есть возможность, нужно уходить сейчас, – тяжело вздохнул отец.