Оставалось предпринять еще одну поездку. Однажды утром в середине апреля, поцеловав полусонную Женевьеву, он сообщил, что покидает ее на неделю. Ему показалось, что в ее глазах мелькнуло отчаяние, но он уверил себя в том, что ошибся.
— Не скучай, — сказал Тристан, — и не беспокойся, к свадьбе я вернусь.
В Бедфорд-Хите он не был уже три года, ему давно следовало проверить, что происходит в поместье. Его сопровождали Джон и Томас Тайдуэлл. Все было почти так, как в тот давний роковой день, когда все трое увидели последствия жуткой бойни.
Погода была хорошая, сумерки подступали медленно. Тристан заметил, что поля уже вспаханы, дома с соломенными крышами восстановлены. В полях трудились крестьяне, а их жены выбегали навстречу Тристану и радостно приветствовали его.
Этим вечером он поужинал в зале вместе с Джоном и Томасом, в окружении преданных слуг. Здесь собрались стражники и священники, стряпчие и ремесленники. Позвав управляющего и начальника стражи, Тристан занялся делами. Только поздно ночью он лег спать.
Ему снилась Женевьева — она то грациозно шла по коридору и галерее, то сидела с рукоделием перед камином, то играла на арфе, то раскладывала пасьянс, то радостно улыбалась. Он слышал ее шепот, чувствовал ласки. Встав, Тристан направился в детскую, улегся там и долго смотрел в темноту, предаваясь воспоминаниям. На следующий день состоялась церковная служба по усопшим. Глядя на мраморные надгробия, Тристан понял, что испытывала Женевьева на Рождество.
Скульптору удалось передать черты Лизетты. Казалось, ее глаза вот-вот откроются, а губы тронет улыбка. Она как будто хранила какую-то тайну. Тристан надеялся, что теперь Лизетта на небесах и забыла о земных страданиях.
В последующие несколько дней у него не выдалось свободной минуты. В отсутствие Тристана Бедфорд-Хит процветал, но последние несколько месяцев Томас провел в Ирландии, поэтому дел скопилось немало. Прежде Тристан думал, что никогда не вернется сюда и уж тем более не захочет здесь жить. Но эта земля, титул и дом принадлежали ему. Он собирался жениться на Женевьеве и хотел, чтобы его наследник жил здесь в довольстве и покое.
Священник предупредил, что в доме несколько раз видели привидения, но Тристан прервал его нетерпеливым взмахом руки. Что ж, пусть отец дает ему советы, брат смеется его шуткам, Лизетта навещает его… Вернувшись сюда, он с удивлением обнаружил, что не чувствует прежней режущей сердце боли. Тристан сразу смирился с приказом Генриха, более того — порадовался ему. Он был готов жениться, начать все сначала и здесь, у мраморного надгробия Лизетты, понял, что вправе любить. Нельзя допустить еще одну ошибку. Женевьева станет его женой, он усмирит ее и выкажет нежность.
Вечером Тристан отправился в обратный путь, пробыв в поместье дольше, чем рассчитывал. Повидавшись с королем, он поспешил в комнату Женевьевы. Сердце его неистово колотилось. «Ты закаленный в боях воин, — сказал себе Тристан, — и должен хранить спокойствие».
Джон и Эдвина встретили его в коридоре. Эдвина мило покраснела.
— Тристан, Женевьева ни о чем не подозревает, но так сердится на тебя! Я уверяла, что ты вернешься, но… — Она потупилась. — Роды приближаются, она в растерянности…
— А значит, стала еще вспыльчивее, чем прежде! — заключил Тристан.
Эдвина кивнула.
— Я сказала, что мы едем в город, туда, где не встретим ни одного знакомого. Женевьева предположила, что король пригласил нас в новый дворец…
— В таком случае ведите ее сюда.
— Может, вам лучше поехать вдвоем?
— Эдвина! — укоризненно протянул Джон. — Ну что ты такое говоришь! Она наверняка заподозрит неладное…
— Решили оставить меня наедине с этой фурией? — насмешливо осведомился Тристан.
— Нет! Просто я не желаю участвовать в обмане!
— Вы не хотите, чтобы ваша племянница стала хозяйкой поместья, а ее ребенок — законнорожденным?
— Ну хорошо! Идем! — смирилась Эдвина и вместе с Джоном направилась за Женевьевой.
— Вы должны вести себя, как влюбленные после долгой разлуки, — напомнил им Тристан.
— Лучше уж я притворюсь, что навеселе, — отозвался Джон.
Тристан открыл дверь комнаты и улыбнулся. Женевьева выглядела великолепно. Его охватила нежность: она надела на голову подаренное им украшение. Ее локоны падали на щеки и блестели в лучах солнца. Платье было подпоясано под самой грудью, пышная юбка, отделанная мехом, скрадывала живот. Женевьева поднялась. Ее глаза сверкали как звезды, губы дрожали. Тристан понял, что она соскучилась и с нетерпением ждала его…
— Доброе утро, Женевьева.
— По-вашему, оно доброе?
— Женевьева, не затевай ссору! — Эдвина нахмурилась. Тристан, предложив Женевьеве руку, сказал, что им пора.
— Мы поедем в экипаже?
— Нет, нельзя, чтобы тебя растрясло.
Они быстро прошли по коридору. В длинной галерее им повстречался эрл Ноттингем. Тристан помахал ему и двинулся дальше, мимо ночных стражников, к большим воротам. Увидев, куда они направляются, Женевьева покраснела.
