во прекрасных и живописно расположенных зданий.
В районе деревни Упши130, после дневного перехода по раскаленному гравию, я оставила позади стремительный оливково-зеленый Инд, вдоль которого следовала от моста Кхалси, в месте, где в него вливаются бурные воды Упши, несущиеся через настолько узкое ущелье, что тропу, идущую вдоль края пропасти, пришлось расширять и укреплять жердями. Большой обвал снес некоторые участки тропы, так что нам предстояло несколько раз пересечь реку вброд. По слухам, это было очень опасно, буквально накануне несколько мулов унесло течением и они утонули, бурный поток поглотил немало грузов и унес жизнь одного местного путешественника. Мой караван отправился в путь на рассвете, чтобы пересечь реку в месте с самым низким уровнем воды и подняться в ущелье, представляющее собой абсолютно лишенную растительности расселину в блестящих скальных породах с фантастически слоистой структурой. Когда мы в первый раз переходили реку вброд, Мандо сбило с ног и отнесло немного ниже по течению. У второго брода поток был настолько бурным и глубоким, что караван с ценным грузом стоял там уже два дня, не решаясь на переправу. Мои лахули, которые никогда не отличались особой выносливостью, уселись на землю, рыдая и колотя себя в грудь. Вьючные животные ― самое ценное, что у них есть, а в «злой» реке, по их словам, живет «демон», парализующий ноги лошадей. Большой опыт путешествий и общения с жителями Востока научил меня преодолевать трудности самостоятельно. Я подозвала двух стоявших на противоположном берегу мужчин, им удалось перейти реку, шатаясь и держа друг друга под руку. Тогда я взяла две крепкие веревки, которые всегда вожу с собой, одной из них я обвязала двух мужчин, привязав свободный конец к поводу Гьялпо, а другой ― Мандо и проводников, велев им держаться за крепкие ремни, прикрепленные к седлу сзади. Такой компактной группой мы благополучно преодолели неистовый и парализующе ледяной поток. А затем аналогичным образом переправили на другой берег всех вьючных животных, и лахули на радостях принялись возносить хвалу своим богам.
В Гья131, последней на территории Ладакха пустынной деревне, я застала за работой натуралиста, которого уже дважды встречала прежде, и продолжила путешествие в его дружеской компании. Одиннадцатидневный переход через безлюдную пустыню прошел гладко. Читатель, вероятно, уже понял, что высота всех долин Инда, Шайока и Нубры, занимающих большую часть провинции Ладакх, составляет не менее 9 500 футов, на остальной территории вздымаются покрытые ледниками и снежными полями отвесные горы высотой от 18 000до 25 000 футов, а деревни в этих краях построены в основном на аллювиальной почве, где существует возможность орошения. Однако у района Рупчу есть свои особенности.
Гья и Дарча132, первую деревушку округа Лахул, разделяют три огромных перевала: Таглунг (18 150 футов), Лахаланг (17 500 футов), и Баралача (16 000футов), главную трудность при подъеме на них представляет чрезвычайно разреженный воздух. Горы этого региона имеют высоту от 20 000до 23 000футов, они редко бывают отвесными или живописными, за исключением, пожалуй, двух громадных красных остроконечных скал, охраняющих перевал Лахаланг, однако это не самостоятельные образования, а чудовищные, иссушенные солнцем выступы разрушенных гор. Между перевалами на высоте от 14 000до 15 000футов раскинулись замечательные плато, где с удовольствием устраивают привалы караваны. Здесь мало постоянных рек или ручьев, вода в озерах соленая, кое-где на плато и у родников встречается скудная растительность, главным образом душистые травы, однако в целом Рупчу ― это засушливая гравийная пустыня, которую населяют не более пятисот кочевников. За десять дней пути по верховым тропам, на создание которых было затрачено немало труда, единственными свидетельствами присутствия человека были едва заметные следы, оставленные караванами, и грубые каменные валы, за которыми путешественники могут укрыться от ветра. Стада грациозных и прекрасных киангов133, которых одни натуралисты относят к диким лошадям, а другие ― к диким ослам, совершенно спокойно пасутся на расстоянии выстрела от тропы. Прежде я считала Ладакх ветреным, но настоящая родина ветров ― Рупчу, поэтому передвигаться следует только в самое тихое время. К счастью, ветер поднимается как по расписанию: ровно с девяти часов утра до половины третьего дня дует южный или юго-восточный ветер, а с девяти часов вечера до пяти утра ― северный или северо-восточный. Полная тишина ― большая редкость. Сильно разреженный воздух, несущийся с огромной скоростью, лишает путешественника возможности дышать, мгновенно обветривает кожу на лице и руках, а также парализует вьючных животных. Ни человек, ни зверь не в силах противостоять этой стихии. Лошади обращаются в бегство и сбиваются в кучу, а люди строят стену из багажа и укрываются с подветренной стороны. Не менее страшен испепеляющий жар солнечных лучей. На перевале Лахаланг, на высоте более 15 000метров, температура достигала 152 градусов по Фаренгейту, что всего на 35 градусов ниже точки кипения воды в том же регионе, которая составляет 187 градусов по Фаренгейту. Впрочем, температура ставит рекорды не только днем, ночью она круглый год опускается ниже точки замерзания, даже в августе разница температур за двенадцать часов нередко превышает 120 градусов по Фаренгейту! Как бы то ни было, кочевникам Рупчу столь экстремальный климат по душе, они считают, что Лех следует посещать только зимой, а долины Кулу и Кашмир, по их мнению, и вовсе малярийные болота!
