— Вот лучшая стимуляция родов для Эльзы, — сказала Джун, когда невеста с большим трудом, поддерживая обеими руками живот, выбиралась из крохотного автомобильчика.
Когда молодые вышли из машины, по залу прокатился шквал аплодисментов, сопровождавшихся лихим разбойничьим посвистом. Пока братья Бриджхауз выводили «Мини-Купер» из студии и ставили на парковку, Йен с Эльзой проследовали к высокому помосту, сколоченному у противоположной от входа стены.
Одетта с приоткрытым от удивления ртом обозревала воздвигнутые в ангаре декорации, состоявшие из пятидесяти крохотных деревцев, обрызганных из распылителя золотой и серебряной краской. Центр студии представлял таким образом подобие полянки в волшебном лесу. Полы были устланы золотыми и серебряными покрывалами, на которых предстояло расположиться гостям.
— Теперь я понимаю, что они имели в виду, когда говорили о свадебном пикнике, — рассмеялась Одетта, раздвигая ветви золотых деревьев и поглядывая по сторонам. Она высматривала ярко-красное платье своей хозяйки, исчезновение которой стало вызывать у нее сильное беспокойство.
Когда зажегся верхний свет, можно было увидеть десятки свисавших с потолка, наполненных блестками аквариумов, в которых сидели одетые в свадебные костюмы куклы Барби и Кен. Все было нарочито безвкусно, блестело, сверкало и переливалось. Короче, это был чистейший китч в духе Эльзы.
— Общий привет, — сказал между тем в микрофон Дункан, чей голос мгновенно подхватили и разнесли по всему залу расставленные по углам динамики, обклеенные выполненными на пенопласте портретами молодой четы.
— Кто это рисовал? — спросила Одетта.
— Стэн, насколько я знаю, — ответила Джун.
Одетта с удивлением на нее посмотрела. Оказывается, Стэн с Саскией так близко сошлись с Эльзой и Йеном, что последние предложили Стэну принять участие в оформлении их свадебного торжества. Надо признать, при этом известии Одетта испытала ревнивое чувство: Стэн был ее другом, и ей было неприятно, что он дарит своей дружеской привязанностью кого-то другого. Одетта пришла к выводу, что за время ее отсутствия в Лондоне у ее друзей и знакомых произошло в жизни множество изменений, и накопилась масса новостей, о которых она не имела представления. Приходилось с прискорбием констатировать, что если у человека кончаются деньги, то его социальная, так сказать, общественная жизнь тоже начинает сходить на нет.
— Мы с Джеем скоро уезжаем в Штаты, — сообщила Джун. — По этой причине я хочу видеть всех вас как можно чаще. Но когда я звоню тебе на ферму, у Сид обычно занято. В тех же редких случаях, когда мне удается с ней пообщаться, она говорит, что не может тебя найти. Но ты, надеюсь, не забыла, что я жду тебя на вечеринке?
— На какой вечеринке?
— Разве Сид не передала тебе мое сообщение? — Удивлению Джун, казалось, не было предела. — Вечеринка состоится накануне нашего отъезда, в следующую пятницу, в доме моих родителей. Соберутся все старые друзья. Посидим, вспомним прошлое…
Гости уже пропустили по несколько стаканчиков «Любовного зелья», страшно расшумелись, и Дункану вряд ли бы удалось привлечь их внимание, если бы он не включил динамики на полную мощность.
— Эй, люди! — гаркнул в микрофон Дункан. — Прошу вашего внимания. Итак, как вы уже, наверное, поняли, Эльза и Йен сегодня поженились…
Прокатившийся по залу очередной восторженный вопль снова заглушил голос оратора. Когда гул приветствий смолк, Дункан щелкнул пальцем по микрофону, чтобы проверить динамики, и продолжил свою речь:
— В глазах закона Эльза и Йен, можно сказать, уже муж и жена. Мистер и миссис Коклэн, если хотите. Но это в глазах закона. Нам же кажется, что они еще не окрутились по-настоящему.
В эту минуту Одетта увидела Сид. Она что-то говорила одному из своих сыновей, который делал вид, что не замечает ни ее присутствия, ни обращенных к нему слов и слушает одного только Дункана.
— Так что, пока они не дадут брачный обет, не споют нам торжественную свадебную песнь, — продолжал разглагольствовать Дункан, — и не обменяются в нашем присутствии кольцами, будем считать бракосочетание недействительным.
Толпа снова разразилась аплодисментами и приветственными криками. К микрофону вышли Йен и Эльза и стали лицом к лицу друг к другу.
— Я, Йен Колин Уолтер Коклэн… — начал Иен дрожащим от волнения голосом, — отдаю свое сердце, жизнь и душу тебе, Эльза Мунбим Бриджхауз…
— Мунбим! Подумать только, — взревела от восторга Джун. — А Эльза-то всегда говорила, что М в ее полном имени означает «Мария»!
— …желаю тебе благоприятной кармы, а также найти «инь» для своего «ян» и жить в вечной гармонии со своим духом… — продолжал между тем вдохновенно повествовать Йен.
Одетта отыскала глазами свою хозяйку. Та, не стесняясь слез, положила руку на плечо стоявшего рядом с ней сына, который тут же небрежным движением стряхнул ее с себя. Когда Сид повторила попытку и даже попробовала взять сына за руку, тот не только довольно грубо ее оттолкнул, но, прежде чем от нее отойти, что-то прошипел себе под нос. Одетта сразу поняла, что ничего особенно хорошего он матери не сказал, поскольку Сид переменилась в лице, побледнела, бросилась к выходу.