— Тебе нездоровится? — встревоженно спросил он.
— Нет, все хорошо.
— Ты… стыдишься своего положения?
Она вспыхнула:
— Да!
— Зря.
— Я не стану твоей женой, Тристан.
— Тогда Генрих отдаст тебя какому-нибудь безобразному старику.
— И поделом тебе!
— Но пострадаешь-то ты, а не я.
Томас, который шел следом, услышал их разговор.
— А еще у него могут оказаться жирные губы. И он будет рыгать в постели.
— Томас, не найдете ли себе другую жертву? — возмутилась Женевьева.
— Ни в коем случае! Поскольку Тристан — мой господин, у меня на это нет времени.
— Когда родится ребенок, — отозвался Тристан, — у тебя появится время, ты вернешься в Бедфорд-Хит, а мы уедем в Иденби.
— Кто это «мы»? — изобразила удивление Женевьева. — Ведь я принадлежу старому лорду с жирными губами.
— Какая горькая участь! — воскликнула Эдвина. Все рассмеялись и двинулись дальше.
Женевьева взглянула на Тристана и, охваченная желанием, заставила себя припомнить их поединки и свое поражение.
— Я не стану твоей женой, Тристан. И никакими ужинами и развлечениями ты не заставишь меня изменить решение. Клянусь, такого удовольствия я тебе не доставлю.
Он улыбнулся. Через несколько минут они подошли к живописному каменному дому. Слуга в ливрее встретил их у двери, но Женевьева не узнала ни цвет ливреи, ни герб на плече.
— Кому принадлежит этот дом? — спросила она.
— Одному из друзей короля, — уклончиво ответил Тристан и провел ее в столовую.
Женевьева помедлила у стола. С высоких потолочных балок свисали знамена, стены были украшены разнообразными гербами. Тристан подошел к ней и галантно отодвинул кресло.
— Садись, дорогая.
— Я тебе не «дорогая» и вполне могу постоять.
— Это ни к чему. Не бойся, я расположусь подальше.
Наконец все разместились за столом. Слуги в роскошных черных ливреях с бледно-зеленой отделкой прислуживали гостям. Разлили вино, подали множество блюд — от угрей до нежнейшей говядины, рыбу, дичь, редкостные фрукты. Ужин занял немало времени. Тристан, пристально наблюдавший за Женевьевой, радовался тому, что она нервничает и часто подносит к губам кубок.
Эдвина направляла беседу, Джон и Томас часто смеялись. Только Женевьева и Тристан молчали. Наконец назначенное время наступило, Тристан кивнул Джону и направился к Женевьеве, которая в этот момент говорила Эдвине, что этот дом ничуть не похож на постоялый двор или таверну. Переглянувшись е Джоном, Тристан повел Женевьеву по коридору, но не к той двери, через которую они вошли.
— Тристан, это дом короля? — спросила она. — Ты никому не заплатил за еду и услуги! А где же другие гости? И потом, ты сбился с пути. Не припомню, чтобы мы шли по этому коридору.
Тристан ввел ее в часовню епископа Саутгейта, и Женевьева сразу заподозрила неладное. Еще бы, у алтаря ждал сам епископ с двумя причетниками.
— Нет! — воскликнула Женевьева. — Нет, Тристан, этого не будет! Эдвина, нет! Это незаконно! Вы не посмеете! — И она попыталась высвободиться.
— Черт побери, Эдвина, она слишком мало пила! — С яростью прошептал Тристан.
— А что мне было делать? — возразила Эдвина. — Не могла же я напоить ее силой!
Тем временем задыхающаяся Женевьева колотила Тристана в грудь обоими кулаками.
— Женевьева, ты выйдешь за меня, даже если мне придется связать тебя и заткнуть рот.
— Тише, тише! — К ним приблизился епископ — седовласый мужчина с суровым лицом и добрыми глазами. — Детка, ты ждешь ребенка от этого человека. Король желает, чтобы вы поженились. Рассуди здраво…
Но Женевьева не слушала: она взмахнула рукой, задев плечо епископа. Тристан перехватил ее руку и извинился перед священником.
— Я подожду вас у алтаря, — сказал епископ.
— Женевьева! — взмолилась Эдвина.
— Сукин сын! — выпалила Женевьева, глядя на Тристана горящими глазами. — Ублюдок, подлец, негодяй!
Он зажал ладонью ее рот и повел к алтарю. За ними в тревожном молчании следовали Томас, Джон и Эдвина. Тристан остановился у алтаря, не выпуская из объятий Женевьеву и продолжая зажимать ей рот. Его рубашка была разорвана, волосы упали на лоб, он тяжело отдувался.
— Прошу вас, святой отец. Мы готовы.
Служба началась. Епископ явно спешил, читая молитву, предшествующую брачной церемонии. Тристан охотно принес клятву верности. Пришла очередь Женевьевы. Она ждала, едва сдерживая слезы. Тристану придется разжать ей рот, и вот тогда…
— Женевьева Левеллин… — епископ перечислил все ее титулы. — Согласны ли вы…
«Никогда! Еще чего! Повиноваться, любить и беречь? Этого не будет!»
Наконец Тристан убрал руку, и Женевьева открыла рот.
— Да я…
Ладонь Тристана вновь зажала ей рот — как в тот день, когда она пыталась позвать монахинь на помощь. Женевьева чуть не задохнулась. Она забилась, пытаясь вывернуться из кольца крепких рук, но Тристан велел епископу продолжать. Священник даже бровью не повел.