Мы преодолели перевал Тогланг высотой 18 150 футов, испытывая при этом куда меньше дискомфорта от горной болезни, чем на перевалах Дигар или Кхарзонг. Гьялпо вез меня всю дорогу, хотя и останавливался каждые несколько ярдов, чтобы перевести дух. Затем последовал долгий и унылый переход к лагерю в местечке Цала, где чангпа проводят четыре летних месяца. Наши проводники и вьючные животные заблудились и догнали нас только на следующий день, в результате чего моим слугам пришлось спать прямо на снегу без укрытия. Новости в пустынных местах распространяются как лесной пожар. Однажды вечером, двигаясь вдоль ручья вверх по длинной и однообразной долине, я заметила несколько движущихся точек на гребне холма, а затем вниз хлынула волна скачущих всадников. Буквально за секунду до того, как снести нас с Гьялпо, их кони встали на дыбы, а всадники в одно мгновение оказались на земле, коснулись ее лбом, подарили мне блюдо с абрикосами, а в следующую секунду уже вскочили в седла, помчались вверх по долине и вскоре скрылись из виду. Еще через полчаса на нас накатила вторая волна всадников, вождь спешился, упал ниц, поцеловал мне руку, вскочил в седло и галопом повел за собой соплеменников, они скакали вокруг нас, все больше сужая кольцо, пока не образовали нечто наподобие эскорта. Затем перед нами предстала следующая картина: высокогорное плато со скудной растительностью, сорок стоящих в ряд невзрачных черных шатров, сияющая на солнце бурная река, пустынные холмы, тянущиеся к лагерю длинные вереницы белых овец, несущиеся вниз по склонам холмов яки, бегущие нам навстречу мужчины, фигуры женщин и детей, отчетливо виднеющиеся вдали на фоне золотого заката. Вечер был прохладным и влажным.
Двое мужчин взяли моего коня под уздцы, а еще двое ― за стремена, однако Гьялпо лягал их направо и налево под взрывы хохота, после чего, неистово жестикулируя и крича «Кабардар!», меня торжественно перевели через реку и сняли с лошади. Наше появление взбудоражило кочевников. Одни скакали на лошадях, демонстрируя мастерство верховой езды, другие приносили абрикосы и шарики из муки с абрикосовым маслом или же бежали к своим шатрам и возвращались с коврами, третьи расчищали место для лагеря от камней и сооружали каменную платформу, а в это время на дойку вели стадо коз, изысканно белых от ежедневного плавания в реке. Нас все плотнее окружали женщины и дети, однако бенгальский слуга мистера ** пригрозил им кнутом, началась паника, и женщины бросились врассыпную, как зайцы. Мои слуги уже давно были приучены вежливо обходиться с местными жителями, так что я как следует отчитала обидчика и даже сумела заманить всех беглецов обратно, показав им свои наброски, которые вызвали невероятный восторг, и многие стали просить меня нарисовать их портреты! Несмотря на раскосые монгольские глаза, гопа был вполне привлекательным молодым человеком с красивым носом и ртом. Помимо подпоясанной рубахи из грубой саржи, как у всех, у него была отороченная мехом красная шапка, серебряная чернильница в форме рога, яркендский нож в серебряных ножнах с чеканкой за поясом и кожаные башмаки канареечного цвета с загнутыми вверх носами. То, что чангпа приготовили для меня один из своих шатров и расстелили на полу несколько ковров собственного изготовления, наглядно свидетельствовало о безграничном желании оказать мне, другу их «благодетеля» мистера Редслоба, радушный прием. Затем мне предложили посетить все шатры вместе со старейшинами племени.
Глава V. Климат и природные особенности
Предыдущая глава завершилась на том, как я вместе со старейшинами чангпа отправилась посещать шатры, эта торжественная церемония завершилась лишь с наступлением ночи. Я посетила все пятьдесят шатров и в каждом из них на меня пытался наброситься огромный и свирепый тибетский мастиф, удерживаемый женщиной немногим больше его самого, и повсюду меня угощали сыром и молоком, от которых я вежливо отказывалась. Иными словами, мне оказали очень радушный прием в знак уважения к «великому отцу», мистеру Редслобу, который называл этих людей «самыми бесхитростными и добрыми на свете».