Одетта помчалась следом…
Она обнаружила свою хозяйку на парковке у «Астон-Мартина». Лицо у Сид было залито слезами, и она дрожащими руками рылась в сумочке, пытаясь, очевидно, отыскать платок.
— Возьмите мой, — предложила Одетта.
— Не нужен мне твой платок, — зло бросила ей Сид. — Мне нужны ключи, а вот их-то я как раз найти и не могу.
— Это потому, что они у меня. — Приглядевшись, Одетта поняла, что ее хозяйка за сравнительно короткий период времени проглотила как минумум полдюжины порций «Любовного зелья». — Скажу сразу: ключи я не отдам. Во-первых, не хочу, чтобы вы пропустили свадьбу своей дочери, а во-вторых, в таком состоянии нельзя садиться за руль. Так что возьмите себя в руки и возвращайтесь в зал.
— Да как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне! — срываясь на визг, закричала Сид. — Ах ты неблагодарная сучка! И это после всего, что я для тебя сделала!..
— Хватит кричать, меня этим не испугаешь, — жестко сказала Одетта, захлопывая дверцу «Астона», которую Сид уже было открыла. — Еще раз настоятельно вам рекомендую взять себя в руки, сделать хорошую мину при плохой игре и как ни в чем не бывало возвращаться к гостям. Если вы этого не сделаете, то будете сожалеть до конца своих дней.
Сид хотела что-то сказать и уже открыла было рот, но промолчала. На лице у нее попеременно проступали гнев, злость, раздражение и сильнейшее удивление. Обретя вновь дар речи, она пробормотала:
— То же самое примерно сказал мне сегодня утром твой приятель Джимми.
— Правда? — Одетта была удивлена, что они с Джимми, как выяснилось, имели по этому вопросу одинаковое мнение.
Сид согласно кивнула и, взяв у Одетты бумажный платочек, высморкалась.
— Он сказал, что я напоминаю ему его мать. Филли Риалто — так, кажется, ее зовут? Я помню ее, шикарная была дама. Но с тараканами в голове — тут ничего не скажешь. Тоже, знаешь ли, умотала от него в детстве… — Прислонившись к сверкающему крылу «Астон-Мартина», Сид не то всхлипнула, не то рассмеялась.
Взяв Сид под руку, Одетта сказала:
— Давайте все-таки вернемся.
Сид кивнула, сунула за обшлаг рукава платочек и отлепилась от своей машины.
— У этого Джимми такой прямой характер. Все как есть говорит в глаза. Это далеко не всегда приятно, не правда ли?
— Прямой характер? У Джимми? — наморщила лоб Одетта. — Честно говоря, я не знаю его настолько хорошо, чтобы это утверждать.
— У него свое собственное видение мира, — продолжала, успокаиваясь, говорить Сид. — И оно сильно отличается от того, как воспринимает жизнь другой твой приятель — малыш Калум. Вот он напрочь лишен всяческих иллюзий. Как и мой Джоб. Ты что — решаешь сейчас, кого из этих парней предпочесть?
— Ничего я такого не решаю… — пробормотала Одетта. Она никогда еще не слышала, чтобы кто-то называл Калума «малышом».
— Когда вернемся домой, я обязательно тебе погадаю на них, — пообещала ей Сид. — Кстати, Джимми сказал еще одну вещь, которая мне запомнилась: что некоторых людей любовь делает отчаянно смелыми, но большинство, наоборот, страшно ее боится. — Она вынула из-за обшлага платочек и снова высморкалась. — Ты, по его мнению, относишься к разряду людей, которые боятся любви.
— Да что он, черт возьми, о себе возомнил? Что он доктор Фрейд? — вспылила Одетта. Открыв дверь на студию, она вежливо пропустила Сид вперед.
— Ничего он не возомнил, просто он твой…
Оглушительный шум заглушил слова Сид. Стоявшая на помосте Эльза отчаянно выкрикивала в микрофон:
— Мам, ну где ты? Тебя просят на сцену. Мам!
Повинуясь призыву дочери, Сид, расталкивая острыми локтями публику, направилась к помосту. Одетта же продолжала раздумывать над ее словами. Она не могла отделаться от мысли, что Сид сказала: «Он твой Рыцарь круга».
Церемония между тем продолжалась и заняла не меньше времени, чем церемония представления членов нового кабинета министров. По странной прихоти судьбы, отец Эльзы, Сид и По, которые в последний раз встречались на суде более двадцати лет назад, теперь стояли на помосте бок о бок, представляя собой как бы единое целое.
— Взгляните на По! — воскликнула Одетта. По маленькому фарфоровому личику японки, которое прежде казалось столь бесстрастным, текли крупные, как горох, слезы. А еще через минуту японка и Сид по-дружески обнялись. Глаза у Одетты снова оказались на мокром месте, поскольку трое из четверых братьев Бриджхауз подошли к мачехе и матери и тоже стали с ними обниматься. Четвертого братца, самого упрямого, подвел к женщинам, предварительно схватив за воротник, лично папаша Бриджхауз.
Когда со всеми церемониями было покончено, вечер начал раскручиваться со скоростью хорошей динамо-машины. Во всяком случае, официантки носились по залу так быстро, что гостям, чтобы ухватить что-нибудь с подносов, тоже приходилось пошевеливаться. Музыка же грохотала так, что вести нормальную беседу было практически невозможно и, чтобы тебя услышали, нужно было кричать. Свет, наоборот, пригасили, и узнать кого-либо из знакомых в наступившем полумраке представляло известную проблему.